Но желание подгоняло ее, а ноги несла вперед. Улыбка, которую погасили сомнения, вновь озарила ее лицо. Одрис надеялась, что слуги ничего не скажут тете. Но даже, если они сделают это, она сможет оправдаться тем, что вошла только на одно мгновение, чтобы отдать травы. И Эдит подумает, что это еще одно проявление ее великодушия.
Хью не ощущал усталости, пока не окунулся в теплую воду. Его одолевали и беспокойство о Тарстене, и желание Одрис. Хью боялся этого желания, но оно наполняло все его тело. Сейчас он просто, закрыв глаза, прислонился к стенкам лохани, успокоенный действиями слуг, и смутно слыша их тихий разговор. Но все было настолько безразлично, что он не прилагал никаких усилий, чтобы понять, о чем они говорили на своем гортанном языке, хотя Хью мог воспринимать английский язык, когда пытался это делать. И тем не менее этот шепот добавлял комфорт, и когда он внезапно прекратился, Хью открыл глаза и вздрогнул. На пороге комнаты стояла Одрис. В руках у нее был пряничный мешочек, который она протягивала, как будто хотела предложить его слугам. Девушка ничего не говорила, но Хью видел, что ее глаза были устремлены на него. Он не заметил, как отпрянули слуги, как будто они были удивлены или напуганы. Они в ожидании смотрели на Одрис, и у него не было времени удивляться их странному поведению. От взгляда Одрис бросало то в жар, то в холод. Хью охватила нервная дрожь. Ее замешательство могло бы показаться вполне естественным, если бы длилось не так долго. Одрис просто опешила при виде его нагого тела.
— Вы что-нибудь желаете, демуазель Одрис? — в отчаянии Хью нарушил тишину. Голос его звучал сильно и резко, но слова… Он вновь вздрогнул, поняв, что он ей что-то сказал.
Сраженная его резким и сердитым голосом, Одрис глубоко вздохнула и, отведя взгляд от тела Хью, посмотрела ему в лицо. Она сразу увидела, что он совсем не был сердит. Выражение его лица было скорее смущенным, и она снова удивилась и подумала, что сделала что-то не совсем
В то же время она поняла смысл сказанных Хью слов.
Злые, неукротимые искорки озарили ее глаза. Она была готова захохотать.
— Только доставить вам удовольствие, — мягко ответила она, сделав вид, что не понимает, что ее ответ мог означать для него, и направилась к нему. Хью втиснулся, насколько мог, в лохань, которая предназначалась для людей меньших габаритов. Он боялся пошевелиться, сел на корточки, но и это с трудом помогало ему. Тогда инстинктивно он выпрыгнул в сторону, подальше от Одрис. Она остановилась. Глаза ее скользили по его широким могучим плечам и груди, мускулистым рукам. Капельки воды на теле ярко блестели, и неровное пламя факелов отражалось и сверкало в них. Последний взгляд скользнул ниже, по напрягшимся мускулам крепких бедер. Она раскрыла рот, и быстрый, будто змеиный, ее язык скользнул по губам.
Странное выражение исчезло с ее лица, и она вновь двинулась вперед. Он начал было уже сомневаться, была ли Одрис в здравом уме, но в этот момент она развернула свой узелок и высыпала размельченные травы в воду. Тепло и влага еще больше усилили запах трав, и комната наполнилась сильным и чистым ароматом. Все, и даже Хью, с облегчением вздохнули.
— Вот так, — сказала Одрис, посмеиваясь. — Разве это вам не нравится? Хорошие травы доставляют удовольствие во время мытья и освежают тело.
— Маленькая чародейка, — выдохнул Хью так тихо, чтобы эти слова не долетели до слуг, и продолжал уже более громким голосом. — Подождем до завтра, демуазель. Я докажу вам, что умею быть благодарным.
Одрис засмеялась, уловив в его словах игривый вызов, затем еще раз бросила взгляд на его тело и увидела наконечник его копья, взметнувшегося между бедер, повернулась и выбежала. На этот раз она скрылась под крышей своей башни. В своей комнате она стояла и, пристально глядя на ткацкий станок, видела свой законченный гобелен. И что же там вырисовывалось? Итак, Хью только дразнил ее. Впрочем, так же, как и она его, или это вздымающееся копье действительно раскрывало правду, скрытую под игровыми словами? И потом в ее картине не было никакого пророчества, и… Ну и что? Отчетливый образ Хью все время стоял у нее перед глазами. Тело было чистое там, где солнце и ветер не задубили его кожу, и почти не покрыто волосами. Только небольшой перевернутый треугольник вьющихся волос, таких же рыжих, как и на голове, располагался на груди у гортани и опускался почти до пупка. То, что было ниже, она из-за воды едва видела, но казалось, что скудная растительность, начиная от пупка, переходила в густую копну волос, из которой вздымалось готовое к бою копье.
Одрис медленно отошла от ткацкого станка и села на стул. Если бы ее картина могла предсказывать, то Одрис узнала бы, что завтра она уже не будет девственницей. Желание, возникшее у нее в паху, настойчиво возрастало. Она устроилась на стуле и вздохнула. Она теперь знала, что хотела Хью, так же как кобыла желала жеребца или олениха — оленя. Яркие сексуальные картины проносились в ее голове. Она трепетала от желания, сжимая руками тело, съеживаясь, чтобы защитить свои чувствительные соски от возбуждающего прикосновения сорочки. Но она не была ни кобылой, ни самкой оленя.
Даже тогда, когда она мысленно сравнивала Хью и его разбуженную мужественность с самцом, и кусала губы, страстно его желая, она сознавала, что должно быть еще что-то большее, чем спаривание и расставание. Разве ее единорог был не более чем белым быком? Разве она хотела белого быка, который переходил от одной коровы к другой, бездумно и без сожаления? И все же, если ее единорог чист, должно ли ее желание оставаться неисполненным?
Мысли кружили у нее в голове, пока не были остановлены осторожным мягким прикосновением. Одрис вздрогнула. В комнате горели свечи. Фрита жестами показывала, что пора есть, и как бы спрашивала, принести ей еду сюда или она сама спустится вниз. Несколько мгновений Одрис колебалась, затем поднялась и поправила платье. Она не боялась, она не привыкла быть нерешительной или сомневаться в чем-то — ей нужен был ответ на вопрос! А она его так и не получила. Хотя Хью был с ней официально вежлив, выбирая ей лучшие блюда, разрезая и разрывая птицу на мелкие кусочки, которые он считал подходящими для юной леди, его разговор в основном был обращен только к сэру Оливеру. Он поведал несколько новостей, о которых узнал от Тарстена и хозяев того места, где они ночевали прошлой ночью. Кроме того, Хью вел общий разговор, который касался мужчин. Одрис сидела рядом с ним, напряженная, как тетива лука, но вскоре чуть не рассмеялась над собой. Единорог он или бык — какая разница? Она твердо знала, что этот человек умен, и какими бы ни были намерения Хью на следующий день, он не выдаст себя ее дяде и тете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158
Хью не ощущал усталости, пока не окунулся в теплую воду. Его одолевали и беспокойство о Тарстене, и желание Одрис. Хью боялся этого желания, но оно наполняло все его тело. Сейчас он просто, закрыв глаза, прислонился к стенкам лохани, успокоенный действиями слуг, и смутно слыша их тихий разговор. Но все было настолько безразлично, что он не прилагал никаких усилий, чтобы понять, о чем они говорили на своем гортанном языке, хотя Хью мог воспринимать английский язык, когда пытался это делать. И тем не менее этот шепот добавлял комфорт, и когда он внезапно прекратился, Хью открыл глаза и вздрогнул. На пороге комнаты стояла Одрис. В руках у нее был пряничный мешочек, который она протягивала, как будто хотела предложить его слугам. Девушка ничего не говорила, но Хью видел, что ее глаза были устремлены на него. Он не заметил, как отпрянули слуги, как будто они были удивлены или напуганы. Они в ожидании смотрели на Одрис, и у него не было времени удивляться их странному поведению. От взгляда Одрис бросало то в жар, то в холод. Хью охватила нервная дрожь. Ее замешательство могло бы показаться вполне естественным, если бы длилось не так долго. Одрис просто опешила при виде его нагого тела.
— Вы что-нибудь желаете, демуазель Одрис? — в отчаянии Хью нарушил тишину. Голос его звучал сильно и резко, но слова… Он вновь вздрогнул, поняв, что он ей что-то сказал.
Сраженная его резким и сердитым голосом, Одрис глубоко вздохнула и, отведя взгляд от тела Хью, посмотрела ему в лицо. Она сразу увидела, что он совсем не был сердит. Выражение его лица было скорее смущенным, и она снова удивилась и подумала, что сделала что-то не совсем
В то же время она поняла смысл сказанных Хью слов.
Злые, неукротимые искорки озарили ее глаза. Она была готова захохотать.
— Только доставить вам удовольствие, — мягко ответила она, сделав вид, что не понимает, что ее ответ мог означать для него, и направилась к нему. Хью втиснулся, насколько мог, в лохань, которая предназначалась для людей меньших габаритов. Он боялся пошевелиться, сел на корточки, но и это с трудом помогало ему. Тогда инстинктивно он выпрыгнул в сторону, подальше от Одрис. Она остановилась. Глаза ее скользили по его широким могучим плечам и груди, мускулистым рукам. Капельки воды на теле ярко блестели, и неровное пламя факелов отражалось и сверкало в них. Последний взгляд скользнул ниже, по напрягшимся мускулам крепких бедер. Она раскрыла рот, и быстрый, будто змеиный, ее язык скользнул по губам.
Странное выражение исчезло с ее лица, и она вновь двинулась вперед. Он начал было уже сомневаться, была ли Одрис в здравом уме, но в этот момент она развернула свой узелок и высыпала размельченные травы в воду. Тепло и влага еще больше усилили запах трав, и комната наполнилась сильным и чистым ароматом. Все, и даже Хью, с облегчением вздохнули.
— Вот так, — сказала Одрис, посмеиваясь. — Разве это вам не нравится? Хорошие травы доставляют удовольствие во время мытья и освежают тело.
— Маленькая чародейка, — выдохнул Хью так тихо, чтобы эти слова не долетели до слуг, и продолжал уже более громким голосом. — Подождем до завтра, демуазель. Я докажу вам, что умею быть благодарным.
Одрис засмеялась, уловив в его словах игривый вызов, затем еще раз бросила взгляд на его тело и увидела наконечник его копья, взметнувшегося между бедер, повернулась и выбежала. На этот раз она скрылась под крышей своей башни. В своей комнате она стояла и, пристально глядя на ткацкий станок, видела свой законченный гобелен. И что же там вырисовывалось? Итак, Хью только дразнил ее. Впрочем, так же, как и она его, или это вздымающееся копье действительно раскрывало правду, скрытую под игровыми словами? И потом в ее картине не было никакого пророчества, и… Ну и что? Отчетливый образ Хью все время стоял у нее перед глазами. Тело было чистое там, где солнце и ветер не задубили его кожу, и почти не покрыто волосами. Только небольшой перевернутый треугольник вьющихся волос, таких же рыжих, как и на голове, располагался на груди у гортани и опускался почти до пупка. То, что было ниже, она из-за воды едва видела, но казалось, что скудная растительность, начиная от пупка, переходила в густую копну волос, из которой вздымалось готовое к бою копье.
Одрис медленно отошла от ткацкого станка и села на стул. Если бы ее картина могла предсказывать, то Одрис узнала бы, что завтра она уже не будет девственницей. Желание, возникшее у нее в паху, настойчиво возрастало. Она устроилась на стуле и вздохнула. Она теперь знала, что хотела Хью, так же как кобыла желала жеребца или олениха — оленя. Яркие сексуальные картины проносились в ее голове. Она трепетала от желания, сжимая руками тело, съеживаясь, чтобы защитить свои чувствительные соски от возбуждающего прикосновения сорочки. Но она не была ни кобылой, ни самкой оленя.
Даже тогда, когда она мысленно сравнивала Хью и его разбуженную мужественность с самцом, и кусала губы, страстно его желая, она сознавала, что должно быть еще что-то большее, чем спаривание и расставание. Разве ее единорог был не более чем белым быком? Разве она хотела белого быка, который переходил от одной коровы к другой, бездумно и без сожаления? И все же, если ее единорог чист, должно ли ее желание оставаться неисполненным?
Мысли кружили у нее в голове, пока не были остановлены осторожным мягким прикосновением. Одрис вздрогнула. В комнате горели свечи. Фрита жестами показывала, что пора есть, и как бы спрашивала, принести ей еду сюда или она сама спустится вниз. Несколько мгновений Одрис колебалась, затем поднялась и поправила платье. Она не боялась, она не привыкла быть нерешительной или сомневаться в чем-то — ей нужен был ответ на вопрос! А она его так и не получила. Хотя Хью был с ней официально вежлив, выбирая ей лучшие блюда, разрезая и разрывая птицу на мелкие кусочки, которые он считал подходящими для юной леди, его разговор в основном был обращен только к сэру Оливеру. Он поведал несколько новостей, о которых узнал от Тарстена и хозяев того места, где они ночевали прошлой ночью. Кроме того, Хью вел общий разговор, который касался мужчин. Одрис сидела рядом с ним, напряженная, как тетива лука, но вскоре чуть не рассмеялась над собой. Единорог он или бык — какая разница? Она твердо знала, что этот человек умен, и какими бы ни были намерения Хью на следующий день, он не выдаст себя ее дяде и тете.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158