Впрочем, эту вынужденную разлуку с отечеством ему, по мере сил, старалась скрасить некая ганноверская дама, чьи добродетели расположили к ней принца. И уста графини де Вальмоден (той, что удостоилась монаршей милости получить еще более высокий титул) услаждали слух достославного Защитника Веры звуками родной речи.
И вот мистер Уорингтон, пожелав быть представленным возлюбленному монарху, обратился к посредничеству своего дядюшки, неутомимого царедворца, а поскольку мистер Ламберт тоже должен был явиться ко двору, дабы выразить свою благодарность за повышение в чине, то оба джентльмена отправились в Кенсингтон вместе, наняв для этой цели карету, ибо экипаж милорда Ротема находился в это время в распоряжении его законного владельца, возвратившегося в свой городской дом. Друзья вышли из наемного экипажа у ворот Кенсингтонского дворца, где часовой, узнав генерала, отдал ему честь, и скромно проследовали пешком в летнюю резиденцию своего монарха. Пройдя дворцовый портик, они вступили в галерею, ведущую к широкой лестнице из черного мрамора (где стены богато разукрашены и расписаны мистером Кентом), и, миновав анфиладу покоев, убранных гобеленами, бюстами и картинами, вступили, наконец, в большую приемную короля, где среди прочих сокровищ находилась знаменитая "Венера" Тициана и полотно сэра Петера Пауля Рубенса "Святой Франциск поклоняется младенцу Иисусу". Здесь вместе с другими джентльменами они стали ожидать, когда Его Величество появится из своих личных покоев, где он в эту минуту совещался с теми из своих приближенных, кои в газетах того времени именовались: "м-стры Его В-ства".
Джордж Уорингтон, никогда еще не бывавший во дворце, имел достаточно времени, чтобы отдать дань восхищения королевским покоям и присмотреться к окружавшим его господам. Прекрасные творения живописцев он также видел впервые и, несомненно, был восхищен прелестным групповым портретом королевской семьи - Карла I, королевы и детей - работы сэра Антони Ван-Дейка, а также исполненной благородства картиной Тинторетто "Есфирь перед Артаксерксом", на которой все изображенные художником персонажи облачены в пышные венецианские одежды. Он был так поглощен созерцанием этих полотен, что едва внимал своему доброму другу-генералу, сообщавшему ему на ухо имена некоторых из присутствующих.
- Вон те двое, - шептал мистер Ламберт, - это из Адмиралтейства мистер Гилберт Эллиот и адмирал Боскоэн - тот самый ваш Боскоэн, чья эскадра два года назад первой открыла огонь в ваших водах. Вот этот корпулентный, с головы до пят расшитый золотом господин - это мистер Фокс - бывший министр; теперь он всего лишь главный казначей с высоким окладом жалованья.
- Весь его вид прямо-таки кричит об auri fames Жажде золота (лат.)., а камзол у него от самого дорогого портного! - воскликнул Джордж.
- Alieni appetens... Жадный до чужого (лат.). Как там дальше? Он любит получать деньги и быстро их спускать, - продолжал генерал Ламберт. - А вон милорд Уиллес - главный судья, он беседует с доктором Ходли, епископом Солсберийским (если этот последний так же верно служит богу, как королю, ему уготован самый высокий пост на небесах). Он одного поколения с вашим дедом, и его очень любил Дик Стиль и ненавидел Свифт. Рядом с ними я вижу ученого мужа - доктора Шерлока, епископа Лондонского. Их преосвященства лишились теперь половины своих привилегий. Помнится, когда я был еще мальчишкой и матушка водила меня за ручку, она заставила меня преклонить колена перед епископом Рочестерским - перед тем самым, что отправился за море и стал министром при некой особе, имени которой упоминать не следует. А вон тот красивый белокурый господин - это адмирал Смит. Он был председателем военного трибунала, судившего несчастного Бинга, и приложил немало безуспешных усилий к его спасению. Во флоте за ним утвердилось прозвище "Том Десять Тысяч". Еще в бытность его лейтенантом французский посол потребовал его разжалованья за то, что он заставил французское военное судно спустить в знак приветствия марсель. На следующий же день король пожаловал ему чин капитана. Этот высокий надменный мужчина - лорд Джордж Сэквилл. Теперь, когда мне присвоен чин генерал-майора, я еще, пожалуй, могу рассчитывать, что он будет обходиться со мной немного уважительней, чем с лакеем. Жаль, что нет здесь моего старого доброго Блэкни, отрады моего солдатского сердца; он так же храбр и добр, как вон тот долговязый вельможа Хратри... Ваш покорный слуга, милорд, позвольте представить вам этого молодого человека, который только что прибыл из Америки и два года назад был участником злополучного похода Брэддока.
- О, вот как! - восклицает долговязый вельможа. - Я имею честь разговаривать с мистером...
- С генерал-майором Ламбертом, вашим покорным слугой, состоявшим на службе Его Величества задолго до вашего на нее поступления. Мистер Уорингтон, позвольте представить вам председателя палаты общин, мистера Онслоу. Но где же ваш дядюшка? Если сэр Майлз еще долго будет где-то прохлаждаться, я вынужден буду сам представить вас Его Величеству. - Говоря так, достопочтенный генерал адресовался исключительно к своему молодому другу, словно бы не замечая присутствия собрата, и тот с испуганным видом отошел от него, пораженный, как видно, этой неслыханной дерзостью. Сто лет тому назад вельможа еще был вельможей и мог ждать, что ему будут воздавать должное.
Но вот мелькнул красный камзол сэра Майлза, и произошел сердечный обмен приветствиями между ним, его племянником и генералом Ламбертом, ибо мы уже докладывали вам, что сэр Майлз был человеком на редкость добросердечным. Как? Генерал покинул дом лорда Ротема? Подошло время, ибо его светлость пожелал водвориться в него сам? Превосходно, однако подумайте, какая потеря для соседей!
- Нам будет не хватать, решительно не хватать вас, мой дорогой генерал, - восклицает сэр Майлз. - Мои дочери были положительно влюблены в своих очаровательных молодых соседок! Клянусь честью, и у моих девочек, и у леди Уорингтон только и разговору было, как им, дескать, хочется иметь случай познакомиться с вашим прелестным семейством. Я беру на себя смелость заверить вас, дорогой генерал, что мы чувствуем себя так, словно уже давно стали добрыми друзьями, и если мне позволено быть откровенным, то я должен сказать, что мы особенно любим вас за душевное, дружеское участие к нашим дорогим племянникам, хотя мы, признаться, и ревновали немножко. Да, должен признаться, мы немножко ревновали их к вам из-за того, что они так часто вас посещали. Не раз, - да, не раз - говорил я леди Уорингтон: "Моя дорогая, почему бы нам не познакомиться с генералом? Почему бы нам не пригласить его и дам пообедать с нами по-семейному вместе с другими простыми сельскими дворянами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166
И вот мистер Уорингтон, пожелав быть представленным возлюбленному монарху, обратился к посредничеству своего дядюшки, неутомимого царедворца, а поскольку мистер Ламберт тоже должен был явиться ко двору, дабы выразить свою благодарность за повышение в чине, то оба джентльмена отправились в Кенсингтон вместе, наняв для этой цели карету, ибо экипаж милорда Ротема находился в это время в распоряжении его законного владельца, возвратившегося в свой городской дом. Друзья вышли из наемного экипажа у ворот Кенсингтонского дворца, где часовой, узнав генерала, отдал ему честь, и скромно проследовали пешком в летнюю резиденцию своего монарха. Пройдя дворцовый портик, они вступили в галерею, ведущую к широкой лестнице из черного мрамора (где стены богато разукрашены и расписаны мистером Кентом), и, миновав анфиладу покоев, убранных гобеленами, бюстами и картинами, вступили, наконец, в большую приемную короля, где среди прочих сокровищ находилась знаменитая "Венера" Тициана и полотно сэра Петера Пауля Рубенса "Святой Франциск поклоняется младенцу Иисусу". Здесь вместе с другими джентльменами они стали ожидать, когда Его Величество появится из своих личных покоев, где он в эту минуту совещался с теми из своих приближенных, кои в газетах того времени именовались: "м-стры Его В-ства".
Джордж Уорингтон, никогда еще не бывавший во дворце, имел достаточно времени, чтобы отдать дань восхищения королевским покоям и присмотреться к окружавшим его господам. Прекрасные творения живописцев он также видел впервые и, несомненно, был восхищен прелестным групповым портретом королевской семьи - Карла I, королевы и детей - работы сэра Антони Ван-Дейка, а также исполненной благородства картиной Тинторетто "Есфирь перед Артаксерксом", на которой все изображенные художником персонажи облачены в пышные венецианские одежды. Он был так поглощен созерцанием этих полотен, что едва внимал своему доброму другу-генералу, сообщавшему ему на ухо имена некоторых из присутствующих.
- Вон те двое, - шептал мистер Ламберт, - это из Адмиралтейства мистер Гилберт Эллиот и адмирал Боскоэн - тот самый ваш Боскоэн, чья эскадра два года назад первой открыла огонь в ваших водах. Вот этот корпулентный, с головы до пят расшитый золотом господин - это мистер Фокс - бывший министр; теперь он всего лишь главный казначей с высоким окладом жалованья.
- Весь его вид прямо-таки кричит об auri fames Жажде золота (лат.)., а камзол у него от самого дорогого портного! - воскликнул Джордж.
- Alieni appetens... Жадный до чужого (лат.). Как там дальше? Он любит получать деньги и быстро их спускать, - продолжал генерал Ламберт. - А вон милорд Уиллес - главный судья, он беседует с доктором Ходли, епископом Солсберийским (если этот последний так же верно служит богу, как королю, ему уготован самый высокий пост на небесах). Он одного поколения с вашим дедом, и его очень любил Дик Стиль и ненавидел Свифт. Рядом с ними я вижу ученого мужа - доктора Шерлока, епископа Лондонского. Их преосвященства лишились теперь половины своих привилегий. Помнится, когда я был еще мальчишкой и матушка водила меня за ручку, она заставила меня преклонить колена перед епископом Рочестерским - перед тем самым, что отправился за море и стал министром при некой особе, имени которой упоминать не следует. А вон тот красивый белокурый господин - это адмирал Смит. Он был председателем военного трибунала, судившего несчастного Бинга, и приложил немало безуспешных усилий к его спасению. Во флоте за ним утвердилось прозвище "Том Десять Тысяч". Еще в бытность его лейтенантом французский посол потребовал его разжалованья за то, что он заставил французское военное судно спустить в знак приветствия марсель. На следующий же день король пожаловал ему чин капитана. Этот высокий надменный мужчина - лорд Джордж Сэквилл. Теперь, когда мне присвоен чин генерал-майора, я еще, пожалуй, могу рассчитывать, что он будет обходиться со мной немного уважительней, чем с лакеем. Жаль, что нет здесь моего старого доброго Блэкни, отрады моего солдатского сердца; он так же храбр и добр, как вон тот долговязый вельможа Хратри... Ваш покорный слуга, милорд, позвольте представить вам этого молодого человека, который только что прибыл из Америки и два года назад был участником злополучного похода Брэддока.
- О, вот как! - восклицает долговязый вельможа. - Я имею честь разговаривать с мистером...
- С генерал-майором Ламбертом, вашим покорным слугой, состоявшим на службе Его Величества задолго до вашего на нее поступления. Мистер Уорингтон, позвольте представить вам председателя палаты общин, мистера Онслоу. Но где же ваш дядюшка? Если сэр Майлз еще долго будет где-то прохлаждаться, я вынужден буду сам представить вас Его Величеству. - Говоря так, достопочтенный генерал адресовался исключительно к своему молодому другу, словно бы не замечая присутствия собрата, и тот с испуганным видом отошел от него, пораженный, как видно, этой неслыханной дерзостью. Сто лет тому назад вельможа еще был вельможей и мог ждать, что ему будут воздавать должное.
Но вот мелькнул красный камзол сэра Майлза, и произошел сердечный обмен приветствиями между ним, его племянником и генералом Ламбертом, ибо мы уже докладывали вам, что сэр Майлз был человеком на редкость добросердечным. Как? Генерал покинул дом лорда Ротема? Подошло время, ибо его светлость пожелал водвориться в него сам? Превосходно, однако подумайте, какая потеря для соседей!
- Нам будет не хватать, решительно не хватать вас, мой дорогой генерал, - восклицает сэр Майлз. - Мои дочери были положительно влюблены в своих очаровательных молодых соседок! Клянусь честью, и у моих девочек, и у леди Уорингтон только и разговору было, как им, дескать, хочется иметь случай познакомиться с вашим прелестным семейством. Я беру на себя смелость заверить вас, дорогой генерал, что мы чувствуем себя так, словно уже давно стали добрыми друзьями, и если мне позволено быть откровенным, то я должен сказать, что мы особенно любим вас за душевное, дружеское участие к нашим дорогим племянникам, хотя мы, признаться, и ревновали немножко. Да, должен признаться, мы немножко ревновали их к вам из-за того, что они так часто вас посещали. Не раз, - да, не раз - говорил я леди Уорингтон: "Моя дорогая, почему бы нам не познакомиться с генералом? Почему бы нам не пригласить его и дам пообедать с нами по-семейному вместе с другими простыми сельскими дворянами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166