— Она изучала его лицо. — Вы меня удивляете. Может быть, я увидела оскорбление там, где его не было, и сожалею об этом, но, имея дело с людьми запада, я привыкла к осторожности.
— Я понимаю, но не все мы одинаковы.
— Вы не похожи на других, это ясно сразу. Однако мы уклоняемся в сторону. Расскажите, почему вивури охотятся на вас.
— Потому что я видел больше, чем следовало, в ДжиПайндру.
— Что можно увидеть во дворе храма!
— Под видом неофита из ХинБура я проник внутрь и много дней прожил среди Сынов Аона.
— Это просто невероятно. Никогда не слышала ничего подобного. Вы любопытствовали, искали развлечений, или у этой безумной выходки была определенная цель?
— Я, говоря без обиняков, шпионил.
— Я так понимаю, что вы подходите для подобного поручения как никто другой. Что же хотели узнать вонарцы?
— Все, что удастся. Мы почти ничего не знаем о культе Аона и его жрецах. В особенности нас интересовали возможные связи между ВайПрадхами и последними событиями, настроившими население ЗуЛайсы против Вонара.
— Обычно население ЗуЛайсы воспламенить не трудно. О каких событиях идет речь?
— Прежде всего, убийство прославленного астромага.
— Кидришу Крылатого? И вы что-нибудь узнали?
— Да. Его убили Сыны и обвинили в убийстве нас. Но это не главное из моих открытий. То, что я видел в ДжиПайндру, трудно описать, и я отчаялся найти вонарца, который поверил бы моим словам.
— Попытайте счастья со мной. Вы же знаете, как легковерны мы, простодушные дикари.
— Гочанна, прошу вас…
— Простите. Расскажите мне вашу историю, Чаумелль. Я выслушаю и постараюсь отнестись к ней непредвзято.
— Благодарю вас. — Ренилл помедлил, хмурясь, и начал рассказ: — В первые дни пребывания в храме я не узнал ничего, кроме унылой рутины жизни неофита. Однако через несколько дней мне приказали отнести поднос с изысканными яствами в некую запертую келью. Там я увидел двух девочек-подростков — почти детей — разодетых подобно дорогим проституткам и на последнем сроке беременности. Когда я попытался заговорить с ними…
Рассказ получился долгим, но девушка ни разу не перебила его. Временами она менялась в лице: ловила каждое его слово, когда он говорил о своих открытиях в зале Мудрости, вздрагивала, когда он описывал странных младенцев и их участь… — но Ренилл не мог понять, верит ли она ему. Закончив наконец, он умолк, и Джатонди тоже молчала. Молчание тянулось долго, и Ренилл не сумел бы сказать, что таится в ее глазах, но его собственные глаза закрывались, словно веки налились свинцом, а усталость, которую он сдерживал долгие часы, мстительно брала свое.
Джатонди взглянула на него.
— Вам надо поспать, — сказала она.
— Гочанна, я рассказал вам все. Вам нечего сказать?
— Не теперь. Не тревожьтесь, я отвечу вам очень скоро.
— И вы не хотите узнать, что привело, меня в УудПрай?
— В свете того, что вы рассказали, ваша цель самоочевидна.
— В самом деле…— Слишком уж умна! — И что?..
— И, боюсь, что эту ночь вам придется спать на полу.
— Что?
— Это единственное более или менее чистое место во всем крыле, — вежливо пояснила Джатонди. — Кроме, конечно, маленького островка в ванной, но я думаю, вам не захочется спать в ванне. Или на помете летучих мышей.
— Нет, но…
— Вот. — Она бросила ему подушку с собственной постели. Циновки толстые, так что вам будет не слишком жестко.
— Но…
— Спите, Чаумелль. Поговорим завтра утром. Сейчас мне надо многое обдумать.
Спорить казалось бесполезно, да и сил уже не было. Она, должно быть, поверила моему рассказу — или, по крайней мере, считает меня безобидным, не то не оставила бы спать в своей комнате.
Чужой мужчина в спальне, а рядом ни слуг, ни охраны. Единственная защита — этот ее игрушечный кинжальчик. Не будь так уверен. Откуда тебе знать, может у нее в шкафу спрятана гаубица. И все равно, удивительное безрассудство. Или доверие. Конечно, он сейчас не в том состоянии, чтобы кому-нибудь угрожать, и она это видит. Видит ли?
Хотел бы он прочитать ее мысли. По лицу ничего не понять. Оно красиво и непроницаемо.
Коврик, на котором он лежал, был мягким как перина. От подушки под головой веяло слабым ароматом лимона. Мысли постепенно смешались со сновидениями, но ему и не снилось, что гочанна Джатонди просидела до глубокой ночи, не сводя с него глаз.
И снова ожила Святыня в глубинах ДжиПайндру. В ее тьме Перворожденный обращался к Отцу. По крайней мере, таково было его намерение, но Отец оставался глух к обращениям.
— Аон-отец! — Снова и снова взывал в непроглядном мраке КриНаид-сын. Ответа не было, но он всем телом ощущал тяжелое присутствие бога-отца. — Великий, услышь меня.
Нет ответа. Всего несколько дней прошло с их последнего разговора, но Отец на глазах впадал в старческое бессилие.
— Узнай меня! — напряженный металлический шепот рассек воздух, и наконец пришел немой ответ:
— ?
Смутное, раздраженное любопытство.
— Я КриНаид, Твой первенец. Отец помнит.
Молчание. Отец перебирал воспоминания и наконец вспомнил.
— Представ перед тобой в прошлый раз, я говорил о явившихся к нам с запада пришельцах. Отец помнит.
Замешательство. Отец не помнил.
— Они препятствуют почитающим тебя. Их лазутчик проник в сердце ДжиПайндру. Отец помнит.
Недоумение. Отец не помнил. Скука, нетерпение. Любопытство отца быстро гасло.
— Я говорил о кощунствах чужеземцев, и твой гнев потряс ДжиПайндру. Отец помнит свой гнев.
Гнев. Теперь Отец вспомнил.
— И уже близок час отмщения.
Отмщение.
Вспышка ярости из мрака.
— Да, Отец. Время пришло. Армия Верных Тебе жаждет очистить царство. У них есть вожди, они готовы. Они алчут служения, они ожидают знака небес. Дай им знак, и они восстанут в ярости, уничтожат чужеземцев, очистят землю, и весь Кандерул посвятят служению тебе. И тогда Аон-отец будет верховным властителем, несравненным, непревзойденным и вечным.
Вечным.
Какая-то ребяческая жадная радость теплой волной обдала Первого Жреца.
— И потому я явился с мольбой о божественной помощи. Дай мне на время силу Сияния, дабы твой первенец мог возвестить волю бога верным ЗуЛайсы. Освети мой разум, Отец, и твой глас прогремит с небес, и правоверные ответят ему священным пролитием крови.
— ?
Отец выражал горячее, болезненное недоумение.
— Уровень Сияния, источник божественной мощи. Отец помнит?
Долгое молчание, ужаснувшее КриНаид-сына, и затем страстное согласие. Отец помнил.
— Дай мне свою силу, Отец. Зажги во мне огонь Ирруле.
Первенец.
Отчетливое узнавание и снова ясное согласие.
Еле слышный вздох вырвался из светящегося отверстия губ первого жреца. Мгновение, всего один миг, он боялся, что Отец невозвратно потерял память. Никогда прежде КриНаид не допускал такой возможности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103
— Я понимаю, но не все мы одинаковы.
— Вы не похожи на других, это ясно сразу. Однако мы уклоняемся в сторону. Расскажите, почему вивури охотятся на вас.
— Потому что я видел больше, чем следовало, в ДжиПайндру.
— Что можно увидеть во дворе храма!
— Под видом неофита из ХинБура я проник внутрь и много дней прожил среди Сынов Аона.
— Это просто невероятно. Никогда не слышала ничего подобного. Вы любопытствовали, искали развлечений, или у этой безумной выходки была определенная цель?
— Я, говоря без обиняков, шпионил.
— Я так понимаю, что вы подходите для подобного поручения как никто другой. Что же хотели узнать вонарцы?
— Все, что удастся. Мы почти ничего не знаем о культе Аона и его жрецах. В особенности нас интересовали возможные связи между ВайПрадхами и последними событиями, настроившими население ЗуЛайсы против Вонара.
— Обычно население ЗуЛайсы воспламенить не трудно. О каких событиях идет речь?
— Прежде всего, убийство прославленного астромага.
— Кидришу Крылатого? И вы что-нибудь узнали?
— Да. Его убили Сыны и обвинили в убийстве нас. Но это не главное из моих открытий. То, что я видел в ДжиПайндру, трудно описать, и я отчаялся найти вонарца, который поверил бы моим словам.
— Попытайте счастья со мной. Вы же знаете, как легковерны мы, простодушные дикари.
— Гочанна, прошу вас…
— Простите. Расскажите мне вашу историю, Чаумелль. Я выслушаю и постараюсь отнестись к ней непредвзято.
— Благодарю вас. — Ренилл помедлил, хмурясь, и начал рассказ: — В первые дни пребывания в храме я не узнал ничего, кроме унылой рутины жизни неофита. Однако через несколько дней мне приказали отнести поднос с изысканными яствами в некую запертую келью. Там я увидел двух девочек-подростков — почти детей — разодетых подобно дорогим проституткам и на последнем сроке беременности. Когда я попытался заговорить с ними…
Рассказ получился долгим, но девушка ни разу не перебила его. Временами она менялась в лице: ловила каждое его слово, когда он говорил о своих открытиях в зале Мудрости, вздрагивала, когда он описывал странных младенцев и их участь… — но Ренилл не мог понять, верит ли она ему. Закончив наконец, он умолк, и Джатонди тоже молчала. Молчание тянулось долго, и Ренилл не сумел бы сказать, что таится в ее глазах, но его собственные глаза закрывались, словно веки налились свинцом, а усталость, которую он сдерживал долгие часы, мстительно брала свое.
Джатонди взглянула на него.
— Вам надо поспать, — сказала она.
— Гочанна, я рассказал вам все. Вам нечего сказать?
— Не теперь. Не тревожьтесь, я отвечу вам очень скоро.
— И вы не хотите узнать, что привело, меня в УудПрай?
— В свете того, что вы рассказали, ваша цель самоочевидна.
— В самом деле…— Слишком уж умна! — И что?..
— И, боюсь, что эту ночь вам придется спать на полу.
— Что?
— Это единственное более или менее чистое место во всем крыле, — вежливо пояснила Джатонди. — Кроме, конечно, маленького островка в ванной, но я думаю, вам не захочется спать в ванне. Или на помете летучих мышей.
— Нет, но…
— Вот. — Она бросила ему подушку с собственной постели. Циновки толстые, так что вам будет не слишком жестко.
— Но…
— Спите, Чаумелль. Поговорим завтра утром. Сейчас мне надо многое обдумать.
Спорить казалось бесполезно, да и сил уже не было. Она, должно быть, поверила моему рассказу — или, по крайней мере, считает меня безобидным, не то не оставила бы спать в своей комнате.
Чужой мужчина в спальне, а рядом ни слуг, ни охраны. Единственная защита — этот ее игрушечный кинжальчик. Не будь так уверен. Откуда тебе знать, может у нее в шкафу спрятана гаубица. И все равно, удивительное безрассудство. Или доверие. Конечно, он сейчас не в том состоянии, чтобы кому-нибудь угрожать, и она это видит. Видит ли?
Хотел бы он прочитать ее мысли. По лицу ничего не понять. Оно красиво и непроницаемо.
Коврик, на котором он лежал, был мягким как перина. От подушки под головой веяло слабым ароматом лимона. Мысли постепенно смешались со сновидениями, но ему и не снилось, что гочанна Джатонди просидела до глубокой ночи, не сводя с него глаз.
И снова ожила Святыня в глубинах ДжиПайндру. В ее тьме Перворожденный обращался к Отцу. По крайней мере, таково было его намерение, но Отец оставался глух к обращениям.
— Аон-отец! — Снова и снова взывал в непроглядном мраке КриНаид-сын. Ответа не было, но он всем телом ощущал тяжелое присутствие бога-отца. — Великий, услышь меня.
Нет ответа. Всего несколько дней прошло с их последнего разговора, но Отец на глазах впадал в старческое бессилие.
— Узнай меня! — напряженный металлический шепот рассек воздух, и наконец пришел немой ответ:
— ?
Смутное, раздраженное любопытство.
— Я КриНаид, Твой первенец. Отец помнит.
Молчание. Отец перебирал воспоминания и наконец вспомнил.
— Представ перед тобой в прошлый раз, я говорил о явившихся к нам с запада пришельцах. Отец помнит.
Замешательство. Отец не помнил.
— Они препятствуют почитающим тебя. Их лазутчик проник в сердце ДжиПайндру. Отец помнит.
Недоумение. Отец не помнил. Скука, нетерпение. Любопытство отца быстро гасло.
— Я говорил о кощунствах чужеземцев, и твой гнев потряс ДжиПайндру. Отец помнит свой гнев.
Гнев. Теперь Отец вспомнил.
— И уже близок час отмщения.
Отмщение.
Вспышка ярости из мрака.
— Да, Отец. Время пришло. Армия Верных Тебе жаждет очистить царство. У них есть вожди, они готовы. Они алчут служения, они ожидают знака небес. Дай им знак, и они восстанут в ярости, уничтожат чужеземцев, очистят землю, и весь Кандерул посвятят служению тебе. И тогда Аон-отец будет верховным властителем, несравненным, непревзойденным и вечным.
Вечным.
Какая-то ребяческая жадная радость теплой волной обдала Первого Жреца.
— И потому я явился с мольбой о божественной помощи. Дай мне на время силу Сияния, дабы твой первенец мог возвестить волю бога верным ЗуЛайсы. Освети мой разум, Отец, и твой глас прогремит с небес, и правоверные ответят ему священным пролитием крови.
— ?
Отец выражал горячее, болезненное недоумение.
— Уровень Сияния, источник божественной мощи. Отец помнит?
Долгое молчание, ужаснувшее КриНаид-сына, и затем страстное согласие. Отец помнил.
— Дай мне свою силу, Отец. Зажги во мне огонь Ирруле.
Первенец.
Отчетливое узнавание и снова ясное согласие.
Еле слышный вздох вырвался из светящегося отверстия губ первого жреца. Мгновение, всего один миг, он боялся, что Отец невозвратно потерял память. Никогда прежде КриНаид не допускал такой возможности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103