«Если мы обучим их и дадим накопить им боевой опыт, мы нанесем этим вред самим себе, так как рано или поздно нам придется воевать с этими евреями», — говорил он.
Не прошло и недели с начала войны, как сто тридцать тысяч мужчин и женщин — четверть всего ишува — подали заявления в Еврейский национальный совет о вступлении добровольцами в британскую армию. Арабы же видели в немцах своих освободителей и мечтали об их приходе.
Англичане не могли игнорировать предложение ишува. В то же время они не могли пренебречь предостережениями генерала Хэвн-Херста. Поэтому военное министерство решило принимать евреев в ряды армии, но не обучать их и не давать им участвовать в боях. Добровольцев направляли в интендантскую службу, на транспорт, в саперные батальоны. Еврейский национальный совет гневно протестовал против такой дискриминации и требовал для евреев равноправия.
Ишув выступал теперь единым сплоченным фронтом, если не считать раскольников Акивы. Авидан решил поступиться самолюбием и через подпольные каналы договорился о встрече с ним.
Они встретились в подвале на улице Кинг-Джордж в Иерусалиме, под рестораном Френкеля. Подвал был забит консервными банками и бутылками, тускло горела единственная лампочка.
Авидан не подал руки Акиве, когда тот вошел в сопровождении двух маккавеев. Прошло пять долгих лет с того дня, когда они виделись в последний раз.
Акиве шел уже седьмой десяток, а выглядел он даже старше своих лет. Тяжелая жизнь и годы в подполье превратили его в старика.
Телохранители ушли, и они остались одни.
Авидан заговорил первым:
— Я предлагаю тебе примириться с англичанами, пока идет война.
Акива что-то буркнул в ответ, а затем, не выдержав, выплеснул перед Авиданом презрение к англичанам и к их Белой книге, гнев против национального совета и Хаганы, трусливо избегающих борьбы.
— Пожалуйста, перестань, — сдержанно попросил Авидан. — Твои чувства мне хорошо известны. Я прекрасно знаю, какая пропасть разделяет нас. Но, несмотря на все это, ты должен согласиться: немцы угрожают нашему существованию куда больше, чем англичане.
Акива отвернулся и задумался. Потом вдруг резко обернулся — в его глазах засверкал тот же огонь, что и раньше.
— Именно сейчас нужно заставить англичан отменить Белую книгу! Да, сейчас, именно сейчас они должны провозгласить нашу государственную независимость по обе стороны Иордана! Немедленно! Надо бить англичан, пока они в беде!
— Неужели независимость государства так важна, что мы должны ради нее помогать немцам?
— А ты думаешь, у англичан дрогнет рука, когда они снова начнут продавать нас?
— Я думаю только о том, что у нас нет выбора: мы обязаны воевать с немцами.
Акива нервно зашагал по цементному полу. Он что-то пробормотал про себя, затем остановился и с дрожью в голосе тихо сказал:
— Пусть англичане блокируют наше побережье и закрывают дорогу несчастным людям, у которых нет другого пути к спасению, пусть англичане создают в своей армии гетто для наших ребят, пусть они продали и предали нас своей Белой книгой, пусть ишув участвует на их стороне в войне, в то время как арабы затаились, как стервятники, и ждут добычи, пусть сегодня англичане меньшее зло и надо воевать на их стороне. Ладно, Авидан… маккавеи пойдут на перемирие.
Они пожали друг другу руки. Акива спросил:
— Как мой брат?
— Барак только что вернулся из Лондона с переговоров.
— Да, переговоры… На это Барак горазд. А как Сара, дети?
— Нормально. Можешь гордиться своим племянником.
— О да, Ари — чудный парень. Как выглядит сейчас Эйн-Ор?
Авидан опустил глаза.
— Эйн-Ор и Шошана щедро приносят плоды любви и пота, пролитого их создателями.
С этими словами он повернулся и направился к лестнице, ведущей к потайному выходу.
— Сион спасется правосудием, — крикнул ему вслед Акива, — отступникам же и грешникам — погибель, и оставившие Господа истребятся. Еще наступит час расплаты с англичанами!
Ари сильно изменился, стал молчалив и перестал улыбаться. Он носил оружие чуть ли не с детства. Затем Гамишмар, рейдовый отряд, тюрьма в Акко. Потом тяжелая работа для Алии Бет в Берлине. И конечно, гибель Дафны. Ари жил в Яд-Эле каждый день выходил в поле и хотел только одного: чтобы его оставили в покое. Он почти ни с кем не разговаривал.
Даже когда началась война, Ари остался в Яд-Эле. Свободное время он проводил чаще всего в Абу-Йеше с другом детства Тахой, который теперь был мухтаром.
Однажды, через несколько месяцев после начала войны Ари вернулся вечером с поля и застал дома Авидана. Поужинав, Ари, Авидан и Барак расположились в гостиной, чтобы поговорить.
— Думаю, ты догадываешься, зачем я пришел, — сказал Авидан.
— Могу представить.
— Тогда перейдем прямо к делу. У нас есть несколько десятков ребят, которые, я думаю, должны пойти служить. Англичане ищут тебя и хотят предложить тебе офицерский чин.
— Меня это не интересует.
— Ты им нужен. Я уверен, что мы сможем устроить тебя на такое место, где ты сможешь принести большую пользу Хагане, Скажем, вести разведку среди арабов.
— Очень мило с их стороны. А то я уж думал, что они отправят меня на уборку мусора вместе с солдатами ишува. Приятно все-таки, что меня считают привилегированным евреем.
— Брось эти шутки. А то мне придется приказать тебе.
— А ты прикажи. Но я ведь могу и не исполнить.
Авидан смутился. Он знал Ари как одного из самых дисциплинированных и толковых солдат Хаганы.
— Я рад, что мы об этом заговорили, — сказал Барак. — Мальчик прямо ест себя поедом с тех пор, как вернулся из Берлина.
— С какой стати я должен напяливать английскую форму? Чтобы они потом снова упрятали меня в тюрьму за то, что я дрался за них?
Барак умоляюще поднял руки.
— Ладно, отец. Если вы настаиваете, скажу прямо. Еще пять лет назад у дяди Акивы хватило храбрости назвать нашего врага по имени.
— Ты не смеешь произносить его имя в этом доме! — заорал Барак.
— Пора, давно пора произнести его. Если б не ты, я бы давно присоединился к маккавеям.
— Но, Ари, — вмешался Авидан, — даже Акива согласился на перемирие с англичанами.
Ари встал и направился к двери.
— Я пошел к Тахе играть в нарды. Позовите меня, когда немцы высадятся в Палестине.
Немцы вихрем неслись по Европе. Англичане терпели одно поражение за другим. Дюнкерк! Крит! Греция! Лондон нещадно бомбили.
Даже после того как ишув поставил все на службу Великобритании, евреям все равно приходилось терпеть оскорбления со стороны англичан. Несколько чудовищных событий вывели из себя даже самых благожелательных евреев.
Небольшое ветхое судно «Струма», плававшее по Дунаю, вошло в порт Стамбула, имея на борту около восьмисот евреев, бегущих из Европы. Судно находилось в плачевном состоянии, ужасно было положение пассажиров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184
Не прошло и недели с начала войны, как сто тридцать тысяч мужчин и женщин — четверть всего ишува — подали заявления в Еврейский национальный совет о вступлении добровольцами в британскую армию. Арабы же видели в немцах своих освободителей и мечтали об их приходе.
Англичане не могли игнорировать предложение ишува. В то же время они не могли пренебречь предостережениями генерала Хэвн-Херста. Поэтому военное министерство решило принимать евреев в ряды армии, но не обучать их и не давать им участвовать в боях. Добровольцев направляли в интендантскую службу, на транспорт, в саперные батальоны. Еврейский национальный совет гневно протестовал против такой дискриминации и требовал для евреев равноправия.
Ишув выступал теперь единым сплоченным фронтом, если не считать раскольников Акивы. Авидан решил поступиться самолюбием и через подпольные каналы договорился о встрече с ним.
Они встретились в подвале на улице Кинг-Джордж в Иерусалиме, под рестораном Френкеля. Подвал был забит консервными банками и бутылками, тускло горела единственная лампочка.
Авидан не подал руки Акиве, когда тот вошел в сопровождении двух маккавеев. Прошло пять долгих лет с того дня, когда они виделись в последний раз.
Акиве шел уже седьмой десяток, а выглядел он даже старше своих лет. Тяжелая жизнь и годы в подполье превратили его в старика.
Телохранители ушли, и они остались одни.
Авидан заговорил первым:
— Я предлагаю тебе примириться с англичанами, пока идет война.
Акива что-то буркнул в ответ, а затем, не выдержав, выплеснул перед Авиданом презрение к англичанам и к их Белой книге, гнев против национального совета и Хаганы, трусливо избегающих борьбы.
— Пожалуйста, перестань, — сдержанно попросил Авидан. — Твои чувства мне хорошо известны. Я прекрасно знаю, какая пропасть разделяет нас. Но, несмотря на все это, ты должен согласиться: немцы угрожают нашему существованию куда больше, чем англичане.
Акива отвернулся и задумался. Потом вдруг резко обернулся — в его глазах засверкал тот же огонь, что и раньше.
— Именно сейчас нужно заставить англичан отменить Белую книгу! Да, сейчас, именно сейчас они должны провозгласить нашу государственную независимость по обе стороны Иордана! Немедленно! Надо бить англичан, пока они в беде!
— Неужели независимость государства так важна, что мы должны ради нее помогать немцам?
— А ты думаешь, у англичан дрогнет рука, когда они снова начнут продавать нас?
— Я думаю только о том, что у нас нет выбора: мы обязаны воевать с немцами.
Акива нервно зашагал по цементному полу. Он что-то пробормотал про себя, затем остановился и с дрожью в голосе тихо сказал:
— Пусть англичане блокируют наше побережье и закрывают дорогу несчастным людям, у которых нет другого пути к спасению, пусть англичане создают в своей армии гетто для наших ребят, пусть они продали и предали нас своей Белой книгой, пусть ишув участвует на их стороне в войне, в то время как арабы затаились, как стервятники, и ждут добычи, пусть сегодня англичане меньшее зло и надо воевать на их стороне. Ладно, Авидан… маккавеи пойдут на перемирие.
Они пожали друг другу руки. Акива спросил:
— Как мой брат?
— Барак только что вернулся из Лондона с переговоров.
— Да, переговоры… На это Барак горазд. А как Сара, дети?
— Нормально. Можешь гордиться своим племянником.
— О да, Ари — чудный парень. Как выглядит сейчас Эйн-Ор?
Авидан опустил глаза.
— Эйн-Ор и Шошана щедро приносят плоды любви и пота, пролитого их создателями.
С этими словами он повернулся и направился к лестнице, ведущей к потайному выходу.
— Сион спасется правосудием, — крикнул ему вслед Акива, — отступникам же и грешникам — погибель, и оставившие Господа истребятся. Еще наступит час расплаты с англичанами!
Ари сильно изменился, стал молчалив и перестал улыбаться. Он носил оружие чуть ли не с детства. Затем Гамишмар, рейдовый отряд, тюрьма в Акко. Потом тяжелая работа для Алии Бет в Берлине. И конечно, гибель Дафны. Ари жил в Яд-Эле каждый день выходил в поле и хотел только одного: чтобы его оставили в покое. Он почти ни с кем не разговаривал.
Даже когда началась война, Ари остался в Яд-Эле. Свободное время он проводил чаще всего в Абу-Йеше с другом детства Тахой, который теперь был мухтаром.
Однажды, через несколько месяцев после начала войны Ари вернулся вечером с поля и застал дома Авидана. Поужинав, Ари, Авидан и Барак расположились в гостиной, чтобы поговорить.
— Думаю, ты догадываешься, зачем я пришел, — сказал Авидан.
— Могу представить.
— Тогда перейдем прямо к делу. У нас есть несколько десятков ребят, которые, я думаю, должны пойти служить. Англичане ищут тебя и хотят предложить тебе офицерский чин.
— Меня это не интересует.
— Ты им нужен. Я уверен, что мы сможем устроить тебя на такое место, где ты сможешь принести большую пользу Хагане, Скажем, вести разведку среди арабов.
— Очень мило с их стороны. А то я уж думал, что они отправят меня на уборку мусора вместе с солдатами ишува. Приятно все-таки, что меня считают привилегированным евреем.
— Брось эти шутки. А то мне придется приказать тебе.
— А ты прикажи. Но я ведь могу и не исполнить.
Авидан смутился. Он знал Ари как одного из самых дисциплинированных и толковых солдат Хаганы.
— Я рад, что мы об этом заговорили, — сказал Барак. — Мальчик прямо ест себя поедом с тех пор, как вернулся из Берлина.
— С какой стати я должен напяливать английскую форму? Чтобы они потом снова упрятали меня в тюрьму за то, что я дрался за них?
Барак умоляюще поднял руки.
— Ладно, отец. Если вы настаиваете, скажу прямо. Еще пять лет назад у дяди Акивы хватило храбрости назвать нашего врага по имени.
— Ты не смеешь произносить его имя в этом доме! — заорал Барак.
— Пора, давно пора произнести его. Если б не ты, я бы давно присоединился к маккавеям.
— Но, Ари, — вмешался Авидан, — даже Акива согласился на перемирие с англичанами.
Ари встал и направился к двери.
— Я пошел к Тахе играть в нарды. Позовите меня, когда немцы высадятся в Палестине.
Немцы вихрем неслись по Европе. Англичане терпели одно поражение за другим. Дюнкерк! Крит! Греция! Лондон нещадно бомбили.
Даже после того как ишув поставил все на службу Великобритании, евреям все равно приходилось терпеть оскорбления со стороны англичан. Несколько чудовищных событий вывели из себя даже самых благожелательных евреев.
Небольшое ветхое судно «Струма», плававшее по Дунаю, вошло в порт Стамбула, имея на борту около восьмисот евреев, бегущих из Европы. Судно находилось в плачевном состоянии, ужасно было положение пассажиров.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184