С вечера самолеты заправлены ПТАБами, а сейчас Комлеву поставлена задача проштурмовать вражескую пехоту. ПТАБы следует срочно выгрузить, фугаски подвесить.
- В порядке добровольности, конечно. - Урпалов напирает на сознательность: свободных рук нет, а приказывать нельзя, стрелки и летчики находятся в готовности. - Перегрузим по-быстрому, и - в сторону, а, братцы?
- Что мелочь эта, ПТАБы, что чушки, один черт, товарищ старший техник, - отвечают ему. - Была бы цель накрыта.
- Бомба, главное, чтобы не зависла...
Экипажи маются с раннего утра: когда? по какой цели? кто поведет?
Можно бы, впрочем, и отвлечься, размять молодецкие косточки, но что-то противится этому в летчиках, настроенных на другую работу. Пусть более тяжелую, но свою.
Ведомые Комлева, выбравшись из кабин, помогают своим вооруженцам. Урпалов, ободренный их примером, усиливает нажим, и резервные экипажи уходят за старшим техником.
В перекур Конон-Рыжий забрасывает удочку.
- Товарищ старший техник, - обращается он к Урпалову, - у меня в Старом Крыму жинка и дочка малая...
- Знаю.
- На пару бы деньков... как считаете?
- Сначала бомбы перегрузим.
- О чем речь!.. С сорок первого года, товарищ старший техник.
- Один, что ли? Я тоже с сорок первого. Тоже в Крыму воевал.
- Освободим Крым, поедешь. Или на самолете слетаешь. На ПО-2. Капитан Комлев старину вспомнит, сам тебя и отвезет. Он здесь в сорок первом на ПО-2 резвился...
Подоспела свежая почта.
- Товарищ капитан, Елена письмами бомбит, - просит у Комлева совета Силаев. - Опять два письма.
Елена - подружка летчика, павшего под Акимовкой, с ней познакомились в доме этого парня, когда гоняли самолеты с завода на фронт. Гостеприимный дом, трехкомнатная - всем на удивление - квартира. Худенькая Лена робела их громогласной, по-хозяйски державшейся компании, ее блестящие глаза под короткими ресницами светились то простодушием, то тоской.
- Еще не знает? - спрашивает Комлев.
- Нет.
- Сообщи. - Тонкая кожа под глазницами капитана светлеет. - По всей форме, тактично... Так, мол, и так, дорогая Лена, - набрасывает капитан примерный текст ответа. - Такого-то числа, в бою, геройски...
Вслушался в себя, сделал выбор Комлев.
- Атакуем с одного захода, - говорит он летчикам, собрав их в кружок. Силаев, привыкай выруливать с запасом. Все продумал - по газам, в такой последовательности, не наоборот, понятно? На скорости через Арабатскую стрелку в море и - бреющим...
По машинам.
...Запасаясь для обманного маневра высотой, ИЛы гудели к Сивашам, к узкой гряде Арабатской отмели, выступавшей из воды вдоль восточного края полуострова. Веретенообразный нос летучей "семерки" Тертышного закрывал все впереди, кроме этой островной цепочки, Арабатской стрелки, и водной глади залива, - зеркальный бассейн парил, белесые клубы испарений прокатывались по нему волнами; залив и отрезанный ломтик Крыма ждали Тертышного, туда они скроются после удара. Взбираясь вместе с шестеркой повыше, он оттягивал, отдалял встречу, гадая, что произойдет раньше: залп вражеской зенитки или же разворот Комлева, увлекающий их вниз, за песчаный барьер, в безопасность.
С набором высоты, как обычно в солнечное утро, по кабине, по крыльям время от времени проскальзывали тени высоких облаков, не отвлекавшие Виктора. Вопреки напоминанию капитана, он жался к соседнему крылу, споря и смиряясь с Комлевым, воткнувшим его в середку строя, где тесновато, да не хлопотно, сомневаясь, потянет ли Силаев как зам. ведущего.
Два года на войне Тертышный, все ведомый. Начал ведомым, погорел ведомый, поднялся, наладилось, пошло - опять ведомый. Арабатская стрелка, приближаясь, несла какое-то ему успокоение.
"Хай тебе грец!" - перекрестил себя на местный лад Тертышный, силясь покончить с прошлым, зная, что это невозможно, Наверно, я нетерпелив, думал он. Слишком нетерпелив. Порвать, поставить на прошлом крест - разом; жениться - разом; вознестись, все получить - разом... Но ведь обещано, обещано, и есть примеры... "Хай тебе грец, махновец!" - петушилась старуха хозяйка в селе Веселом, стегая хворостиной борова, залезшего к ней в огород. Она восклицала "махновец!" точь-в-точь, как отец в подобных случаях. Из Веселого отец со своим эскадроном двинулся на Крым, Фрунзе поднял их на Сиваш... Отец прошел, и я пройду, думал Тертышный. Пройду, - повторял он, представляя семейную эстафету со стороны, но так, как будто не отец и не он ее участники, а другие люди, о которых он прежде читал или слышал - Впрочем, это столь же мало его задевало, как тени высоких облаков, скользившие по крыльям и кабине. Пройдя Пологи, переваливая через Сиваш, устремляясь в отцовском направлении дальше, он постигал тяжесть собственных, самостоятельных шагов как неизбежность, находя в неторопливом, упорном их совершении незнакомую, скрытую доселе горькую отраду. Все стоящее требует терпеливого усилия, кропотливости, накопления, - все, вплоть до противоборства манящей, сверкающей внизу морской глади, - противоборства, которое, наконец, получало разрядку, выход...
Бросив бомбы, Тертышный в чистом, не замаранном разрывами небе мчался навстречу гряде, зная, что зенитка обманута, веруя, что все позади, отдаваясь радости желанного сближения с товарищами...
- Повнимательней, море скрадывает высоту, - подал по рации голос Комлев.
"Мин, наверно, полно", - решил Силаев, замечая на волнах одинокую шлюпку. В ней сушила весла парочка: голый по пояс белотелый парень и девушка в глухом свитерке. Сидя рядком, они не рыбачили, нет: "Мы на лодочке катались..." Настигнутые ревом моторов, они, похоже, не понимали, чьи это самолеты, чего от них ждать.
"Не гребли, а целовались!" - по-джентльменски, чтобы струя за хвостом не перевернула лодку, взмыл над ними Борис.
... - Идут!..
Моторов еще не слышно, но кто-то нетерпеливо высмотрел своих на горизонте.
- Два... четыре... шесть, - считают голоса вперебой. - Вся шестерочка, порядок.
Комлев? Кравцов? Братский полк? - уходили почти одновременно.
Яснеют очертания строя.
В полнозвучном гудении - спокойствие, на крыльях - отблеск сражения.
Строгий рисунок, которого держатся в воздухе ИЛы, восстановлен после боя, что признается и практикуется не всеми ведущими, поскольку возвращение с задания вольным порядком позволяет летчикам расслабиться, передохнуть. В плотном строю - престиж командира, унявшего свои и чужие нервы.
Собранные воедино, в одном сильном звуковом регистре выходят ИЛы на линию посадочных знаков.
Если бы не крайний левый ведомый.
Оттянулся, ломая симметрию, не старается сократить разрыв.
Крутым нырком ведущий разрушает свое творение - строй, позволяя каждому из летчиков на виду аэродрома блеснуть личным умением. Довоенная школа, закалка воздушных парадов по случаю Дня авиации - и дух фронтовой вольницы, не уставная, своеобычная манера роспуска ведомых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68