Переживание страдания,
удовольствия и боли локализуется в объективном пространстве, в котором должны
быть обнаружены их эмпирические условия. Динамичное сознание свободно от всякого
содержания и развертывает его в пространстве. В отношении подобного сознания
содержание вообще не бывает где-либо локализовано. Рассматривая мифологическое
переживание пространства и выясняя при этом, только то значение, которое оно
имеет само по себе, мы никогда не смогли бы понять, что это переживание
опирается на осознание единственного и объективного пространства, поскольку то,
что не объективно и не единственно, не является пространством. Может быть,
сущность пространства заключается в абсолютной "внеположенности", которая
соотносится с субъективностью, одновременно отрицая ее? Должна ли эта сущность
охватывать любое воображаемое бытие? Можно ли сказать, что если мы намереваемся
установить нечто вне ее, то, уже самим этим фактом это нечто вступает с ней в
отношение и, следовательно, полагается в ней? Когда спящему снится сон,
дыхательные движения и сексуальные стимулы не учитываются, эти действия
освобождаются от оков, которые связывают их с миром, и протекают в виде
сновидений. А что же он в действительности видит? Обязаны ли мы верить его
79 Пространство
объяснениям? Если бы он осознавал то, что видит, и понимал свое сновидение, он
бы проснулся; сексуальность в тот же момент нормализовалась, а чувство
беспокойства, сопровождаемое соответствующими фантомами, вызванными затруднением
дыхания, возросло бы в значительно большей степени, чем обычно. Претензии
таинственного пространства, вторгнувшегося в мир шизофреника, на то, чтобы быть
пространством, не обоснованы, так как оно не связано с чистым пространством.
Если больной настаивает на том, что это таинственное пространство существует и
действительно его окружает, мы должны задать ему вопрос о том, "где" оно
находится. В попытках локализовать этот фантом, больной будет от него
избавляться. Допуская, что объекты постоянно присутствуют, больной, наряду с
чистым пространством, использует такие средства, которые изгоняют призраки и
обеспечивают возврат к повседневному миру. Точно так же, при попытке обосновать
геометрическое пространство, включая его внутримировые отношения, с
использованием изначальной пространственности, пространственности существования,
игнорируется тот факт, что мысль осознает только саму себя или вещи, что
пространственность субъекта не может быть воспринята. Строго говоря, подобный
способ обоснования лишен какого-либо смысла. Мы попытаемся показать, что
изначальная пространственность не имеет тематического или эксплицитного значения
и растворяется в объективистском мышлении. Однако эта пространственность
обладает не тематическим, а имплицитным значением, которое является значением не
в меньшей степени, поскольку объективистское мышление само "натянуто" на
дорефлексивное мышление. Это значение присутствует как эксплицитное выражение
дорефлексивного сознания таким образом, что даже радикальная рефлексия не может
его тематизировать и рассматривать в качестве сущности, подобной миру или
пространству, которые установлены параллельно мыслящему о них не-темпоральному
субъекту. Мы должны возвратиться к тематизирующему акту и рассмотреть его
совместно с принадлежащими ему горизонтами, задающими его значение. Если
рефлексия заключается в непосредственном поиске некоторого фиксированного или
осмысленного состояния, она не может ограничивать себя внутри сферы
объективирующего мышления, а должна исследовать те тематические акты, которые
определяют объективирующую мысль, восстанавливая ее контекст. Иными словами,
объективирующая мысль отвергает феномены, сопровождающие сновидения, мифы и
существование вообще, поскольку она демонстрирует свою полную неспособность
80 М. Мерло-Понти
ясно мыслить о них. Для такого типа мышления значением обладают лишь такие
феномены, которые могут быть тематизированы. При таком подходе отвергается факт
или реальность, если они не отвечают принципам возможности и самоочевидности,
хотя не берется в расчет то, что сама очевидность основана на факте.
Аналитическая рефлексия убеждена в том, что понимает переживания человека,
видящего сон, или переживания шизофреника намного лучше тех, кому они
принадлежат. Кроме того, философ верит в то, что в рефлексии он более отчетливо,
чем в самом восприятии, знает о содержании своего восприятия. И, находясь под
давлением этих обстоятельств, он способен отвергнуть человеческое пространство
как явление, затемняющее единственное и истинное объективное пространство.
Однако даже в том случае, если философ осознает, что его понимание превосходит
понимание человека, непосредственно находящегося в состоянии сна, понимание
шизофреника или понимание, которое имеет место в момент самого восприятия, он
лишается права с абсолютной истинностью настаивать на том, что понимается им как
самоочевидное, поскольку сомневается или в показаниях других людей,
свидетельствующих о своем опыте, или в своем собственном восприятии. Существует
два способа освоения пространства, которые мы не можем одновременно
использовать. Либо человек в момент переживания осознает то, что переживает, и
об этом свидетельствуют его показания, как в случае с человеком, видящим сон,
шизофреником или субъектом непосредственного восприятия, а мы должны просто
принять то содержание восприятия, которое фактически выражается в их языке. Либо
человек в момент переживания не рассуждает о его содержании, и в этом случае
проверка на самоочевидность невозможна. Намереваясь выявить позитивное значение
переживаний, имеющих место в сновидениях, мифах или непосредственных
восприятиях, и вновь рассмотреть различные пространства в рамках геометрического
пространства, мы были бы вынуждены ради осуществления подобной цели отрицать то,
что люди вообще когда-либо спят, что они могут сойти с ума и что они способны
иметь реальные и ясные восприятия чего-либо. В связи с тем, что нами допускается
существование по крайней мере таких многообразных нерефлексивных форм, как
сновидения, состояния безумия и непосредственное восприятие (да и как бы мы
могли этого не допустить, если намереваемся выделить в свидетельствах сознания
нечто значимое, то, без чего невозможна истина?), мы не имеем права сводить все
переживания к единственному миру, а все модальности сущест-
81 Пространство
вования - к единственному сознанию. Осуществляя подобный подход, мы обязаны
обратиться, как к высшему апелляционному суду, которому должны быть представлены
на рассмотрение сознание восприятии и сознание иллюзий, к некоторой самости,
более близкой мне, чем та самость, которую изобретает мое сновидение или
восприятие тогда, когда я нахожусь в их власти, и которая обусловлена истинной
субстанцией сновидения и восприятия в тот момент, когда они мне являются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
удовольствия и боли локализуется в объективном пространстве, в котором должны
быть обнаружены их эмпирические условия. Динамичное сознание свободно от всякого
содержания и развертывает его в пространстве. В отношении подобного сознания
содержание вообще не бывает где-либо локализовано. Рассматривая мифологическое
переживание пространства и выясняя при этом, только то значение, которое оно
имеет само по себе, мы никогда не смогли бы понять, что это переживание
опирается на осознание единственного и объективного пространства, поскольку то,
что не объективно и не единственно, не является пространством. Может быть,
сущность пространства заключается в абсолютной "внеположенности", которая
соотносится с субъективностью, одновременно отрицая ее? Должна ли эта сущность
охватывать любое воображаемое бытие? Можно ли сказать, что если мы намереваемся
установить нечто вне ее, то, уже самим этим фактом это нечто вступает с ней в
отношение и, следовательно, полагается в ней? Когда спящему снится сон,
дыхательные движения и сексуальные стимулы не учитываются, эти действия
освобождаются от оков, которые связывают их с миром, и протекают в виде
сновидений. А что же он в действительности видит? Обязаны ли мы верить его
79 Пространство
объяснениям? Если бы он осознавал то, что видит, и понимал свое сновидение, он
бы проснулся; сексуальность в тот же момент нормализовалась, а чувство
беспокойства, сопровождаемое соответствующими фантомами, вызванными затруднением
дыхания, возросло бы в значительно большей степени, чем обычно. Претензии
таинственного пространства, вторгнувшегося в мир шизофреника, на то, чтобы быть
пространством, не обоснованы, так как оно не связано с чистым пространством.
Если больной настаивает на том, что это таинственное пространство существует и
действительно его окружает, мы должны задать ему вопрос о том, "где" оно
находится. В попытках локализовать этот фантом, больной будет от него
избавляться. Допуская, что объекты постоянно присутствуют, больной, наряду с
чистым пространством, использует такие средства, которые изгоняют призраки и
обеспечивают возврат к повседневному миру. Точно так же, при попытке обосновать
геометрическое пространство, включая его внутримировые отношения, с
использованием изначальной пространственности, пространственности существования,
игнорируется тот факт, что мысль осознает только саму себя или вещи, что
пространственность субъекта не может быть воспринята. Строго говоря, подобный
способ обоснования лишен какого-либо смысла. Мы попытаемся показать, что
изначальная пространственность не имеет тематического или эксплицитного значения
и растворяется в объективистском мышлении. Однако эта пространственность
обладает не тематическим, а имплицитным значением, которое является значением не
в меньшей степени, поскольку объективистское мышление само "натянуто" на
дорефлексивное мышление. Это значение присутствует как эксплицитное выражение
дорефлексивного сознания таким образом, что даже радикальная рефлексия не может
его тематизировать и рассматривать в качестве сущности, подобной миру или
пространству, которые установлены параллельно мыслящему о них не-темпоральному
субъекту. Мы должны возвратиться к тематизирующему акту и рассмотреть его
совместно с принадлежащими ему горизонтами, задающими его значение. Если
рефлексия заключается в непосредственном поиске некоторого фиксированного или
осмысленного состояния, она не может ограничивать себя внутри сферы
объективирующего мышления, а должна исследовать те тематические акты, которые
определяют объективирующую мысль, восстанавливая ее контекст. Иными словами,
объективирующая мысль отвергает феномены, сопровождающие сновидения, мифы и
существование вообще, поскольку она демонстрирует свою полную неспособность
80 М. Мерло-Понти
ясно мыслить о них. Для такого типа мышления значением обладают лишь такие
феномены, которые могут быть тематизированы. При таком подходе отвергается факт
или реальность, если они не отвечают принципам возможности и самоочевидности,
хотя не берется в расчет то, что сама очевидность основана на факте.
Аналитическая рефлексия убеждена в том, что понимает переживания человека,
видящего сон, или переживания шизофреника намного лучше тех, кому они
принадлежат. Кроме того, философ верит в то, что в рефлексии он более отчетливо,
чем в самом восприятии, знает о содержании своего восприятия. И, находясь под
давлением этих обстоятельств, он способен отвергнуть человеческое пространство
как явление, затемняющее единственное и истинное объективное пространство.
Однако даже в том случае, если философ осознает, что его понимание превосходит
понимание человека, непосредственно находящегося в состоянии сна, понимание
шизофреника или понимание, которое имеет место в момент самого восприятия, он
лишается права с абсолютной истинностью настаивать на том, что понимается им как
самоочевидное, поскольку сомневается или в показаниях других людей,
свидетельствующих о своем опыте, или в своем собственном восприятии. Существует
два способа освоения пространства, которые мы не можем одновременно
использовать. Либо человек в момент переживания осознает то, что переживает, и
об этом свидетельствуют его показания, как в случае с человеком, видящим сон,
шизофреником или субъектом непосредственного восприятия, а мы должны просто
принять то содержание восприятия, которое фактически выражается в их языке. Либо
человек в момент переживания не рассуждает о его содержании, и в этом случае
проверка на самоочевидность невозможна. Намереваясь выявить позитивное значение
переживаний, имеющих место в сновидениях, мифах или непосредственных
восприятиях, и вновь рассмотреть различные пространства в рамках геометрического
пространства, мы были бы вынуждены ради осуществления подобной цели отрицать то,
что люди вообще когда-либо спят, что они могут сойти с ума и что они способны
иметь реальные и ясные восприятия чего-либо. В связи с тем, что нами допускается
существование по крайней мере таких многообразных нерефлексивных форм, как
сновидения, состояния безумия и непосредственное восприятие (да и как бы мы
могли этого не допустить, если намереваемся выделить в свидетельствах сознания
нечто значимое, то, без чего невозможна истина?), мы не имеем права сводить все
переживания к единственному миру, а все модальности сущест-
81 Пространство
вования - к единственному сознанию. Осуществляя подобный подход, мы обязаны
обратиться, как к высшему апелляционному суду, которому должны быть представлены
на рассмотрение сознание восприятии и сознание иллюзий, к некоторой самости,
более близкой мне, чем та самость, которую изобретает мое сновидение или
восприятие тогда, когда я нахожусь в их власти, и которая обусловлена истинной
субстанцией сновидения и восприятия в тот момент, когда они мне являются.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111