— Нам повезло, — сказала Иона. — Мы с тобой постарше, поэтому будем жить в коттедже.
Карен остановилась перед небольшим домиком, посмотрела на него, словно не веря глазам, и вошла. Это была самая обыкновенная комната, но Карен показалось, что она никогда в жизни не видела такого чуда. Кровать, стол, шкаф, кресло — и все это принадлежит ей.
После ужина состоялся концерт в летнем театре. Уже темнело, когда Карен нашла Дова на газоне у статуи Дафны. Впервые за много недель ей захотелось танцевать; казалось, что она попала в рай. Карен встала рядом с Довом и показала на домики Абу-Йеши, белеющие в седловине, над которыми мрачно громоздилась тагартова крепость. Совсем внизу, в долине, лежали поля мошава Яд-Эль. Еще дальше, на вершине горы, стоял Тель-Хай, где погиб Трумпельдор, а по другую сторону, в Сирии, поднималась вершина Хермона.
Карен была в брюках оливкового цвета, крестьянской блузе с закрытым воротником и легких сандалиях.
— Дов! — воскликнула она. — Это самый счастливый день в моей жизни. Иона — чудная девушка. Она мне сказала, что на свете нет человека добрее, чем доктор Либерман.
Она легла на траву, посмотрела в небо и вздохнула. Дов стоял над ней, не говоря ни слова. Карен села, схватила его за руку и потянула к себе.
— Брось ты это! — сказал он резко.
Но девушка не отпустила его руку, пока он не сел рядом. Когда она положила голову ему на плечо, Дов совсем растерялся.
— Пожалуйста, Дов, не хмурься. Неужели ты не рад?
— Нашла о чем думать!
— Я думаю о тебе, — сказала Карен.
— Подумай лучше о себе.
— Я и о себе думаю. — Она встала на колени и положила ему руки на плечи. — Ты видел свою комнату, койку? Сколько лет прошло с тех пор, как ты жил в такой комнате?
Дов покраснел и опустил глаза.
— Ты только подумай, Дов. Кончились лагеря. Нет больше ни Сиотатов, ни Караолосов, ни нелегальных пароходов. Мы дома, Дов! Мне даже не снилось, что все будет так прекрасно.
Дов медленно поднялся и повернулся к ней спиной.
— Прекрасно для тебя. У меня другие планы.
— Забудь ты об этих планах, — взмолилась Карен. Снова заиграл оркестр. — Пойдем лучше в театр, — сказала Карен.
Как только Ари и Китти оставили Тель-Авив и проехали мимо британского лагеря в Сарфанде, она снова почувствовала беспокойство. Они проехали по Рамле, арабскому городу, и Китти впервые почувствовала на себе враждебные взгляды. Ари, казалось, не замечал ни арабов, ни Китти. За весь день он не сказал и десятка слов.
За Рамле по узкой дороге, которая извивалась в горах Иудеи, машина въехала в Баб-эль-Вад. По обе стороны, прямо на скалах, росли посаженные евреями молодые леса. Дальше, в горах, виднелись следы древних террас, которые выделялись на фоне обнаженных скал, как ребра изголодавшейся собаки. Когда-то эти холмы и террасы кормили сотни тысяч людей, теперь все разрушилось, выветрилось. Только на верхушках гор белели арабские деревушки.
Здесь, в Баб-эль-Ваде, Китти впервые почувствовала власть Иерусалима. Говорили, что каждый, кто первый раз едет по горам Иудеи, испытывает на себе таинственную мощь города Давида. Но Китти удивилась, что он действует на нее с такой силой. Ведь ее религиозное воспитание было довольно поверхностно. Дорога поднималась все выше, и ее волнение нарастало. Китти словно слилась с Библией, она вдруг поняла, что значит находиться на Святой Земле.
Далеко на горизонте появились неясные очертания Иерусалима, волнение Китти увеличилось еще больше.
Они въехали в Новый город, построенный евреями, и двинулись по Яффскому шоссе, мимо бесчисленных магазинов, в сторону крепостной стены Старого города. У Яффских ворот Ари свернул к бульвару Царя Давида и вскоре затормозил перед огромной гостиницей с тем же названием.
Китти вышла из машины и чуть не вскрикнула, заметив, что правый флигель здания начисто разрушен.
— Когда-то здесь размещался британский штаб, а маккавеи усовершенствовали здание, — пояснил Ари.
Громадная гостиница была построена из иерусалимского камня в европейском стиле, несколько перегруженном архитектурными излишествами. Холл, как считалось, воспроизводил двор царя Давида.
Китти спустилась к обеду первой. Она села на террасе, откуда открывался вид на небольшую долину у крепостной стены. Напротив возвышалась Башня Давида, а сама терраса утопала в зелени. Позади играл небольшой эстрадный оркестр.
Вскоре появился Ари. Увидев Китти, он остановился как вкопанный. Красивая женщина, ничего не скажешь! Такой он ее еще не видел: элегантное вечернее платье, широкополая шляпа, белые перчатки. В эту минуту он почувствовал себя так, будто разом перенесся на другой край света. Китти в точности походила на красивых женщин Рима или Парижа, в которых нет привычной домашней простоты, которые опасны, непонятны — но так соблазнительны. Расстояние в световой год отделяло эту женщину от Дафны.
Он присел рядом.
— Я позвонил Хариэт Зальцман, — сказал он. — После обеда мы сходим к ней.
— Спасибо. Иерусалим произвел на меня огромное впечатление.
— Да, в нем есть какая-то таинственная сила. Кто бы сюда ни приехал, все испытывают то же самое. Возьмите Давида Бен Ами. Он бредит Иерусалимом. Уверен, что он поведет вас завтра показывать Старый город.
— Очень мило с его стороны.
Ари пристально посмотрел на нее. Казалось, она стала еще красивее. Он отвел взгляд и подозвал официанта, затем, покончив с заказом, уставился в пространство. Китти показалось, что Ари тяготится заботой о ней, которую взвалил на себя. Минут десять они молчали.
Китти поковыряла салат.
— Я вам очень в тягость?
— Да что вы!
— Со вчерашнего вечера вы ведете себя так, словно я не существую.
— Прошу прощения, Китти, — сказал он, не поднимая глаз. — Вы, пожалуй, правы собеседник из меня сегодня никудышный.
— Что-нибудь не так?
— Многое не так, но и вы и я тут бессильны. Давайте я лучше расскажу вам про Хариэт Зальцман. Она тоже американка. Ей, пожалуй, далеко уже за восемьдесят. Если бы здесь присваивали звания святых, то она стала бы нашей святой номер один. Видите вон ту гору за Старым городом? Это гора Скопус. Там помещается самый современный медицинский центр на всем Ближнем Востоке. Его строительство финансировали американские сионистки из «Гадассы». Эту организацию Хариэт создала сразу после Первой мировой войны. Большинство палестинских больниц и медицинских центров — дело рук «Гадассы».
— Ого, она, видно, очень энергична.
— Да уж, энергии ей не занимать. Когда Гитлер пришел к власти, Хариэт создала «Молодежную алию», которая спасла тысячи детей и подростков. Теперь у «Молодежной алии» десятки центров по всей стране. Мне кажется, вы с ней сработаетесь.
— Откуда у вас такая уверенность?
— Хариэт прожила здесь долгие годы, но в душе она все-таки американка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184