), но и. само тело, как нечто единое, участвуют в придании
смысла целому универсуму и являются средством его понимания.
Ярко выраженный индивидуальный, субъективный характер гуссерлевского cogito
скрывается в своей невыразимости и анонимности, в телесной интенциональности
Мерло-Понти. Не сознание человека, а само тело является основанием его
идентичности, а перцептуальный мир - основанием истины, знания и действия.
Человеческий опыт не отчужд±н от объектов, а воплощ±н в теле и мире. Tacit
cogito становится доперсональным и сохраняющим молчание. Оно видит мир, но не
тематизирует сво± видение. В противоположность Гуссерлю, Мерло-Понти призывает
нас к тому, чтобы начать действовать и понимать мир с того места, где мы
пребываем в настоящий момент. Нельзя допустить epoche, которое уничтожало бы наш
культурный и индивидуальный опыт и позволяло бы нам вс± начинать заново.
Философское понятие основания изменяет сво± значение и устраняет дилемму,
навязанную интеллектуализмом: либо субъективность является последним основанием
мира, либо мир выступает как основание субъективности. Единство мира и сознания,
обнаруженное в телесности как "естественном субъекте восприятия", - ответ
Мерло-Понти на эту дилемму.
Что труднее всего понять в феноменологии? Объективность эмоций. Сопротивление
вызывает тот факт, что страх, удовольствие, отвращение открывают нам пота±нные
стороны объекта, а не нас самих. Страх есть не то, что с нами случается, в
момент его переживания мы и есть страх. Феноменология становится
экзистенциализмом в тот момент, когда подменяется принципом существования самого
сознания. Поскольку сознание всегда есть сознание чего-то, ибо оно не может
повернуться к тому, чего не существует, то всякое чувство человека всегда нечто
обозначает и всегда открывает некоторую часть истины. Всякое субъективное
8 Е. Найман, В. Суровцев
состояние становится средством понимания. Универсальность понятия смысла в
структуре субъекта да±т возможность экзистенциальным философам обнаружить смысл,
свойственный самому существованию.
Э. Гуссерль, как и всякий новатор, - двуликий Янус. Его позиция в отношении мира
оста±тся, по существу, созерцательной: "для того, чтобы прийти к самим вещам,
нужно понять их". Для экзистенциалистов наше поведение в мире и есть его
понимание, они нераздельны. Если Гуссерль сосредоточился на структурах, которые
делают возможными наше понимание, то экзистенциализм - на факте существования
всего того, с чем сталкивается сознание. Предметом философии становится целое
существование сознания. "Человек есть вся сумма его действий", - говорил Мальро,
и это напрямую связано со знаменитой формулой Ортеги-и-Гассета: "Я - это Я и мои
обстоятельства".
Мир есть только то, каким образом он проявляется через нас в структурах нашего
понимания. Уникальность существования отвергает наличие "абсолютного
существования", свидетельством конечности человека и его сознания является факт
его пребывания в определ±нной "ситуации". Если же за сч±т меня мир открывается,
то я несу, по выражению Сартра, груз ответственности за этот мир, будучи его
свидетелем. "Я не могу судить мир, ибо мои суждения являются его частью" (Ж.-П.
Сартр).
Феноменология разрушила единый смысл бытия. Каждому региону сущего свойственно
его собственное, уникальное существование, отличное от других регионов. Смысл
интенционального анализа как раз и заключается в описании различных типов актов
сознания, наделяющих смыслом и бытием (Э. Левинас).
Интенциональность преодолевает не только отчужд±нность мира, но и отчужд±нность
Другого в границах феноменологического пространства. Мерло-Понти преодолевает
парадоксы трансцендентального солипсизма, выводя основание интерсубъективности в
доперсональный телесный опыт. Восприятие не связано с индивидуальным опытом
отдельного субъекта, его активностью и является достоянием всех тел, способных к
восприятию. Иная тенденция решения этой проблемы связана с герменевтикой
(Рик±р). Человек всегда обнаруживает себя включ±нным в различные дискурсивные
практики, где текстовая и языковая коммуникация переста±т быть функцией
субъективности, а определяется логикой контекста. Интерпретация, открывая
контекстуальные границы как таковые, отталкивается от норм и правил самого
9 От осмысления к чтению и письму
контекста, который подчиняет субъекты, рассматривая их в изначальном
со-присутствии. Именно нормативность контекста зада±т границы
феноменологического метода. Я определен Другим в той же степени, в какой Другой
определен мной. Отсутствие единого и всеобщего контекста рождает "конфликт
интерпретаций", представляющий отношения между субъектами в их разнородности,
множественности и взаимной открытости.
По пути деструкции субъекта движется и философская традиция французской мысли,
возникшая в 60-е годы нынешнего столетия (Деррида, Дел±з, Фуко, Лаку-Лабарт,
Кристева). Этих философов вряд ли объединяет какая-либо связанная теоретическая
концепция с определенным методом и конкретным набором аргументов. Возникают так
называемые "серии", позиции и стили, которые сосредоточены вокруг наиболее
важных тем: смерти "метафизики присутствия", трансцендентальной концепции
истины, сущностной природы человека и целесообразности истории. Однако все они -
деконструктивны. Деконструкция касается, прежде всего, авторитарных способов и
форм мысли и дискурсивной практики. Французские мыслители не предлагают
альтернативной философии, которая будет наиболее "адекватно" "решать"
традиционные философские проблемы бытия, истины или субъективности. Скорее, они
стремятся отговорить нас от задавания прежних вопросов и пытаются полностью
изменить предмет разговора.
Автономия субъекта пропадает в тот момент, когда он оказывается во власти
"миража" языковых структур, переписывании кодов и "перспективе цитат". Мышление
в границах современного мира не имеет практического эффекта, не будучи вовлечено
в сферу письма или "рассеянных" текстов. Любая манифестация и присутственность
уже зафиксирована в языковой системе и следует за е± игровой логикой.
"Текстуализация" мира приводит к восстанию голоса Другого в противовес
авторитарному голосу, захватывающему всю власть.
Постструктуралисты не выступают в качестве авторитетов, открывающих истину, а
предстают перед нами в качестве заинтересованных участников интерпретативных
игр, предлагающих читателю весьма неожиданные и оригинальные движения, из
которых, или вопреки которым, возникает возможность дальнейшего движения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
смысла целому универсуму и являются средством его понимания.
Ярко выраженный индивидуальный, субъективный характер гуссерлевского cogito
скрывается в своей невыразимости и анонимности, в телесной интенциональности
Мерло-Понти. Не сознание человека, а само тело является основанием его
идентичности, а перцептуальный мир - основанием истины, знания и действия.
Человеческий опыт не отчужд±н от объектов, а воплощ±н в теле и мире. Tacit
cogito становится доперсональным и сохраняющим молчание. Оно видит мир, но не
тематизирует сво± видение. В противоположность Гуссерлю, Мерло-Понти призывает
нас к тому, чтобы начать действовать и понимать мир с того места, где мы
пребываем в настоящий момент. Нельзя допустить epoche, которое уничтожало бы наш
культурный и индивидуальный опыт и позволяло бы нам вс± начинать заново.
Философское понятие основания изменяет сво± значение и устраняет дилемму,
навязанную интеллектуализмом: либо субъективность является последним основанием
мира, либо мир выступает как основание субъективности. Единство мира и сознания,
обнаруженное в телесности как "естественном субъекте восприятия", - ответ
Мерло-Понти на эту дилемму.
Что труднее всего понять в феноменологии? Объективность эмоций. Сопротивление
вызывает тот факт, что страх, удовольствие, отвращение открывают нам пота±нные
стороны объекта, а не нас самих. Страх есть не то, что с нами случается, в
момент его переживания мы и есть страх. Феноменология становится
экзистенциализмом в тот момент, когда подменяется принципом существования самого
сознания. Поскольку сознание всегда есть сознание чего-то, ибо оно не может
повернуться к тому, чего не существует, то всякое чувство человека всегда нечто
обозначает и всегда открывает некоторую часть истины. Всякое субъективное
8 Е. Найман, В. Суровцев
состояние становится средством понимания. Универсальность понятия смысла в
структуре субъекта да±т возможность экзистенциальным философам обнаружить смысл,
свойственный самому существованию.
Э. Гуссерль, как и всякий новатор, - двуликий Янус. Его позиция в отношении мира
оста±тся, по существу, созерцательной: "для того, чтобы прийти к самим вещам,
нужно понять их". Для экзистенциалистов наше поведение в мире и есть его
понимание, они нераздельны. Если Гуссерль сосредоточился на структурах, которые
делают возможными наше понимание, то экзистенциализм - на факте существования
всего того, с чем сталкивается сознание. Предметом философии становится целое
существование сознания. "Человек есть вся сумма его действий", - говорил Мальро,
и это напрямую связано со знаменитой формулой Ортеги-и-Гассета: "Я - это Я и мои
обстоятельства".
Мир есть только то, каким образом он проявляется через нас в структурах нашего
понимания. Уникальность существования отвергает наличие "абсолютного
существования", свидетельством конечности человека и его сознания является факт
его пребывания в определ±нной "ситуации". Если же за сч±т меня мир открывается,
то я несу, по выражению Сартра, груз ответственности за этот мир, будучи его
свидетелем. "Я не могу судить мир, ибо мои суждения являются его частью" (Ж.-П.
Сартр).
Феноменология разрушила единый смысл бытия. Каждому региону сущего свойственно
его собственное, уникальное существование, отличное от других регионов. Смысл
интенционального анализа как раз и заключается в описании различных типов актов
сознания, наделяющих смыслом и бытием (Э. Левинас).
Интенциональность преодолевает не только отчужд±нность мира, но и отчужд±нность
Другого в границах феноменологического пространства. Мерло-Понти преодолевает
парадоксы трансцендентального солипсизма, выводя основание интерсубъективности в
доперсональный телесный опыт. Восприятие не связано с индивидуальным опытом
отдельного субъекта, его активностью и является достоянием всех тел, способных к
восприятию. Иная тенденция решения этой проблемы связана с герменевтикой
(Рик±р). Человек всегда обнаруживает себя включ±нным в различные дискурсивные
практики, где текстовая и языковая коммуникация переста±т быть функцией
субъективности, а определяется логикой контекста. Интерпретация, открывая
контекстуальные границы как таковые, отталкивается от норм и правил самого
9 От осмысления к чтению и письму
контекста, который подчиняет субъекты, рассматривая их в изначальном
со-присутствии. Именно нормативность контекста зада±т границы
феноменологического метода. Я определен Другим в той же степени, в какой Другой
определен мной. Отсутствие единого и всеобщего контекста рождает "конфликт
интерпретаций", представляющий отношения между субъектами в их разнородности,
множественности и взаимной открытости.
По пути деструкции субъекта движется и философская традиция французской мысли,
возникшая в 60-е годы нынешнего столетия (Деррида, Дел±з, Фуко, Лаку-Лабарт,
Кристева). Этих философов вряд ли объединяет какая-либо связанная теоретическая
концепция с определенным методом и конкретным набором аргументов. Возникают так
называемые "серии", позиции и стили, которые сосредоточены вокруг наиболее
важных тем: смерти "метафизики присутствия", трансцендентальной концепции
истины, сущностной природы человека и целесообразности истории. Однако все они -
деконструктивны. Деконструкция касается, прежде всего, авторитарных способов и
форм мысли и дискурсивной практики. Французские мыслители не предлагают
альтернативной философии, которая будет наиболее "адекватно" "решать"
традиционные философские проблемы бытия, истины или субъективности. Скорее, они
стремятся отговорить нас от задавания прежних вопросов и пытаются полностью
изменить предмет разговора.
Автономия субъекта пропадает в тот момент, когда он оказывается во власти
"миража" языковых структур, переписывании кодов и "перспективе цитат". Мышление
в границах современного мира не имеет практического эффекта, не будучи вовлечено
в сферу письма или "рассеянных" текстов. Любая манифестация и присутственность
уже зафиксирована в языковой системе и следует за е± игровой логикой.
"Текстуализация" мира приводит к восстанию голоса Другого в противовес
авторитарному голосу, захватывающему всю власть.
Постструктуралисты не выступают в качестве авторитетов, открывающих истину, а
предстают перед нами в качестве заинтересованных участников интерпретативных
игр, предлагающих читателю весьма неожиданные и оригинальные движения, из
которых, или вопреки которым, возникает возможность дальнейшего движения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111