Когда я ночью иду наощупь по комнате,
во мне сохраняется общее впечатление от окружения, полученное в дневное время.
Во всяком случае, ночь включена в общую структуру природы, и всегда остается
нечто гарантированное и известное даже в этом беспросветном черном пространстве.
С другой стороны, во сне я сохраняю мир как представление только для того, чтобы
поддерживать дистанцию, отделяющую его от меня, и возвращаюсь к субъективным
источникам своего существования. Фантазмы сновидений еще более явно открывают ту
тотальную пространственность, в рамках которой запечатлевается явное
пространство и наблюдаемые объекты. Обратимся, например, к теме взлета и
падения, постоянно встречающейся как в снах, так и в мифологии и в поэзии.
Хорошо известно, что появление этих тем в сновидениях может быть обусловлено
соответствующим состоянием дыхания или сексуальными желаниями. Это - первый шаг
к тому, чтобы придать жизненное, сексуальное значение верху и низу. Однако эти
объяснения ничего не дают для понимания переживаний взлетов и падений в
состоянии сна, поскольку при пробуждении эти переживания не обнаруживаются в
видимом пространстве, а ассоциируются с желанием и дыханием. Мы должны понять,
почему в данном случае спящий наполняет физиологические факты дыхания и желания
наряду с общим и символическим значением, когда видит их во сне только в
образной форме - например, в образе огромной, парящей птицы, взмахивающей
крыльями, затем падающей и в результате превращающейся в кучку пепла. Необходимо
понять, каким образом дыхательные и сексуальные события,
74 М. Мерло-Понти
происходящие в состоянии сна в объективном пространстве, извлекаются из него и
помещаются в иную, отличную ситуацию. Но мы никогда не достигнем понимания, если
не наделим тело символическим значением, присутствующим даже в состоянии
бодрствования. Соотношение наших эмоции, желании и телесных установок не
определяется только лишь совокупностью связей и тем более отношениями по
аналогии. Если я утверждаю, что нахожусь в подавленном состоянии, когда
испытываю чувство разочарования, то мое утверждение обусловлено не только тем,
что телесные действия, сопровождающие данное переживание и указывающие на упадок
сил, соответствуют принципам, управляющим нервными механизмами; точно так же это
утверждение зависит не только от того, что я открыл между объектами моего
желания и самим желанием отношения, подобные отношениям, существующим между
расположенным надо мной объектом и жестом моей руки, направленным на него. Между
совершающимся в физическом пространстве движением, направленным вверх, и
движением желания, обеспечивающим объективную основу этому направлению,
возникает символическое взаимодействие, поскольку и то и другое движение
выражает одну и ту же сущностную структуру нашего бытия, то есть бытия,
характеризующего отношение к окружающей среде, по поводу которого уже
установлено, что сама его структура, как таковая задает значение направлениям
"верх" и "низ" в физическом мире. Размышляя о высокой или низменной морали, мы
не распространяем на область идеального отношение, полное значение которого
может быть найдено только в физическом мире. Мы используем значения направлений,
которые, образно говоря, пробегают различные регионы и получают частные значения
(пространственные, слуховые, духовные, ментальные и т. д.)61, используя значения
друг друга. Фантазмы сновидений и мифологии, наиболее полюбившиеся образы или
подлинно поэтическое воображение не определяются в своих значениях отношением
знака и обозначаемого, подобного отношению, существующему между телефонным
номером и именем абонента; действительно, они содержат в себе такое значение,
которое не является понятийным, но направляет наше существование. Когда я во сне
испытываю состояния полета или падения, то целостное значение сновидения
определяется ими в той мере, в которой эти состояния не отождествляются мной с
их физическим проявлениям в момент бодрствования. Я непременно должен принять во
внимание все экзистенциальные следствия этих состояний. Птица, парящая над
землей, падающая и превра-
75 Пространство
щающаяся в кучку пепла, не совершает этих действий в физическом пространстве; в
момент взлета и падения она захвачена экзистенциальным приливом, который она
проницает. Она совпадает с пульсацией моего существования, она - его систола и
диастола. Уровень этого прилива, в каждый момент времени, определяет
пространство, населенное фантазмами, точно так же, как в состоянии бодрствования
наше столкновение с миром обусловливает пространство, населенное реальной
предметностью. Существует определение "верха", "низа" и вообще места, которое
предшествует "восприятию". Жизненные и сексуальные порывы зачастую проявляются в
своем собственном мире и пространстве. Примитивные народы, пребывая в
мифологическом мире, не покидают этого экзистенциального пространства. Именно по
этой причине сновидения имеют для них столь же большое значение, как и реальные
восприятия. Мы можем говорить о существовании мифологического пространства, в
котором направления и позиции определены местопребыванием в его аффективном
бытийствовании. Для примитивного человека знание местонахождения родовой стоянки
не связано с ее локализацией по отношению к определенному объекту, который бы
служил для нее указателем, поскольку она сама выполняет ориентирующую функцию,
являясь знаком всех знаков. Все наше познание устремлено к стоянке как
естественному месту, находясь в котором, мы испытываем состояния определенного
покоя или удовлетворения. Точно таким же образом я обладаю знанием о
местонахождении своей руки, когда объединяю ее с двигательной силой,
бездействующей в определенный момент времени, но которой я способен
воспользоваться и заново открыть как свою собственную. Для прорицателя правое и
левое являются воплощениями закона и запрета, точно так же как для меня правая
рука и левая являются соответственно воплощениями моей ловкости и моей
неуклюжести. И в сновидении, и в мифе с помощью направленного чувства,
вызванного желанием, которое пугает наши сердца и от которого зависит наша
жизнь, мы узнаем где должен быть найден феномен. Даже в состоянии бодрствования
вещи зависят друг от друга. Проводя свои выходные в деревне, я счастлив забыть о
работе и отрешиться от повседневных проблем; я обустраиваюсь, и деревня
становится эпицентром моей жизни. Падение уровня воды в реке, сбор урожая
кукурузы и орехов становятся моими собственными событиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
во мне сохраняется общее впечатление от окружения, полученное в дневное время.
Во всяком случае, ночь включена в общую структуру природы, и всегда остается
нечто гарантированное и известное даже в этом беспросветном черном пространстве.
С другой стороны, во сне я сохраняю мир как представление только для того, чтобы
поддерживать дистанцию, отделяющую его от меня, и возвращаюсь к субъективным
источникам своего существования. Фантазмы сновидений еще более явно открывают ту
тотальную пространственность, в рамках которой запечатлевается явное
пространство и наблюдаемые объекты. Обратимся, например, к теме взлета и
падения, постоянно встречающейся как в снах, так и в мифологии и в поэзии.
Хорошо известно, что появление этих тем в сновидениях может быть обусловлено
соответствующим состоянием дыхания или сексуальными желаниями. Это - первый шаг
к тому, чтобы придать жизненное, сексуальное значение верху и низу. Однако эти
объяснения ничего не дают для понимания переживаний взлетов и падений в
состоянии сна, поскольку при пробуждении эти переживания не обнаруживаются в
видимом пространстве, а ассоциируются с желанием и дыханием. Мы должны понять,
почему в данном случае спящий наполняет физиологические факты дыхания и желания
наряду с общим и символическим значением, когда видит их во сне только в
образной форме - например, в образе огромной, парящей птицы, взмахивающей
крыльями, затем падающей и в результате превращающейся в кучку пепла. Необходимо
понять, каким образом дыхательные и сексуальные события,
74 М. Мерло-Понти
происходящие в состоянии сна в объективном пространстве, извлекаются из него и
помещаются в иную, отличную ситуацию. Но мы никогда не достигнем понимания, если
не наделим тело символическим значением, присутствующим даже в состоянии
бодрствования. Соотношение наших эмоции, желании и телесных установок не
определяется только лишь совокупностью связей и тем более отношениями по
аналогии. Если я утверждаю, что нахожусь в подавленном состоянии, когда
испытываю чувство разочарования, то мое утверждение обусловлено не только тем,
что телесные действия, сопровождающие данное переживание и указывающие на упадок
сил, соответствуют принципам, управляющим нервными механизмами; точно так же это
утверждение зависит не только от того, что я открыл между объектами моего
желания и самим желанием отношения, подобные отношениям, существующим между
расположенным надо мной объектом и жестом моей руки, направленным на него. Между
совершающимся в физическом пространстве движением, направленным вверх, и
движением желания, обеспечивающим объективную основу этому направлению,
возникает символическое взаимодействие, поскольку и то и другое движение
выражает одну и ту же сущностную структуру нашего бытия, то есть бытия,
характеризующего отношение к окружающей среде, по поводу которого уже
установлено, что сама его структура, как таковая задает значение направлениям
"верх" и "низ" в физическом мире. Размышляя о высокой или низменной морали, мы
не распространяем на область идеального отношение, полное значение которого
может быть найдено только в физическом мире. Мы используем значения направлений,
которые, образно говоря, пробегают различные регионы и получают частные значения
(пространственные, слуховые, духовные, ментальные и т. д.)61, используя значения
друг друга. Фантазмы сновидений и мифологии, наиболее полюбившиеся образы или
подлинно поэтическое воображение не определяются в своих значениях отношением
знака и обозначаемого, подобного отношению, существующему между телефонным
номером и именем абонента; действительно, они содержат в себе такое значение,
которое не является понятийным, но направляет наше существование. Когда я во сне
испытываю состояния полета или падения, то целостное значение сновидения
определяется ими в той мере, в которой эти состояния не отождествляются мной с
их физическим проявлениям в момент бодрствования. Я непременно должен принять во
внимание все экзистенциальные следствия этих состояний. Птица, парящая над
землей, падающая и превра-
75 Пространство
щающаяся в кучку пепла, не совершает этих действий в физическом пространстве; в
момент взлета и падения она захвачена экзистенциальным приливом, который она
проницает. Она совпадает с пульсацией моего существования, она - его систола и
диастола. Уровень этого прилива, в каждый момент времени, определяет
пространство, населенное фантазмами, точно так же, как в состоянии бодрствования
наше столкновение с миром обусловливает пространство, населенное реальной
предметностью. Существует определение "верха", "низа" и вообще места, которое
предшествует "восприятию". Жизненные и сексуальные порывы зачастую проявляются в
своем собственном мире и пространстве. Примитивные народы, пребывая в
мифологическом мире, не покидают этого экзистенциального пространства. Именно по
этой причине сновидения имеют для них столь же большое значение, как и реальные
восприятия. Мы можем говорить о существовании мифологического пространства, в
котором направления и позиции определены местопребыванием в его аффективном
бытийствовании. Для примитивного человека знание местонахождения родовой стоянки
не связано с ее локализацией по отношению к определенному объекту, который бы
служил для нее указателем, поскольку она сама выполняет ориентирующую функцию,
являясь знаком всех знаков. Все наше познание устремлено к стоянке как
естественному месту, находясь в котором, мы испытываем состояния определенного
покоя или удовлетворения. Точно таким же образом я обладаю знанием о
местонахождении своей руки, когда объединяю ее с двигательной силой,
бездействующей в определенный момент времени, но которой я способен
воспользоваться и заново открыть как свою собственную. Для прорицателя правое и
левое являются воплощениями закона и запрета, точно так же как для меня правая
рука и левая являются соответственно воплощениями моей ловкости и моей
неуклюжести. И в сновидении, и в мифе с помощью направленного чувства,
вызванного желанием, которое пугает наши сердца и от которого зависит наша
жизнь, мы узнаем где должен быть найден феномен. Даже в состоянии бодрствования
вещи зависят друг от друга. Проводя свои выходные в деревне, я счастлив забыть о
работе и отрешиться от повседневных проблем; я обустраиваюсь, и деревня
становится эпицентром моей жизни. Падение уровня воды в реке, сбор урожая
кукурузы и орехов становятся моими собственными событиями.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111