Хрюкин, - с его слов и Потокин, - знали о полковнике то немногое, что было у всей бригады на устах: третий месяц собирается он самостоятельно вылететь на истребителе нового образца. Талантами в летном деле полковник не блистал. Если вздумает проверить соседний, километрах в тридцати, полк, техническая служба двое суток не спит, готовится и готовит, а взлетит полковник - дрожит вся бригада: как бы не "блуданул", не потерял ориентировку, не подломал машину при посадке. И вот, взялся за новинку... Выкрасил машину в сидонский красный цвет, держит ее в ангаре. При хорошей погоде ему выводят самолет как скакуна. Он в полной амуниции забирается в кабину. Замирает, затаивается. Прогревает мотор. Рулит в один конец аэродрома, в другой. Туда - сюда... Снова замирает... Пойти на взлет, оторваться от земли не решается.
Хрюкин затребовал себе на просмотр отчеты, диаграммы, графики.
Среда военных инспекторов-летчиков, сплоченная культом профессиональных интересов, была своеобразной, сложной, принадлежность к ней составляла привилегию летного таланта; дорожа ею, Хрюкин зарекомендовал себя докой и по части бумаг, исходящих и входящих. Он ими подчеркнуто не пренебрегал; замечал грамматические ошибки, подчистки бритвой и резинкой, тайное обожание машинистки, печатавшей слова в тексте "начальник штаба" заглавным шрифтом и в разбивку, не говоря уже о исполненных смысла нюансах в таких разделах, как налет, плановый и фактический, как плановые таблицы, методика; просчеты я уловки в документах он схватывал на лету.
Полк, взятый им на проверку, собирался по тревоге слаженно, укладываясь в рамки жесткого временного лимита, но, к сожалению, взятого ритма не выдержал. Вслед за промашками отдельных экипажей пошел разнобой в общих действиях, создалась нервозность, и так до самого заруливания, когда летчики, не дождавшись обязательной команды, покатили со старта вразнобой поодиночке. Видя это, расходившийся полковник рявкнул: "Заруливание - тоже этап! Могут дров наломать запросто!.." Аварии в полку, кстати, случались как на заказ: то на одном самолете надо менять или варить треснувший хвостовой шпангоут, то на другом, то на третьем...
Старший лейтенант, выбранный Хрюкиным из списка наугад, предстал перед генералом, клоня от усердия голову вправо, к узкой ладошке, вскинутой под козырек, - выудить фигуру для проверки Тимофей Тимофеевич тоже умел. "Заправка?" - спросил инспектор для начала. Вопрос нейтральный. Перед длительным маршрутом обе стороны заинтересованы в том, чтобы бензин был взят с запасом. "Хорошо бы долить, товарищ генерал..." - ответил командир со сдержанной рассудительностью. "Долить... не чайник! Как насчет слепой подготовки?" - "Я бы хотел, чтобы вы меня проверили", - подобие улыбки, просительной, недолгой, прошло по твердощекому лицу. Подкупающе вверить себя в руки инспектора - такую предпринял старший лейтенант попытку. "Налет за прошлый год?" - коротко, без неприязни, однако, уточнил генерал, давая понять, что попытка неуместна. "В облаках? Прошлый год, товарищ генерал, весь получился на колесах. Как повело с января, так без остановки... Перевозил семью, к дочурке хвороба привязалась... Хоронил мать..." - В нем теплилась надежда задеть в душе инспектора отзывчивую струнку. "Зуб еще этот..." - "Болит?" - "Болел!" - поспешил успокоить генерала старший лейтенант и раскрыл в подтверждение рот... смутился, демонстрировать зиявшую в десне промоину не стал. "Фельдшерица-пигалица мутузила меня щипцами, аж искры из глаз. Короче, потерял сознание в кресла, такой дикий случай. Сомкнув рот, он удрученно потрогал языком злосчастное место. - После этого комиссия, перекомиссия, еще два месяца из летной практики коту под хвост... Как будто так и надо..." - "Особенности аэродрома?" - "Отработаны. Как следует быть". - "В этом году в облаках летали?" - "В этом? - переспросил старший лейтенант медля, с той же слабой улыбкой. - Если округлить, так часов шесть наскребу..." - "А если вкачу "двойку"?" - приподняв подбородок, прервал его откровения проверяющий. И Потокин ждал, что сейчас генерал, по своему обыкновению, круто развернется, навсегда оставив за спиной незадачливого старшего лейтенанта.
Ошибся.
Назревшего, казалось бы, демарша Хрюкин не предпринял.
Глава подразделения московской инспекции всматривался в летчика с терпением и озабоченностью. Тут и Потокин пригляделся к старшему лейтенанту. Что-то крылось за его неприкаянностью, за желанием вверить себя в руки инспектора. Что-то настораживало. "Быт, - подумал Потокин. - Быт, о котором летчики не говорят, о котором вообще у нас говорить не принято... Быт и "дрова". В полку пошли "дрова", то есть поломка за поломкой. Бьют технику, хвосты, такая полоса. Старший лейтенант не уверен в себе, в своих силах, боится, что полоса его захватит, тогда ему шабаш. Не выбраться".
"Двойку" мне нельзя, - горестно покачал головой старший лейтенант. Никак нельзя", - повторил он с каким-то загнанным выражением.
То ли ветер посвежел, то ли предвзлетное возбуждение - старшего лейтенанта познабливало.
Фамилия старшего лейтенанта была Крупенин.
Хрюкин проверил его выучку по всем статьям, в том числе на взлете и посадке (согласно местным, доморощенным установлениям Крупенин взлетал и приземлялся с полуопущенным хвостом), разъяснил промахи методики ("Хвост на покатой полосе поднимают повыше не в конце, а в начале пробега, понятно?"), причины поломок.
На этом они с Хрюкиным расстались, а через день открылось, что командир бригады, прознав по собственным каналам о приближении инспекции из Москвы, заблаговременно поднял и расставил людей, настропалив их демонстрировать высокую боеготовность.
Отзвук громового ЧП не утихал долго - и после приказа командующего ВВС, и после смещения полковника.
Дольше всех не мог успокоиться Хрюкин.
"Липач", да к тому же еще и фокстротчик!" - негодовал он. Поминал "липача" на совещаниях: "Бесконтрольно поощрять таких нельзя. Не-ет... Таким необходима бускарона, как говорят испанцы: одной рукой - подарок, премия, другой - подзатыльник. Тут же, тут же, не мешкая, не стесняясь... и покрепче!" Возвращался к этой теме в домашних разговорах, усматривая связь между слабой летной выучкой бывшего командира бригады и тем, что показали во время инспекции контрольные полеты с командирами экипажей. "Конечно, говорил Хрюкин, - когда каждый самолет своим появлением обязан крохам, взятым у колхозника, труду рабочего, который ради обороны отказывает себе в необходимом, - в такой обстановке спрос за аварийность должен быть суровым. Очень суровым. И с командира бригады, и с рядового летчика. Без снисхождения, иначе нельзя. Отсюда нервотрепка... Сейчас в авиации перестройка, освоение скоростной техники, по существу - новый этап.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68