- вскричала моя жена. - Не хотите же вы сказать, миледи, что подозреваете супруга в том, что он...
- Что он?.. Ах, нет, конечно, нет. И нашему братцу Уиллу тоже, конечно, можно доверить любую крупную сумму денег, ну как же, еще бы... как кошке крынку сливок! Да, моя дорогая, быть светской женщиной с высоким положением - это вовсе не одни сплошные удовольствия, уж вы мне поверьте. И если я купила себе графскую корону, так и не дешево за нее заплатила, так-то!
Что ж, лорд Каслвуд тоже заплатил немало за то, чтобы освободить свое имение от закладных, покрыть долги, меблировать дом и восстановить конюшню. Он стал рабом своей крошки-жены и ее дедушки. Не удивительно, что общество старика было не слишком приятно его жертве, и бедняга граф охотно ускользал из своего великолепного поместья, чтобы пображничать в клубе, когда ему удавалось разжиться деньгами, а не то так просто побыть в любом обществе, лишь бы не со своими домашними. Натаскивать ученика, как это делал я, поверьте, не такое уж приятное занятие; сидеть в приемной книготорговца, дожидаясь, пока его честь отобедает и соблаговолит дать аудиенцию, тоже дело нелегкое для человека родовитого самолюбивого; но разве согласился бы я променять свою бедность на унизительную зависимость несчастного лорда Каслвуда? Сколь бы ни были скудны мои доходы, я, по крайней мере, добывая их своим трудом, и никто не посмеет сказать, что я угодничал или раболепствовал перед своими патронами; по правде-то говоря, я всегда держал, себя с ними столь угрюмо и надменно, что был, вероятно, просто невыносим.
Зато некая небезызвестная вам особа, которую послала мне судьба, чтобы рука об руку идти со мной по жизненному пути, так очаровательно легко, так спокойно и беззаботно переносила свои лишения, что даже сам суровый Рок смягчился и, подобно свирепому великану-людоеду из сказки, дрогнул перед неизменной добротой и безыскусной приветливостью этого бесхитростного, невинного создания. Она и в бедности сохраняла благородство, и все наши соседи - мелкие торговцы и совсем простой народ оказывали ей не меньше уважения, чем самым богатым дамам нашего квартала.
- Право же, моя дорогая, - сказала простодушная миссис Фокер моей жене, когда везла ее в своем экипаже, - все, по-моему, считают, что хозяйка этого выезда - вы, а я ваша служанка.
Все домовладелицы, у которых мы квартировали, обожали мою жену; торговцы с таким усердием выполняли ее скромные заказы, словно она была герцогиней или богачкой, на которой можно сколотить капитал. Это нередко наводило меня на мысль о той леди из "Комуса", что остается незапятнанной и безмятежно спокойной среди орущего сброда.
Не раз и же два, а вернее, стоило вам только пожелать, и добросердечные родители моего юного питомца давали нам свой экипаж, чтобы мы могли прокатиться за город или навестить кое-кого из друзей. Скажу по секрету, что мы однажды поехали в кабачок "Протестантский Герой" и там в саду устроили себе маленький кутеж, причем хозяйка весь вечер упорно называла мою жену миледи. Кроме того, мы однажды навестили мистера Джонсона и выпили у него чашку чая (остроумнейший мистер Гольдсмит тоже был в тот день его гостем); и доктор Джонсон с поклоном проводил мою жену до экипажа. Но чаще всего мы наведывались к госпоже Бернштейн, и, поверьте, я не испытал ни малейшего укола ревности, когда моя тетушка внезапно воспылала необычайной симпатией к Тео.
Симпатия эта росла не по дням, а по часам, и в конце концов тетушка стала требовать, чтобы Тео большую часть недели проводила с ней, а то так и вообще оставалась все время возле нее; мужа и сына Тео она считала просто какой-то докучной помехой и очень забавно проявляла свою неприязнь к нам за то, что мы тоже иногда претендовали на общество ее любимицы. Я не хочу сказать, что моя жена может быть недостойна чьего бы то ни было расположения, однако именно трудность общения с ней и ее частое и вынужденное отсутствие превратили пристрастие моей тетушки к ней в своего рода манию. Наш дом был засыпав записками баронессы, словно любовными посланиями, ее слуги то и дело появлялись у нас на кухне. Если Тео не могла отлучиться из дома, тетушка слала ей душераздирающие призывы, а меня при встречах свирепо осыпала упреками. Когда же нашему мальчику случилось однажды заболеть (судьбе угодно было пощадить нашего капитана, дабы он стал для нас источником постоянной тревоги и тяжким испытанием для наших нервов), госпожа Бернштейн три дня кряду ездила на своего дома в Ламбет и клялась, что у ребенка решительно ничего нет, он абсолютно здоров, а мы придумали ему болезнь только для того, чтобы ее помучить.
Царствующая графиня Каслвуд держалась со своей старой тетушкой так же непринужденно, как со всеми прочими - и великими и малыми.
- И чего это вы из кожи вон лезете, чего вы так цацкаетесь с этой старухой, прямо в толк не возьму! - говорила ее сиятельство. - Что уж, она такая благородная, что ли? Чушь! Ничуть не благороднее всякой другой старухи, и я, если хотите знать, нисколечко не хуже их всех с этими их высоченными каблуками и надутым видом! Он была знаменитой красавицей когда-то? Стащите-ка с нее парик, выньте вставную челюсть, смойте румяна, и поглядим тогда, что останется от вашей красотки! Всю ее красоту можно свалить в шляпную картонку, а без нее она просто морщинистая старуха!
И ведь ничего не скажешь, эта маленькая разоблачительница говорила сущую правду. Таков удел красоты - рано или поздно она истлеет - сначала на земле, потом под землей. Перед нами была старость, увы, не снискавшая себе почета, почтенные седины, крашеные или спрятанные под парик. Соблазны света все еще были сильны, и старость тянулась к ним, опираясь на клюку. Восемь десятков лет она царила в свете и вкушала и от дозволенного, и от запретного плода. Она познала власть красоты, приманчивость наслаждений, лести. Но сколько под всем этим затаенных обид, унижений, разочарований, какая горечь поражений! Сколько шипов на этих розах! Сколько жалящих пчел роится вокруг сладкого плода!
- Ты не красавица, моя дорогая, - не раз говорила она моей жене, - и благодари за это бога: значит, ты родилась под счастливой звездой. - (Если при этом она противоречила самой себе, так разве это не случается с каждым из нас?) - И не говори мне, что твоему мужу нравится твое личико, а других вздыхателей тебе не надо! Все мы любим поклонение. Каждая женщина предпочтет красоту всем благам на свете - и богатству, и добродетели, и всем прочим дарам добрых фей! Взгляни на этот портрет, хотя, конечно, я знаю, что он очень плох, - этот глупый хвастунишка Неллер не смог передать ни блеск моих глаз, ни мой цвет лица, ни мою осанку. Как я была сложена тогда! А погляди на меня теперь, погляди на эту старую сморщенную шею!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
- Что он?.. Ах, нет, конечно, нет. И нашему братцу Уиллу тоже, конечно, можно доверить любую крупную сумму денег, ну как же, еще бы... как кошке крынку сливок! Да, моя дорогая, быть светской женщиной с высоким положением - это вовсе не одни сплошные удовольствия, уж вы мне поверьте. И если я купила себе графскую корону, так и не дешево за нее заплатила, так-то!
Что ж, лорд Каслвуд тоже заплатил немало за то, чтобы освободить свое имение от закладных, покрыть долги, меблировать дом и восстановить конюшню. Он стал рабом своей крошки-жены и ее дедушки. Не удивительно, что общество старика было не слишком приятно его жертве, и бедняга граф охотно ускользал из своего великолепного поместья, чтобы пображничать в клубе, когда ему удавалось разжиться деньгами, а не то так просто побыть в любом обществе, лишь бы не со своими домашними. Натаскивать ученика, как это делал я, поверьте, не такое уж приятное занятие; сидеть в приемной книготорговца, дожидаясь, пока его честь отобедает и соблаговолит дать аудиенцию, тоже дело нелегкое для человека родовитого самолюбивого; но разве согласился бы я променять свою бедность на унизительную зависимость несчастного лорда Каслвуда? Сколь бы ни были скудны мои доходы, я, по крайней мере, добывая их своим трудом, и никто не посмеет сказать, что я угодничал или раболепствовал перед своими патронами; по правде-то говоря, я всегда держал, себя с ними столь угрюмо и надменно, что был, вероятно, просто невыносим.
Зато некая небезызвестная вам особа, которую послала мне судьба, чтобы рука об руку идти со мной по жизненному пути, так очаровательно легко, так спокойно и беззаботно переносила свои лишения, что даже сам суровый Рок смягчился и, подобно свирепому великану-людоеду из сказки, дрогнул перед неизменной добротой и безыскусной приветливостью этого бесхитростного, невинного создания. Она и в бедности сохраняла благородство, и все наши соседи - мелкие торговцы и совсем простой народ оказывали ей не меньше уважения, чем самым богатым дамам нашего квартала.
- Право же, моя дорогая, - сказала простодушная миссис Фокер моей жене, когда везла ее в своем экипаже, - все, по-моему, считают, что хозяйка этого выезда - вы, а я ваша служанка.
Все домовладелицы, у которых мы квартировали, обожали мою жену; торговцы с таким усердием выполняли ее скромные заказы, словно она была герцогиней или богачкой, на которой можно сколотить капитал. Это нередко наводило меня на мысль о той леди из "Комуса", что остается незапятнанной и безмятежно спокойной среди орущего сброда.
Не раз и же два, а вернее, стоило вам только пожелать, и добросердечные родители моего юного питомца давали нам свой экипаж, чтобы мы могли прокатиться за город или навестить кое-кого из друзей. Скажу по секрету, что мы однажды поехали в кабачок "Протестантский Герой" и там в саду устроили себе маленький кутеж, причем хозяйка весь вечер упорно называла мою жену миледи. Кроме того, мы однажды навестили мистера Джонсона и выпили у него чашку чая (остроумнейший мистер Гольдсмит тоже был в тот день его гостем); и доктор Джонсон с поклоном проводил мою жену до экипажа. Но чаще всего мы наведывались к госпоже Бернштейн, и, поверьте, я не испытал ни малейшего укола ревности, когда моя тетушка внезапно воспылала необычайной симпатией к Тео.
Симпатия эта росла не по дням, а по часам, и в конце концов тетушка стала требовать, чтобы Тео большую часть недели проводила с ней, а то так и вообще оставалась все время возле нее; мужа и сына Тео она считала просто какой-то докучной помехой и очень забавно проявляла свою неприязнь к нам за то, что мы тоже иногда претендовали на общество ее любимицы. Я не хочу сказать, что моя жена может быть недостойна чьего бы то ни было расположения, однако именно трудность общения с ней и ее частое и вынужденное отсутствие превратили пристрастие моей тетушки к ней в своего рода манию. Наш дом был засыпав записками баронессы, словно любовными посланиями, ее слуги то и дело появлялись у нас на кухне. Если Тео не могла отлучиться из дома, тетушка слала ей душераздирающие призывы, а меня при встречах свирепо осыпала упреками. Когда же нашему мальчику случилось однажды заболеть (судьбе угодно было пощадить нашего капитана, дабы он стал для нас источником постоянной тревоги и тяжким испытанием для наших нервов), госпожа Бернштейн три дня кряду ездила на своего дома в Ламбет и клялась, что у ребенка решительно ничего нет, он абсолютно здоров, а мы придумали ему болезнь только для того, чтобы ее помучить.
Царствующая графиня Каслвуд держалась со своей старой тетушкой так же непринужденно, как со всеми прочими - и великими и малыми.
- И чего это вы из кожи вон лезете, чего вы так цацкаетесь с этой старухой, прямо в толк не возьму! - говорила ее сиятельство. - Что уж, она такая благородная, что ли? Чушь! Ничуть не благороднее всякой другой старухи, и я, если хотите знать, нисколечко не хуже их всех с этими их высоченными каблуками и надутым видом! Он была знаменитой красавицей когда-то? Стащите-ка с нее парик, выньте вставную челюсть, смойте румяна, и поглядим тогда, что останется от вашей красотки! Всю ее красоту можно свалить в шляпную картонку, а без нее она просто морщинистая старуха!
И ведь ничего не скажешь, эта маленькая разоблачительница говорила сущую правду. Таков удел красоты - рано или поздно она истлеет - сначала на земле, потом под землей. Перед нами была старость, увы, не снискавшая себе почета, почтенные седины, крашеные или спрятанные под парик. Соблазны света все еще были сильны, и старость тянулась к ним, опираясь на клюку. Восемь десятков лет она царила в свете и вкушала и от дозволенного, и от запретного плода. Она познала власть красоты, приманчивость наслаждений, лести. Но сколько под всем этим затаенных обид, унижений, разочарований, какая горечь поражений! Сколько шипов на этих розах! Сколько жалящих пчел роится вокруг сладкого плода!
- Ты не красавица, моя дорогая, - не раз говорила она моей жене, - и благодари за это бога: значит, ты родилась под счастливой звездой. - (Если при этом она противоречила самой себе, так разве это не случается с каждым из нас?) - И не говори мне, что твоему мужу нравится твое личико, а других вздыхателей тебе не надо! Все мы любим поклонение. Каждая женщина предпочтет красоту всем благам на свете - и богатству, и добродетели, и всем прочим дарам добрых фей! Взгляни на этот портрет, хотя, конечно, я знаю, что он очень плох, - этот глупый хвастунишка Неллер не смог передать ни блеск моих глаз, ни мой цвет лица, ни мою осанку. Как я была сложена тогда! А погляди на меня теперь, погляди на эту старую сморщенную шею!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166