.. Штатское одеяние обнажало в Тертышном не просто военного, но летчика-военного. "Истинно военный летчик", - вот как он о нем подумал. А позже вслух о нем сказал: "ас". Но его тут же поправили: "Не надо пользоваться этим чуждым термином..."
Крупные серые глаза Сергея, словно бы от роду не мечтательные, привлекали выражением неслабеющей собранности. С такой внимательностью глаз плохо летать невозможно, Сами испанцы обращались к нему на французский манер: ас Тертышный. Болгары - по-польски: пан Тертышный. Русские звали по имени - Сергей...
А ему, волонтеру Хрюкину с паспортом на фамилию Андреева, солоно пришлось за Пиринеями, на каталонской земле. Еще ничего не сделав, да, по сути, ничего и не умея, только выруливая на первый боевой вылет, он попал под штурмовку мятежников, был смят, раздавлен, унижен... как будто кто уселся на нем, брошенном на землю, верхами, прижал, не давая дохнуть, повернуться, пикнуть, и потчевал, потчевал каменистой землицей... Из тех, кто успел взлететь, с задания не вернулись двое, он вспоминал их и себя, перебирая все подробности дня, черного вечера, черной ночи; никто не спал, все разбрелись во тьме, растерянные, стыдясь собственной слабости, пытаясь в одиночку совладать с пережитым, с ударом, нанесенным между глаз. Кружа в потемках вокруг хибары, козьего загона, вдыхая запахи, напоминавшие ему кизяк и катухи бездомного детства, он наткнулся на Тертышного, ему показалось, Тертышный обрадовался их встрече. "Да, товарищ командир, сказал он, угадывая во тьме крупное лицо Тертышного, - на войне нужны железные нервы!" Это было первое, что в тот момент просилось на язык, означая понятное обоим согласие с выпавшей судьбой и необходимость третьего не дано - ей противостоять... "Железные нервы", - отозвался командир; та же горячность уцелевшего была в его словах, та же придавленность потерями...
Тяжелый кулак ландскнехта навсегда выбил из Хрюкина беспричинный оптимизм, развеял романтические грезы о войне и понудил делиться полученным опытом щедро, без сожалений к своим соратникам.
А его попутчик-командор кое-что в своем рассказе упустил.
Кое о чем умолчал, вспоминая последние денечки Киева. "Дугласов" для эвакуации застрявших - не было. Вообще воздушного транспорта не было, пока не свалилась откуда-то "пешка". Крупенин - его Крупенин, капитан, сидевший на аэродроме, - при виде этой "пешки", говорят, взыграл. "Губы поджал, ноздри раздулись..." Вызвался на "девятке" выхватить истребителей из-под носа немцев... да своя своих не познаша. Вот беда, нет страшнее. Всем бедам беда. Хорошо, если кто объявится, пойдет наперекор, сумеет образумить. Короче, наши в окружении в сумерках приняли "пешку" капитана Крупенина за "ме - сто десятого" и открыли по нему огонь. Он заходит, садится, а его решетят, как вражину с десантом. Пуляют в кабину, в бак... Мог бы плюнуть, уйти... сел. Сел, подлатался, на рассвете распихал людей по бомболюкам, вывез девять летчиков.
"Вывез... вывез... вывез..." - устало, пытаясь вздремнуть, думал Хрюкин.
Вот он, Гумрак, о котором ему пропели уши. Достославный Гумрак, спасение Отечества, - мелькнул за хуторским плетнем, прорисовался росчерком пустынной взлетной полосы. ...Пылит, грохочет беспокойный Гумрак. Что-то он ему готовит, что-то здесь его ждет? Единственная на летном поле белая гимнастерка, перехваченная темным ремнем, как он определил при въезде, была гимнастеркой полковника, командира группы. Полковник прохаживался возле посадочного "Т" в сопровождении двух или трех человек, видимо, поджидая возвращения кого-то из своих. "Туда!" - скомандовал водителю Хрюкин в сторону этой отовсюду видной белой фигурки. Тут путь "эмки" преградил ихтиозавр ТБ-3, известный в авиации и под женским именем "Татьяны Борисовны". Чадя четырьмя моторами, "Татьяна Борисовна", по-слоновьи разворачивалась на старт, ее покрытый красками камуфляжа хвост ометал широкую дугу торопливо, резко, а в оседающей пыли - доставленный ТБ выводок.
Пополнение, понял Хрюкин. Первая встреча - пополнение. Добрый, такой желанный знак. Переминаются парни у тощих своих "Сидоров", оправляя потертые гимнастерки "БУ", как по команде запуская гребешки в едва отросшие курсантские прически... Он вышел из "эмки".
- Товарищ генерал-майор!.. - подлетел к нему старший.
Докладывал складно, радуясь, что углядел генерала, не подвел команду, косил возбужденно глазом в сторону жиденькой шеренги товарищей.
Выпускники училища, шестнадцать душ. Истребители...
Уже не курсанты, еще не воины.
- Здравствуйте, товарищи военные летчики!..
Желторотые птенцы, "слетки", как говорят о пернатых детенышах, впервые покинувших гнездо.
В хорошие бы их руки сейчас! На полигоны, на стрельбы, в учебные бои.
- Год рождения? - спросил он старшого.
- Двадцатый!
Выражение взволнованного ожидания на молодом лице выступило еще отчетливей.
- Хороший возраст... Зрелый. Не сморило?.. - спросил Хрюкин. - Болтает в этой дурынде, - кивнул он в сторону ТБ. - Плюс жара...
"Я для него генерал, который все прошел, - подумал Хрюкин. - Десять лет разницы. Но остальное пройти нам предстоит вместе".
- Я на вас надеюсь, - пожал он руку старшему.
Да, поднатаскать бы молодых.
Но вся его армия сегодня - тридцать шесть истребителей, сорок восемь "ил-вторых". А в четвертом флоте Рихтгоффена тысяча двести машин.
Снаряженный по его команде из Калача экипаж ПЕ-2 ушел па разведку с опозданием, радиосвязи с ним, к сожалению, нет. Радостей ждать от него не приходится, не привез бы разводчик сюрприз вроде необходимости срочно мотать отсюда за Волгу...
"Дождусь разведчика, тогда", - отложил, оттянул встречу с командиром особой группы Хрюкин, направляясь не к посадочному "Т", а в сторону КП и высматривая издали Клещева.
Сторонясь землянки КП, - выказывая почтение начальству и вместе оставаясь в поле его зрения, - стояли летчики особой группы. Только что из боя и - токуют: все в ней, в откатившейся, отгремевшей схватке с ее сплетением жизней и смертей, перекатами звука, рваным ритмом, перепадами давления... Земля для них сейчас беззвучна, благолепна, ее ничтожные заботы, вроде ТБ, "Татьяны Борисовны", уклонившейся на взлете, - не существуют. Летчики группы экипированы знаменитым люберецким портным, как на плац, уже слышны завистливые вздохи его армейских пилотяг, хотелось бы и им щегольнуть в парадной паре последнего фасона... Что-то непривычное, новое в знакомой картине отвлекало Хрюкина. Английское хаки?.. Сапоги индивидуального кроя? Он не мог с точностью определить - что. Клещева с непокрытой, взмокшей головой признал издалека. Майор подобрался, приготовляясь ему рапортовать, потянулся к шлему... спохватился, надел на потную голову пилотку...
Тыловой лоск еще держится, еще заметен на летчиках, но кровоточат раны, полученные от асов берлинской школы воздушного боя и "африканцев", истребителей, переброшенных сюда из армии Роммеля.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68