Но сейчас, посмотрев на себя несколько мгновений, Николь выскользнула из больницы и села в автобус, идущий в Холланд-Парк. Ее никто не видел, она простояла всю дорогу, опасаясь, что если сядет, то кто-нибудь окажется у нее на коленях.
Было совсем нетрудно – проскользнуть от автобусной остановки по тротуару до знакомого дома, и, подойдя к нему, она увидела, что дедушка дома, потому что из одного из окон, выполненных в великолепном георгианском стиле, лился яркий свет, и Николь смогла даже различить фигуру деда, сидевшего в своем любимом кресле и читавшего газету. Она позвонила, и, когда он открыл дверь, влетела в дом. Дед тоже не заметил ее, потому что выглянул наружу, раздраженно нахмурился, а потом закрыл дверь и вернулся в свое кресло.
Николь приблизилась к портрету с незабудками, который висел на прежнем месте, над камином, и вгляделась в такое знакомое лицо, написанное много лет назад. Портрет потемнел и потрескался, время сделало свое дело, но блистательно красивая Арабелла Аттвуд все так же улыбалась с холста, и маленькие тонкие пальчики одной руки все так же сжимали нежные цветы – символ «истинной любви».
– Дедушка, – произнесла Николь нормальным голосом, и так как после этого ничего не произошло, продолжила, – что случилось с принцем Рупертом?
Ее дед, этот старый красивый мужчина, неожиданно подпрыгнул и испуганно завертел головой. Убедившись, что в комнате никого нет, он произнес:
– Николь? – его голос дрожал от страха, ей стало его жаль.
– Не пугайся, пожалуйста, это всего лишь сон. Я просто очень захотела тебя увидеть, – сказала она, изо всех сил стараясь успокоить его.
Он не подошел к ней, а вместо этого пересек комнату и снял телефонную трубку. Когда он назвал номер, Николь поняла, что он звонит в больницу.
– Добрый вечер, сестра. Это Филипп Пагет. Извините, что беспокою вас, может, вы сочтете странным, но мне показалось, я только что мысленно разговаривал со своей внучкой, Николь Холл… Это та девушка, которая поступила к вам шесть месяцев назад… – его голос стал затихать, потом вдруг загремел, и последние слова: «шесть месяцев назад…» отдались эхом в голове Николь.
– Но я здесь уже два года! – закричала она. – Это просто невозможно! Почему время для моей души и для моего тела течет по-разному? Господи, почему так происходит?
Она проснулась, как всегда вся мокрая от пота, в страхе зовя деда и выкрикивая: «Почему только шесть месяцев?», пока ее голос не сорвался на хрип. И тут дверь спальни отворилась.
Чтобы Джоселин мог больше отдыхать, они спали в разных спальнях, но сейчас, несмотря на то, что он был очень слаб, муж нашел в себе силы дойти до ее комнаты. Он остановился в дверях, опираясь на косяк, лицо его было таким же белым, как надетая на нем ночная сорочка.
– Что случилось? – спросил он, и в его голосе послышались неподдельное беспокойство и страдание.
Николь выпрыгнула из постели и подбежала к нему, ее собственный страх растаял, теперь она беспокоилась только за мужа.
– Дорогой, тебе не нужно было вставать. Это был всего лишь один из моих глупых ночных кошмаров. Давай, я помогу тебе вернуться в свою комнату, – сказала она.
– Нет, – ответил он, и на мгновение его лицо озарила прежняя саркастическая улыбка. – Лихорадка прошла, и мне кажется, самое худшее позади. Я, вернее, мое жалкое подобие, очень хочет остаться с тобой.
– Для тебя или для твоего жалкого подобия, – прошептала Николь, – всегда найдется место в моей кровати.
С этими словами она подхватила его, подумав, что жалкое подобие – это скорее она, а он – вполне реальный и тяжелый мужчина.
* * *
Они выехали из Оксфорда утром семнадцатого апреля, небольшая процессия, состоящая из нескольких карет, повозок и всадников. Король, принц Уэльский и герцог Йоркский отправились провожать королеву, Карл сел в карету со своей женой, так что они могли попрощаться там с глазу на глаз. Но в Абингдоне, откуда король должен был отправиться назад, и им нужно было окончательно расстаться, Генриетта-Мария не сдержалась. У нее началась истерика, она громко плакала, говорила, что умрет, что она больше никогда не увидит своего мужа, и, в конце концов, она обессиленно упала на руки Карла, всхлипывая и дрожа всем телом. Доктору пришлось чуть ли не силой увести эту маленькую дрожащую женщину в ее карету, где он дал ей успокоительное лекарство.
Король и два его спутника медленно удалились, похожие на скорбное трио из какой-то исторической трагедии. Зная, что королева абсолютно права, что она действительно в последний раз видела своего дорогого Карла, Николь молча смотрела на эту сцену, не замечая, что по ее щекам тоже градом катятся слезы.
– Что с тобой, моя маленькая ведьмочка? – прошептал Джоселин, наблюдавший за женой. – Уж не предчувствуешь ли ты самое худшее?
Она кивнула:
– Да. Я уверена, что король и королева больше никогда не увидят друг друга.
Джоселин сделался мрачным и серьезным:
– Если это действительно так, то мы все в большой опасности, и я должен как можно скорее переправить тебя в безопасное место.
– А что же будешь делать ты сам?
– Как только я оправлюсь настолько, что смогу держать в руках оружие, я вернусь к королю, чтобы защищать его. Я тебе уже говорил раньше, я согласен далеко не со всем, что он делает, но я дал ему клятву верности.
Их лошади тихо шли рядом, и Николь положила руку на запястье мужа.
– Куда бы ты ни направился, я все время буду следовать за тобой, – произнесла она.
Глаза Джоселина сверкнули золотом в свете утреннего солнца, он внимательно посмотрел на нее:
– Значит ли это, что ты меня любишь?
– О, да, – твердо ответила она, – недавно я поняла, насколько глубоко мое чувство.
Он, слава Богу, не спросил ее, когда и почему она это поняла, хотя она вспыхнула и отвернулась, вспомнив, что не смогла устоять перед настойчивостью и страстью принца.
– И все-таки меня не покидает предчувствие – в один прекрасный день ты уйдешь от меня.
– Я уйду от тебя, только если какие-нибудь высшие силы заставят меня это сделать.
Озорное лицо Джоселина просияло, можно было с уверенностью сказать, что он начал выздоравливать:
– Да? Когда я вновь обрету свою прежнюю силу, как насчет того, чтобы родить мне ребенка?
Николь улыбнулась:
– Я никогда не хотела иметь детей, но что касается тебя…
Муж посмотрел на нее с нескрываемым удивлением:
– Но ты же родила Миранду!
– Ах, да, – спохватилась Николь, – конечно, это сделала я, но сейчас я подумала о твоем ребенке…
– А, понятно, – ответил он, но в глубине его глаз она увидела огонек непонимания и недоверия.
* * *
Королева пришла в себя только через тридцать миль, и к тому времени, как они достигли деревушки под названием Вуттон Бассет, она чувствовала себя вполне сносно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140
Было совсем нетрудно – проскользнуть от автобусной остановки по тротуару до знакомого дома, и, подойдя к нему, она увидела, что дедушка дома, потому что из одного из окон, выполненных в великолепном георгианском стиле, лился яркий свет, и Николь смогла даже различить фигуру деда, сидевшего в своем любимом кресле и читавшего газету. Она позвонила, и, когда он открыл дверь, влетела в дом. Дед тоже не заметил ее, потому что выглянул наружу, раздраженно нахмурился, а потом закрыл дверь и вернулся в свое кресло.
Николь приблизилась к портрету с незабудками, который висел на прежнем месте, над камином, и вгляделась в такое знакомое лицо, написанное много лет назад. Портрет потемнел и потрескался, время сделало свое дело, но блистательно красивая Арабелла Аттвуд все так же улыбалась с холста, и маленькие тонкие пальчики одной руки все так же сжимали нежные цветы – символ «истинной любви».
– Дедушка, – произнесла Николь нормальным голосом, и так как после этого ничего не произошло, продолжила, – что случилось с принцем Рупертом?
Ее дед, этот старый красивый мужчина, неожиданно подпрыгнул и испуганно завертел головой. Убедившись, что в комнате никого нет, он произнес:
– Николь? – его голос дрожал от страха, ей стало его жаль.
– Не пугайся, пожалуйста, это всего лишь сон. Я просто очень захотела тебя увидеть, – сказала она, изо всех сил стараясь успокоить его.
Он не подошел к ней, а вместо этого пересек комнату и снял телефонную трубку. Когда он назвал номер, Николь поняла, что он звонит в больницу.
– Добрый вечер, сестра. Это Филипп Пагет. Извините, что беспокою вас, может, вы сочтете странным, но мне показалось, я только что мысленно разговаривал со своей внучкой, Николь Холл… Это та девушка, которая поступила к вам шесть месяцев назад… – его голос стал затихать, потом вдруг загремел, и последние слова: «шесть месяцев назад…» отдались эхом в голове Николь.
– Но я здесь уже два года! – закричала она. – Это просто невозможно! Почему время для моей души и для моего тела течет по-разному? Господи, почему так происходит?
Она проснулась, как всегда вся мокрая от пота, в страхе зовя деда и выкрикивая: «Почему только шесть месяцев?», пока ее голос не сорвался на хрип. И тут дверь спальни отворилась.
Чтобы Джоселин мог больше отдыхать, они спали в разных спальнях, но сейчас, несмотря на то, что он был очень слаб, муж нашел в себе силы дойти до ее комнаты. Он остановился в дверях, опираясь на косяк, лицо его было таким же белым, как надетая на нем ночная сорочка.
– Что случилось? – спросил он, и в его голосе послышались неподдельное беспокойство и страдание.
Николь выпрыгнула из постели и подбежала к нему, ее собственный страх растаял, теперь она беспокоилась только за мужа.
– Дорогой, тебе не нужно было вставать. Это был всего лишь один из моих глупых ночных кошмаров. Давай, я помогу тебе вернуться в свою комнату, – сказала она.
– Нет, – ответил он, и на мгновение его лицо озарила прежняя саркастическая улыбка. – Лихорадка прошла, и мне кажется, самое худшее позади. Я, вернее, мое жалкое подобие, очень хочет остаться с тобой.
– Для тебя или для твоего жалкого подобия, – прошептала Николь, – всегда найдется место в моей кровати.
С этими словами она подхватила его, подумав, что жалкое подобие – это скорее она, а он – вполне реальный и тяжелый мужчина.
* * *
Они выехали из Оксфорда утром семнадцатого апреля, небольшая процессия, состоящая из нескольких карет, повозок и всадников. Король, принц Уэльский и герцог Йоркский отправились провожать королеву, Карл сел в карету со своей женой, так что они могли попрощаться там с глазу на глаз. Но в Абингдоне, откуда король должен был отправиться назад, и им нужно было окончательно расстаться, Генриетта-Мария не сдержалась. У нее началась истерика, она громко плакала, говорила, что умрет, что она больше никогда не увидит своего мужа, и, в конце концов, она обессиленно упала на руки Карла, всхлипывая и дрожа всем телом. Доктору пришлось чуть ли не силой увести эту маленькую дрожащую женщину в ее карету, где он дал ей успокоительное лекарство.
Король и два его спутника медленно удалились, похожие на скорбное трио из какой-то исторической трагедии. Зная, что королева абсолютно права, что она действительно в последний раз видела своего дорогого Карла, Николь молча смотрела на эту сцену, не замечая, что по ее щекам тоже градом катятся слезы.
– Что с тобой, моя маленькая ведьмочка? – прошептал Джоселин, наблюдавший за женой. – Уж не предчувствуешь ли ты самое худшее?
Она кивнула:
– Да. Я уверена, что король и королева больше никогда не увидят друг друга.
Джоселин сделался мрачным и серьезным:
– Если это действительно так, то мы все в большой опасности, и я должен как можно скорее переправить тебя в безопасное место.
– А что же будешь делать ты сам?
– Как только я оправлюсь настолько, что смогу держать в руках оружие, я вернусь к королю, чтобы защищать его. Я тебе уже говорил раньше, я согласен далеко не со всем, что он делает, но я дал ему клятву верности.
Их лошади тихо шли рядом, и Николь положила руку на запястье мужа.
– Куда бы ты ни направился, я все время буду следовать за тобой, – произнесла она.
Глаза Джоселина сверкнули золотом в свете утреннего солнца, он внимательно посмотрел на нее:
– Значит ли это, что ты меня любишь?
– О, да, – твердо ответила она, – недавно я поняла, насколько глубоко мое чувство.
Он, слава Богу, не спросил ее, когда и почему она это поняла, хотя она вспыхнула и отвернулась, вспомнив, что не смогла устоять перед настойчивостью и страстью принца.
– И все-таки меня не покидает предчувствие – в один прекрасный день ты уйдешь от меня.
– Я уйду от тебя, только если какие-нибудь высшие силы заставят меня это сделать.
Озорное лицо Джоселина просияло, можно было с уверенностью сказать, что он начал выздоравливать:
– Да? Когда я вновь обрету свою прежнюю силу, как насчет того, чтобы родить мне ребенка?
Николь улыбнулась:
– Я никогда не хотела иметь детей, но что касается тебя…
Муж посмотрел на нее с нескрываемым удивлением:
– Но ты же родила Миранду!
– Ах, да, – спохватилась Николь, – конечно, это сделала я, но сейчас я подумала о твоем ребенке…
– А, понятно, – ответил он, но в глубине его глаз она увидела огонек непонимания и недоверия.
* * *
Королева пришла в себя только через тридцать миль, и к тому времени, как они достигли деревушки под названием Вуттон Бассет, она чувствовала себя вполне сносно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140