Копия является образом, обеспеченным подобием. Симулякр же -
образ, лишенный подобия. Знакомство с этим понятием произошло на основе
катехизиса, вдохновителем которого и был Платон. Бог сотворил человека по образу
и подобию. Однако же в результате грехопадения человек утрачивает подобие,
сохраняя при этом образ. Мы становимся симулякром. Мы отказываемся от морального
существования ради того, чтобы войти в стадию эстетического существования. Эта
отсылка к катехизису особенно ярко показывает демонический характер симулякра.
Без сомнения, он производит эффект подобия, но здесь возникает скорее
воздействие целого, которое целиком и полностью является внешним, которое
образовано совсем не теми средствами, которые задействованы внутри модели.
Симулякр покоится на несоответствии и разнице. Он содержит в себе отсутствие
сходства. Именно по этой причине мы больше не способны определять его по
отношению к модели, накладываемой на копию, модели Того же Самого, из которой и
выводится качество подобия всех копий. Если все же допустить, что симулякр имеет
модель, то он будет являться моделью иного рода, моделью Другого (I'Autre), из
которой проистекают симулякры, вмещая в себя отсутствие сходства3.
Обратимся к примеру великой платоновской троицы - потребителю, производителю и
подражателю. Если потребитель и располагается на вершине иерархической лестницы,
то это происходит лишь только потому, что, оценивая результаты, он имеет в своем
распоряжении истинное знание (sauoir), знание модели или Идеи. Копия может быть
названа подражанием только в той степени, в которой она воспроизводит модель.
Несмотря на то, что имитация носит поэтический, духовный и внутренний характер,
она является истинным продуктом, поскольку создана в отношениях и пропорциях,
соответствующих конститутивной сущности. В хорошей копии всегда присутствует
продуктивная операция и соответствующее ей если не знание, то хотя бы правильное
мнение. В дальнейшем мы видим, что подражание обречено на уничижительное
значение, ибо теперь оно - только лишь симуляция. Оно относится к симулякру и
обозначает лишь внешний и вовсе не продуктивный резуль
231 Платон и симулякр
тат подобия. Этот результат получен за счет хитрости, уловки или ниспровержения.
Правильное мнение исчезает, а остается лишь особый тип иронического
столкновения, которое занимает место какого-либо вида знания. Власть захватывает
искусство столкновения, выходящее за пределы знания и мнения4. Платон и
проясняет именно то, каким образом получается этот непродуктивный результат.
Симулякры указывают на гигантские сферы, глубины и дистанции, с которыми
наблюдатель не способен справиться. Он не может овладеть ими, поскольку
испытывает впечатление подобия. Этот симулякр содержит в себе иную позицию;
наблюдатель становится частью самого симулякра, который видоизменяется и
деформируется под влиянием его точки зрения5. В симулякре происходит становление
безумием или становление безграничного. Как показано в "Филебе", где "всегда
мгновение длится в большей или меньшей степени", всегда существует становление
другого, становление разрушительных глубин, способных обходить и избегать
равенство, границу, То же Самое или Подобное: всегда одновременно больше или
меньше, но никогда не равенство. Наложить границу на это становление,
упорядочить его в соответствии с Тем же Самым, связать его с подобием - и
сделать это именно с той стороны, которая остается мятежной,- подавить ее
настолько глубоко, насколько возможно, заточить в пещеру на дне Океана - такова
цель платонизма с его волей обеспечить полную победу изображений над
симулякрами.
Таким образом, платонизм открывает целую область, которую философия позже
осознает как свою собственную:
область репрезентации, наполненную копиями-изображениями и определяемую
внутренним отношением к модели или основанию, а не внешним отношением к объекту.
Модель Платона является Тем же Самым в том смысле, в котором философ говорит,
что справедливость - не более чем справедливый, храбрость - не более чем храбрый
и т. д. Модель - абстрактное определение, она владеет чем-либо изначальным и
первостепенным образом. Платоновская копия - Подобное: претендент, владеющий
чем-либо второстепенным образом. В отношении чистой идентичности модели или
оригинала в этом случае соответствует образцовое подобие. По отношению к чистому
подобию копии здесь соответствует подобие, называемое подражательным. Однако не
следует думать, что платонизм развивает власть репрезентации ради нее самой. Это
необходимо для отмечания границ этой области, то есть ее обоснования и отбора,
Исключения того, что способно затемнять ее границы. Раз-
232 Ж. Делез
вертывание репрезентации, имеющей полные основания и пределы, являлось скорее
заслугой Аристотеля. У него репрезентация мгновенно, бегло просматривается и,
простираясь над целой областью, расширяется от наивысших родов к наименьшим
видам. Метод деления обладает чисто традиционным очарованием, который он
разделяет с методом спецификации, еще отсутствующим у Платона. Мы можем также
зафиксировать и третий момент, когда, не без влияния христианства, перестали
заниматься поисками установления основания для репрезентации или же поиском
условий ее возможности, уже не занимаются спецификацией и определением границ.
Теперь стремятся лишь сделать ее бесконечной, одарить вполне обоснованным
притязанием на неограниченное, предоставить ей право завоевывать как бесконечно
большое, так и бесконечно малое, открыть репрезентацию за пределами наивысшего
рода и наименьшего вида.
Это стремление осветили своим гением Лейбниц и Гегель. Но и они не поддержали
элемент репрезентации, поскольку сохранялась двойная необходимость Того же
Самого и Подобного. То же Самое обнаруживает необусловленный принцип, способный
делать его правилом неограниченного, то есть достаточным основанием. Точно таким
же образом и Подобное обнаруживает условие, способное применяться и прилагаться
к неограниченному, то есть конвергенцию или непрерывность. Фактически понятие,
сходное с лейбницевским понятием "совозможности", означает, что вместе с
монадами, уподобленными отдельным точкам, каждая из серий, которая стягивается
вокруг одной из этих точек, экстраполируется в иные серии, стягиваясь вокруг
других точек. Другой мир начинается вблизи таких точек, которые должны повлечь
за собой дивергенцию полученных серий. Исходя из этого, мы видим, как Лейбниц
исключает дивергенцию, переводя ее на уровень "невозможного", сохраняя максимум
конвергенции или непрерывности как критериев лучшего из возможных миров, то есть
критериев реального мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
образ, лишенный подобия. Знакомство с этим понятием произошло на основе
катехизиса, вдохновителем которого и был Платон. Бог сотворил человека по образу
и подобию. Однако же в результате грехопадения человек утрачивает подобие,
сохраняя при этом образ. Мы становимся симулякром. Мы отказываемся от морального
существования ради того, чтобы войти в стадию эстетического существования. Эта
отсылка к катехизису особенно ярко показывает демонический характер симулякра.
Без сомнения, он производит эффект подобия, но здесь возникает скорее
воздействие целого, которое целиком и полностью является внешним, которое
образовано совсем не теми средствами, которые задействованы внутри модели.
Симулякр покоится на несоответствии и разнице. Он содержит в себе отсутствие
сходства. Именно по этой причине мы больше не способны определять его по
отношению к модели, накладываемой на копию, модели Того же Самого, из которой и
выводится качество подобия всех копий. Если все же допустить, что симулякр имеет
модель, то он будет являться моделью иного рода, моделью Другого (I'Autre), из
которой проистекают симулякры, вмещая в себя отсутствие сходства3.
Обратимся к примеру великой платоновской троицы - потребителю, производителю и
подражателю. Если потребитель и располагается на вершине иерархической лестницы,
то это происходит лишь только потому, что, оценивая результаты, он имеет в своем
распоряжении истинное знание (sauoir), знание модели или Идеи. Копия может быть
названа подражанием только в той степени, в которой она воспроизводит модель.
Несмотря на то, что имитация носит поэтический, духовный и внутренний характер,
она является истинным продуктом, поскольку создана в отношениях и пропорциях,
соответствующих конститутивной сущности. В хорошей копии всегда присутствует
продуктивная операция и соответствующее ей если не знание, то хотя бы правильное
мнение. В дальнейшем мы видим, что подражание обречено на уничижительное
значение, ибо теперь оно - только лишь симуляция. Оно относится к симулякру и
обозначает лишь внешний и вовсе не продуктивный резуль
231 Платон и симулякр
тат подобия. Этот результат получен за счет хитрости, уловки или ниспровержения.
Правильное мнение исчезает, а остается лишь особый тип иронического
столкновения, которое занимает место какого-либо вида знания. Власть захватывает
искусство столкновения, выходящее за пределы знания и мнения4. Платон и
проясняет именно то, каким образом получается этот непродуктивный результат.
Симулякры указывают на гигантские сферы, глубины и дистанции, с которыми
наблюдатель не способен справиться. Он не может овладеть ими, поскольку
испытывает впечатление подобия. Этот симулякр содержит в себе иную позицию;
наблюдатель становится частью самого симулякра, который видоизменяется и
деформируется под влиянием его точки зрения5. В симулякре происходит становление
безумием или становление безграничного. Как показано в "Филебе", где "всегда
мгновение длится в большей или меньшей степени", всегда существует становление
другого, становление разрушительных глубин, способных обходить и избегать
равенство, границу, То же Самое или Подобное: всегда одновременно больше или
меньше, но никогда не равенство. Наложить границу на это становление,
упорядочить его в соответствии с Тем же Самым, связать его с подобием - и
сделать это именно с той стороны, которая остается мятежной,- подавить ее
настолько глубоко, насколько возможно, заточить в пещеру на дне Океана - такова
цель платонизма с его волей обеспечить полную победу изображений над
симулякрами.
Таким образом, платонизм открывает целую область, которую философия позже
осознает как свою собственную:
область репрезентации, наполненную копиями-изображениями и определяемую
внутренним отношением к модели или основанию, а не внешним отношением к объекту.
Модель Платона является Тем же Самым в том смысле, в котором философ говорит,
что справедливость - не более чем справедливый, храбрость - не более чем храбрый
и т. д. Модель - абстрактное определение, она владеет чем-либо изначальным и
первостепенным образом. Платоновская копия - Подобное: претендент, владеющий
чем-либо второстепенным образом. В отношении чистой идентичности модели или
оригинала в этом случае соответствует образцовое подобие. По отношению к чистому
подобию копии здесь соответствует подобие, называемое подражательным. Однако не
следует думать, что платонизм развивает власть репрезентации ради нее самой. Это
необходимо для отмечания границ этой области, то есть ее обоснования и отбора,
Исключения того, что способно затемнять ее границы. Раз-
232 Ж. Делез
вертывание репрезентации, имеющей полные основания и пределы, являлось скорее
заслугой Аристотеля. У него репрезентация мгновенно, бегло просматривается и,
простираясь над целой областью, расширяется от наивысших родов к наименьшим
видам. Метод деления обладает чисто традиционным очарованием, который он
разделяет с методом спецификации, еще отсутствующим у Платона. Мы можем также
зафиксировать и третий момент, когда, не без влияния христианства, перестали
заниматься поисками установления основания для репрезентации или же поиском
условий ее возможности, уже не занимаются спецификацией и определением границ.
Теперь стремятся лишь сделать ее бесконечной, одарить вполне обоснованным
притязанием на неограниченное, предоставить ей право завоевывать как бесконечно
большое, так и бесконечно малое, открыть репрезентацию за пределами наивысшего
рода и наименьшего вида.
Это стремление осветили своим гением Лейбниц и Гегель. Но и они не поддержали
элемент репрезентации, поскольку сохранялась двойная необходимость Того же
Самого и Подобного. То же Самое обнаруживает необусловленный принцип, способный
делать его правилом неограниченного, то есть достаточным основанием. Точно таким
же образом и Подобное обнаруживает условие, способное применяться и прилагаться
к неограниченному, то есть конвергенцию или непрерывность. Фактически понятие,
сходное с лейбницевским понятием "совозможности", означает, что вместе с
монадами, уподобленными отдельным точкам, каждая из серий, которая стягивается
вокруг одной из этих точек, экстраполируется в иные серии, стягиваясь вокруг
других точек. Другой мир начинается вблизи таких точек, которые должны повлечь
за собой дивергенцию полученных серий. Исходя из этого, мы видим, как Лейбниц
исключает дивергенцию, переводя ее на уровень "невозможного", сохраняя максимум
конвергенции или непрерывности как критериев лучшего из возможных миров, то есть
критериев реального мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111