Мы с ним выскользнули украдкой из гостиной и поднялись наверх, в отведенные для меня покои. Но не успела у нас завязаться беседа по душам, как мы увидели перед собой бледное лицо нашей матушки, освещенное пламенем тонкой восковой свечи. Не нужно ли мне чего-нибудь? Все ли здесь приготовлено по моему вкусу? Она уже заглянула к нашим драгоценным малюткам - они спят, как херувимчики. Она прямо налюбоваться на них не могла, только бы и делала, что ласкала их и целовала! Какие очаровательные ямочки на щеках у крошки Тео, когда она улыбается, и как восхитительно важничает маленький Майлз!
- Сэр Джордж, ужин уже подают на стол. И вас, Генри, я тоже прошу остаться, если трактирная еда для вас не предпочтительнее нашей. - Какая разница и в словах и в тоне этого приглашения! Хел, повесив голову, спустился вниз. Священник прочел молитву, призывая на нашу трапезу благословение господне. Он с большим искусством и красноречием описал наше возвращение домой, наше благополучное плавание по бурным водам и коснулся любви и прощения, которые ждут нас в доме нашего отца небесного, когда останутся позади все жизненные бури. Это был новый священник, совсем не похожий на тех, кто запомнился мне с моих юных лет, и я воздал ему хвалу, но госпожа Эсмонд покачала головой. Он-де исповедует весьма опасные взгляды, и, кажется, не он один их исповедует. Разве я не видел бумаги, подписанной купцами и членами ассамблеи год назад в Уильямсберге - всеми этими Ли, Рандолфами, Бассетами, Вашингтонами и прочими?
- И, о мой дорогой, как ни грустно в этом признаваться, там стояла и наша фамилия тоже, я хочу сказать - подпись твоего брата (чье тут сказалось влияние - об этом я умолчу) и этого бедняги мистера Белмана, священника, который читал молитву.
Если в нашем тесном колониальном кругу существовали кое-какие распри, когда я уезжал в Англию, то разве могли они идти хоть в какое-то сравнение с той враждой, которая бушевала здесь теперь! Мы издали для Америки закон о гербовом сборе и вынуждены были отменить его. Вслед за этим мы сделали попытку ввести еще ряд новых налогов - на стекло, на бумагу и на что-то еще и еще, и отменили эти налоги тоже, за исключением одного-единственного - на чай. От Бостона до Чарльстона весь чай был конфискован. Даже моя матушка, при всей своей преданности королю, отказалась от своего излюбленного напитка, да и моей бедняжке Тео пришлось бы от него отказаться, если бы мы не прихватили небольшой запас чая с собой на корабль, уплатив за него в Англии вчетверо большую пошлину. Что касается меня, то я не видел оснований возражать против уплаты этого налога. Правительство метрополии должно было иметь какие-то источники дохода, иначе его власть становилась чисто номинальной. Нам говорят, что оно изводило колонии своим произволом. А я говорю, что это мы, колонии, изводили своим произволом правительство метрополии. Это спор уже чисто теоретический, он перешел в область истории; мы пытались разрешить его силой оружия и потерпели поражение, а теперь этот вопрос решен так же бесповоротно, как завоевание Британии норманнами. Я же, руководствуясь своим внутренним убеждением, всегда в этом споре был на стороне Англии. В тот краткий и злополучный период моей юности, когда я принимал участие в военном походе, вся армия, так же как и все благонамеренные люди утверждали, что неудача похода мистера Брэддока и все наши поражения и беды проистекали от себялюбия, нерадивости и алчности тех самых людей, для защиты которых от французов мы взяли в руки оружие. Колонисты хотели, чтобы для них делали все, ничего от них не требуя взамен. Они постыдно торговались с героями, которые пришли защитить их, и выставляли несуразные требования; они не выполняли контрактов; они скупились на поставки; они тянули и откладывали решительные действия, пока благоприятный момент не был упущен и не разразилась катастрофа, которой могло бы и не быть, если бы не их злая воля. А какое было ликование, какие овации устраивались английскому министру, который задумал и привел к победному концу войну с Канадой! Мосье де Водрейль не без основания утверждает, что эта победа послужила сигналом к отпадению североамериканских колоний от Англии и что лорд Чатем, приложив все усилия к осуществлению первой части плана, содействовал, как никто в Англии, и окончательному его завершению. Когда в колониях вспыхнул мятеж, он приветствовал мятежников. Сколько тысяч колеблющихся подстрекнул он этим к открытому сопротивлению! Он был подобен генералу, который говорит своей взбунтовавшейся армии: "Боже, храни короля! Солдаты, вы имеете право бунтовать!" Не приходится удивляться, что в одном городе ему поставлен памятник, а в другом висит его портрет, в то время как повсюду на виселицах болтаются чучела министров и губернаторов. В нашем виргинском городе Уильямсберге какие-то умники провели подписку и заказали портрет лорда Чатема, облаченного в римскую тогу, держащего речь на форуме и указующего на дворец Уайт-Холл, на то самое окно, через которое Карла I выволокли, чтобы обезглавить! Что и говорить, очень тонкая аллегория и приятный комплимент английскому государственному деятелю! Я слышал, впрочем, что голову милорда художник писал с его бюста, и таким образом она была снята с плеч без его ведома.
Своим отечеством я считаю не Виргинию, не Америку, а Англию, и в этом споре держу, или, вернее, держал, сторону Англии. Мои симпатии и всегда были на ее стороне, а теперь я еще и жил там, и владел землей; но, доведись мне жить на берегу реки Джеймс или Потомака и выращивать табак, взгляды у меня, вероятно, были бы иные. Когда я, к примеру сказать, посетил моего брата в его новом доме на плантации, то тут же увидел, что и он, и его супруга такие же американцы до мозга костей, как я - англичанин. Мы немножко поспорили, и оба разгорячились, - кто мог этого избежать в те тревожные времена? - но в споре мы не злобствовали друг на друга, и даже моя новая сестрица не смогла посеять между нами розни, хоть и старалась, как могла, - и во время наших бесед, и у себя в спальне, где она, без сомнения, как образцовая жена, читала наставления своему супругу. Мы так верили друг другу, что даже супружеский долг не мог заставить Гарри поссориться с братом. Он и теперь любил меня не меньше, чем в те дни, когда мое слово было для него законом. Гарри уверял, что и он, и каждый виргинец, разделяющий его убеждения, верны королю. Война еще не была объявлена, и наши джентльмены, даже если расходились во взглядах, были достаточно любезны друг с другом. Более того, на всех празднествах и званых обедах нарочито громко провозглашались тосты за здоровье короля, и ассамблеи всех колоний, уже готовясь к Конгрессу, уже решительно противясь любой попытке взимания налогов в пользу английского правительства, все еще распинались в своем уважении к Отцу и Монарху и трогательно взывали к своему августейшему покровителю, моля его прогнать злых советчиков и прислушаться к голосу здравого смысла и умеренности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
- Сэр Джордж, ужин уже подают на стол. И вас, Генри, я тоже прошу остаться, если трактирная еда для вас не предпочтительнее нашей. - Какая разница и в словах и в тоне этого приглашения! Хел, повесив голову, спустился вниз. Священник прочел молитву, призывая на нашу трапезу благословение господне. Он с большим искусством и красноречием описал наше возвращение домой, наше благополучное плавание по бурным водам и коснулся любви и прощения, которые ждут нас в доме нашего отца небесного, когда останутся позади все жизненные бури. Это был новый священник, совсем не похожий на тех, кто запомнился мне с моих юных лет, и я воздал ему хвалу, но госпожа Эсмонд покачала головой. Он-де исповедует весьма опасные взгляды, и, кажется, не он один их исповедует. Разве я не видел бумаги, подписанной купцами и членами ассамблеи год назад в Уильямсберге - всеми этими Ли, Рандолфами, Бассетами, Вашингтонами и прочими?
- И, о мой дорогой, как ни грустно в этом признаваться, там стояла и наша фамилия тоже, я хочу сказать - подпись твоего брата (чье тут сказалось влияние - об этом я умолчу) и этого бедняги мистера Белмана, священника, который читал молитву.
Если в нашем тесном колониальном кругу существовали кое-какие распри, когда я уезжал в Англию, то разве могли они идти хоть в какое-то сравнение с той враждой, которая бушевала здесь теперь! Мы издали для Америки закон о гербовом сборе и вынуждены были отменить его. Вслед за этим мы сделали попытку ввести еще ряд новых налогов - на стекло, на бумагу и на что-то еще и еще, и отменили эти налоги тоже, за исключением одного-единственного - на чай. От Бостона до Чарльстона весь чай был конфискован. Даже моя матушка, при всей своей преданности королю, отказалась от своего излюбленного напитка, да и моей бедняжке Тео пришлось бы от него отказаться, если бы мы не прихватили небольшой запас чая с собой на корабль, уплатив за него в Англии вчетверо большую пошлину. Что касается меня, то я не видел оснований возражать против уплаты этого налога. Правительство метрополии должно было иметь какие-то источники дохода, иначе его власть становилась чисто номинальной. Нам говорят, что оно изводило колонии своим произволом. А я говорю, что это мы, колонии, изводили своим произволом правительство метрополии. Это спор уже чисто теоретический, он перешел в область истории; мы пытались разрешить его силой оружия и потерпели поражение, а теперь этот вопрос решен так же бесповоротно, как завоевание Британии норманнами. Я же, руководствуясь своим внутренним убеждением, всегда в этом споре был на стороне Англии. В тот краткий и злополучный период моей юности, когда я принимал участие в военном походе, вся армия, так же как и все благонамеренные люди утверждали, что неудача похода мистера Брэддока и все наши поражения и беды проистекали от себялюбия, нерадивости и алчности тех самых людей, для защиты которых от французов мы взяли в руки оружие. Колонисты хотели, чтобы для них делали все, ничего от них не требуя взамен. Они постыдно торговались с героями, которые пришли защитить их, и выставляли несуразные требования; они не выполняли контрактов; они скупились на поставки; они тянули и откладывали решительные действия, пока благоприятный момент не был упущен и не разразилась катастрофа, которой могло бы и не быть, если бы не их злая воля. А какое было ликование, какие овации устраивались английскому министру, который задумал и привел к победному концу войну с Канадой! Мосье де Водрейль не без основания утверждает, что эта победа послужила сигналом к отпадению североамериканских колоний от Англии и что лорд Чатем, приложив все усилия к осуществлению первой части плана, содействовал, как никто в Англии, и окончательному его завершению. Когда в колониях вспыхнул мятеж, он приветствовал мятежников. Сколько тысяч колеблющихся подстрекнул он этим к открытому сопротивлению! Он был подобен генералу, который говорит своей взбунтовавшейся армии: "Боже, храни короля! Солдаты, вы имеете право бунтовать!" Не приходится удивляться, что в одном городе ему поставлен памятник, а в другом висит его портрет, в то время как повсюду на виселицах болтаются чучела министров и губернаторов. В нашем виргинском городе Уильямсберге какие-то умники провели подписку и заказали портрет лорда Чатема, облаченного в римскую тогу, держащего речь на форуме и указующего на дворец Уайт-Холл, на то самое окно, через которое Карла I выволокли, чтобы обезглавить! Что и говорить, очень тонкая аллегория и приятный комплимент английскому государственному деятелю! Я слышал, впрочем, что голову милорда художник писал с его бюста, и таким образом она была снята с плеч без его ведома.
Своим отечеством я считаю не Виргинию, не Америку, а Англию, и в этом споре держу, или, вернее, держал, сторону Англии. Мои симпатии и всегда были на ее стороне, а теперь я еще и жил там, и владел землей; но, доведись мне жить на берегу реки Джеймс или Потомака и выращивать табак, взгляды у меня, вероятно, были бы иные. Когда я, к примеру сказать, посетил моего брата в его новом доме на плантации, то тут же увидел, что и он, и его супруга такие же американцы до мозга костей, как я - англичанин. Мы немножко поспорили, и оба разгорячились, - кто мог этого избежать в те тревожные времена? - но в споре мы не злобствовали друг на друга, и даже моя новая сестрица не смогла посеять между нами розни, хоть и старалась, как могла, - и во время наших бесед, и у себя в спальне, где она, без сомнения, как образцовая жена, читала наставления своему супругу. Мы так верили друг другу, что даже супружеский долг не мог заставить Гарри поссориться с братом. Он и теперь любил меня не меньше, чем в те дни, когда мое слово было для него законом. Гарри уверял, что и он, и каждый виргинец, разделяющий его убеждения, верны королю. Война еще не была объявлена, и наши джентльмены, даже если расходились во взглядах, были достаточно любезны друг с другом. Более того, на всех празднествах и званых обедах нарочито громко провозглашались тосты за здоровье короля, и ассамблеи всех колоний, уже готовясь к Конгрессу, уже решительно противясь любой попытке взимания налогов в пользу английского правительства, все еще распинались в своем уважении к Отцу и Монарху и трогательно взывали к своему августейшему покровителю, моля его прогнать злых советчиков и прислушаться к голосу здравого смысла и умеренности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166