.. потом опять за свое. Детей же не хотела. Вику бы не родила, если бы я ее силой от повитухи не утащил. Силой и буквально под замок. И сторожил, как пес. Да, Коля, так... Какие тут письма? Кому? О чем? Все-таки отрубил. Отрубил, подался к старикам, в развалюху. Вера, правда, меня поняла. Первенца нашего назвали Вовкой. Ему в марте шестнадцать стукнуло. Просился со мной сюда на праздник, я ведь им про вас рассказываю. Вовку Берковского помнишь? Ходил со мной на хутор Беловатый. Выбросился с парашютом аккурат на хутор, там они его и расстреляли, слова не сказал. Второй сын Михаил, ему пятнадцатый, ростом, пожалуй, поздоровше Володьки, а фигура, знаешь, легкая, стройная, в мать. Тоже учится, причем спортсмен, гирями играет, в зеркало глядится, все мышцы смотрит, напруживает... кто другой, возможно, не согласится, но он на Малахова Михаила смахивает... помнишь, каланча, под нынешних, в кабину не влезал, его на пятом вылете... Миша. Потом три девочки. Подряд. Четвертый пацан Анатолий.
- Помыканов?
- Он. Толя Помыканов. На Вассерау. Вернее, там два селения: Вассерау и Нейнасау. Днем ничего, к вечеру подтянули зенитку, мы ее, понятно, не ждали... Лягушками забавляется. Змеи, ужи, жабы - всех в дом тащит, спит с ними... Короче, сколько я потерял, столько она мне родила. Девять человек, три девочки в зачет, у нас же девчата были. Нынешних штатов не знаю, из армии давно, по довоенным штатам, когда меня авиация с пути истинного совратила, девять человек - эскадрилья, полный комплект. Да, Коля, так. Вере весной исполнилось сорок, я четыре года как пятый десяток разменял. Как живем... На полу никто не спит. Я с Верой отдельно, шестимесячный малышка Ваня с нами. Ссор, болезней в доме нет. Все здоровы. За стол садимся, ложки стучат, как барабанные палочки. Никаких ясель, у самих дома детский сад: то один подбросит своего, то другой, где девять, там и двенадцать. Юры Свекольникова жена, больная женщина, но, знаешь, отзывчивая, то тряпки пришлет, то ботиночки, своих-то у них один, а нам все сгодится. Вера на машинке перешьет, я набоечки поставлю...
- Давай адрес, пока не разбежались... Слушай: летать хочется?
- Сколько прошло, Коля. Теперь уже не хочется. Расхотелось.
- А снится?
- Теперь уже не снится.
По рукам ходят фотографии; групповые, поблекшие от времени снимки вызывают споры:
- Это - Ефанов? Ничего подобного. Ефанов вообще когда прибыл, в сорок четвертом, это Миша Плотников. Скончался в госпитале от ран. А справа Боркунов, вот кто. Борис Никитич Боркунов. Он и Помыканов, их вместе сбили.
- Еще Козлов был.
- Знакомая фамилия.
- Был, был. Командир звена. Его на Сапун-горе сняли...
- Ранили?
- Когда от цели уходил. Отлично сработали, поддержали пехоту, Хрюкин открытым текстом благодарность...
- Так-так-так...
- А в догон очередь, он тут и упал. Хрюкин приказал по рации вывезти самолетом... Козлов, командир звена.
- Имя?
- Имени не помню.
- Казнов!
- Я - Казнов.
- Сюда!
- Выбираться неохота.
- Иди, иди, не пожалеешь.
Опираясь на тяжелую трость, подходит Казнов.
- Узнаешь? Знакомы?
Улыбки вежливости, пауза узнавания.
- Казнов! - раздается вопль, от удара по столу гремит посуда, - Казнов, а не Козлов! Братуха, ведь он тебя, подбитого, из-под Сапун-горы вывез, теперь-то узнаешь?!
Кто со слуховым аппаратом, кто наставляет ладошку рупором. Едят, пьют, вспоминают, оценивают.
- Дети были. "Товарищ командир, а чего Гузора щиплется?.." Ну? Детский сад.
- С этой демократией далеко не уйдем. С какой - не знаю, с этой - нет. Фабрике понадобился негабаритный рельс. Привезти не на чем: простая машина не возьмет, нужна с прицепом. Директор заявляет: без рельса перекрытие рухнет, проявите инициативу. И пожалуйста: на коленях, вручную распиливают рельс, везут на фабрику, здесь снова сваривают,
- При чем тут демократия? Головотяпство это, вот что.
Все пушки, пушки грохотали, Трещал наш пулемет...
это подполковник, запевала и танцор, сдвинув столы, образовал сводный хор всех родов войск, заполняющий паузы в программе джаза, построенной с подкупающим знанием аудитории.
- Жена Тертышного с письмом статью прислала. Спрашивает, правда или нет.
- Какую статью?
- Пишет, жизнь сложилась нелегко. Потеряла мужа, сумела воспитать сына, офицера Советской Армии... С жильем трудно, здоровье подорвано...
- Статья-то какая? О чем?
- Да тиснул кто-то, еще в войну, будто Тертышный повторил подвиг Гастелло. Кто трепанул, не знаю. Помнишь, взрыв наблюдали? Три пожара и взрыв? Митя Комлев водил... Короче, напечатали. А Тертышного "фоккер" снял над водой, над морем, никто не видел, как он нырнул. Теперь жена спрашивает... Что писать?
- Надо не ей, а в райисполком. Чтобы учли по возможности. Проявили внимание.
- Про Тертышного-то что писать? Она ждет...
За свадебным столом - своя стихия.
Старшее поколение, родители пересказали друг дружке вчерашний телефильм, родственнички - перезнакомились ("Мои разлюбезные... папа, мама и я, прораб-бездарность..." "У нас свой такой дурак!" "А это - племянники Ивановы!" "А это - племянницы Смирновы!" "Поздоровались наперекрест - к свадьбе!"). Молодежь дождалась своего, провозгласила: "Горько!" Томно поднялась невеста. Тонкогрудый женишок охватил ее и, прикрывая от бесцеремонных, под дружный счет: "Три!.. Семнадцать!.. Двадцать!.." целует.
Затем все берет в свои уверенные, натруженные руки баянист.
Песня - и никаких проблем.
Востроглазая невеста счастливо царствует над преданным ей окружением, ее подружки не столько веселы, сколько приметливы, терпеливы, затаенное ожидание по-своему их красит. "А свадьба, свадьба пела и плясала, - ведет баянист довольно дружный хор, - широкой этой свадьбе было места мало, было мало неба и земли..."
На свадебное веселье в павильоне отозвалась веранда.
- Ничего подобного мы, конечно, не переживали. И не могли.
- Наша свадебка под ракитным кустом.
- Командир приказом провел: считать мужем и женой. Все.
- А мы без всякой официальности. Потом в декрет уехала, сейчас на пенсии. Я взялся сторожить дачу.
С гитарой, обслуживавшей павильон, между столиков веранды кочует бравый подполковник. Себе в напарники он взял Силаева, никуда его от себя не отпускает. Оба радушно приветствуют джазистов. Джазисты отвечают им, не роняя достоинства.
- Ребята, спасибо. Отлично поете. Как раз то, что нужно.
- А стихи?
- Какие стихи?
- Саша, выдай...
- Такие. - Солист отодвигает в сторонку микрофон. - "Вдруг оживает прошлое на миг, и вас своим дыханием опьяняет..."
- Что-то есть... Сам?
- Бодлер... "И кровь людей то славы, то свободы, то гордости багрили алтари..."
- Славно, Саша, спасибо... "Меж нами речь не так игриво льется, просторнее, грустнее мы сидим..." Хороший подобрал репертуар.
- Спелись.
- В походах учимся, в походах.
- Ребята, у нас одна надежда на вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
- Помыканов?
- Он. Толя Помыканов. На Вассерау. Вернее, там два селения: Вассерау и Нейнасау. Днем ничего, к вечеру подтянули зенитку, мы ее, понятно, не ждали... Лягушками забавляется. Змеи, ужи, жабы - всех в дом тащит, спит с ними... Короче, сколько я потерял, столько она мне родила. Девять человек, три девочки в зачет, у нас же девчата были. Нынешних штатов не знаю, из армии давно, по довоенным штатам, когда меня авиация с пути истинного совратила, девять человек - эскадрилья, полный комплект. Да, Коля, так. Вере весной исполнилось сорок, я четыре года как пятый десяток разменял. Как живем... На полу никто не спит. Я с Верой отдельно, шестимесячный малышка Ваня с нами. Ссор, болезней в доме нет. Все здоровы. За стол садимся, ложки стучат, как барабанные палочки. Никаких ясель, у самих дома детский сад: то один подбросит своего, то другой, где девять, там и двенадцать. Юры Свекольникова жена, больная женщина, но, знаешь, отзывчивая, то тряпки пришлет, то ботиночки, своих-то у них один, а нам все сгодится. Вера на машинке перешьет, я набоечки поставлю...
- Давай адрес, пока не разбежались... Слушай: летать хочется?
- Сколько прошло, Коля. Теперь уже не хочется. Расхотелось.
- А снится?
- Теперь уже не снится.
По рукам ходят фотографии; групповые, поблекшие от времени снимки вызывают споры:
- Это - Ефанов? Ничего подобного. Ефанов вообще когда прибыл, в сорок четвертом, это Миша Плотников. Скончался в госпитале от ран. А справа Боркунов, вот кто. Борис Никитич Боркунов. Он и Помыканов, их вместе сбили.
- Еще Козлов был.
- Знакомая фамилия.
- Был, был. Командир звена. Его на Сапун-горе сняли...
- Ранили?
- Когда от цели уходил. Отлично сработали, поддержали пехоту, Хрюкин открытым текстом благодарность...
- Так-так-так...
- А в догон очередь, он тут и упал. Хрюкин приказал по рации вывезти самолетом... Козлов, командир звена.
- Имя?
- Имени не помню.
- Казнов!
- Я - Казнов.
- Сюда!
- Выбираться неохота.
- Иди, иди, не пожалеешь.
Опираясь на тяжелую трость, подходит Казнов.
- Узнаешь? Знакомы?
Улыбки вежливости, пауза узнавания.
- Казнов! - раздается вопль, от удара по столу гремит посуда, - Казнов, а не Козлов! Братуха, ведь он тебя, подбитого, из-под Сапун-горы вывез, теперь-то узнаешь?!
Кто со слуховым аппаратом, кто наставляет ладошку рупором. Едят, пьют, вспоминают, оценивают.
- Дети были. "Товарищ командир, а чего Гузора щиплется?.." Ну? Детский сад.
- С этой демократией далеко не уйдем. С какой - не знаю, с этой - нет. Фабрике понадобился негабаритный рельс. Привезти не на чем: простая машина не возьмет, нужна с прицепом. Директор заявляет: без рельса перекрытие рухнет, проявите инициативу. И пожалуйста: на коленях, вручную распиливают рельс, везут на фабрику, здесь снова сваривают,
- При чем тут демократия? Головотяпство это, вот что.
Все пушки, пушки грохотали, Трещал наш пулемет...
это подполковник, запевала и танцор, сдвинув столы, образовал сводный хор всех родов войск, заполняющий паузы в программе джаза, построенной с подкупающим знанием аудитории.
- Жена Тертышного с письмом статью прислала. Спрашивает, правда или нет.
- Какую статью?
- Пишет, жизнь сложилась нелегко. Потеряла мужа, сумела воспитать сына, офицера Советской Армии... С жильем трудно, здоровье подорвано...
- Статья-то какая? О чем?
- Да тиснул кто-то, еще в войну, будто Тертышный повторил подвиг Гастелло. Кто трепанул, не знаю. Помнишь, взрыв наблюдали? Три пожара и взрыв? Митя Комлев водил... Короче, напечатали. А Тертышного "фоккер" снял над водой, над морем, никто не видел, как он нырнул. Теперь жена спрашивает... Что писать?
- Надо не ей, а в райисполком. Чтобы учли по возможности. Проявили внимание.
- Про Тертышного-то что писать? Она ждет...
За свадебным столом - своя стихия.
Старшее поколение, родители пересказали друг дружке вчерашний телефильм, родственнички - перезнакомились ("Мои разлюбезные... папа, мама и я, прораб-бездарность..." "У нас свой такой дурак!" "А это - племянники Ивановы!" "А это - племянницы Смирновы!" "Поздоровались наперекрест - к свадьбе!"). Молодежь дождалась своего, провозгласила: "Горько!" Томно поднялась невеста. Тонкогрудый женишок охватил ее и, прикрывая от бесцеремонных, под дружный счет: "Три!.. Семнадцать!.. Двадцать!.." целует.
Затем все берет в свои уверенные, натруженные руки баянист.
Песня - и никаких проблем.
Востроглазая невеста счастливо царствует над преданным ей окружением, ее подружки не столько веселы, сколько приметливы, терпеливы, затаенное ожидание по-своему их красит. "А свадьба, свадьба пела и плясала, - ведет баянист довольно дружный хор, - широкой этой свадьбе было места мало, было мало неба и земли..."
На свадебное веселье в павильоне отозвалась веранда.
- Ничего подобного мы, конечно, не переживали. И не могли.
- Наша свадебка под ракитным кустом.
- Командир приказом провел: считать мужем и женой. Все.
- А мы без всякой официальности. Потом в декрет уехала, сейчас на пенсии. Я взялся сторожить дачу.
С гитарой, обслуживавшей павильон, между столиков веранды кочует бравый подполковник. Себе в напарники он взял Силаева, никуда его от себя не отпускает. Оба радушно приветствуют джазистов. Джазисты отвечают им, не роняя достоинства.
- Ребята, спасибо. Отлично поете. Как раз то, что нужно.
- А стихи?
- Какие стихи?
- Саша, выдай...
- Такие. - Солист отодвигает в сторонку микрофон. - "Вдруг оживает прошлое на миг, и вас своим дыханием опьяняет..."
- Что-то есть... Сам?
- Бодлер... "И кровь людей то славы, то свободы, то гордости багрили алтари..."
- Славно, Саша, спасибо... "Меж нами речь не так игриво льется, просторнее, грустнее мы сидим..." Хороший подобрал репертуар.
- Спелись.
- В походах учимся, в походах.
- Ребята, у нас одна надежда на вас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68