Пока Хокс в городе, власть в его руках. А я обещаю снабжать вас чем смогу в первую очередь.
Когда все ушли, Ари сел за стол, на его лице заходили желваки. Что делать? Может быть, когда англичане уйдут, удастся выделить полсотни пальмахников. Все-таки лучше, чем ничего. Но таких Сафедов в стране — штук двести. Пятьдесят человек туда, пятьдесят сюда. Если бы Кавуки и Кадар знали об их отчаянном положении, они бы атаковали Палестину со всех сторон. И остановить их было бы нечем. Ари боялся, что после первой же атаки арабы поймут, до чего плохо вооружены евреи, и это неминуемо приведет к катастрофе.
В кабинет вошел Давид Бен Ами, только что объехавший населенные пункты, расположенные на севере.
— Шалом, Ари, — сказал он. — Я встретил Ремеза и Сазерленда у ворот. Ремез совсем нос повесил.
— Есть с чего. Ну, что новенького?
— Арабы обстреливают Кфар-Гилади и Метуллу. В Кфар-Шолде опасаются, что выступят сирийские села. Везде роют окопы, строят укрепления вокруг детских учреждений. И все просят оружия.
— Оружия! И это ты называешь новостью? Давай лучше о другом. Откуда стреляют снайперы?
— Из Ааты.
— О, с Аатой у меня старые счеты. Мальчиком я возил туда зерно на мельницу, меня пытались избить, — сказал Ари. — Как только англичане уйдут, ударим по ней в первую очередь. Пожалуй, половина людей Кавуки просачивается к нам именно через Аату.
— Или через Абу-Йешу, — ответил Давид.
Ари посмотрел сердито. Давид знал, что ему неприятно это слышать.
— У меня есть друзья в Абу-Йеше, на которых можно положиться, — сказал Ари.
— В таком случае они, вероятно, уже сообщили тебе, что диверсанты попадают к нам через их село.
Ари не ответил.
— Ари, ты не раз говорил, что я проявляю слабость, когда позволяю чувствам брать верх над рассудком. Знаю, эти люди близки тебе, но все-таки ты должен дать понять их мухтару, как следует себя вести.
Ари встал и зашагал по кабинету.
— Хорошо, я поговорю с Тахой.
Давид взял с письменного стола донесения, просмотрел и положил обратно. Он тоже зашагал по комнате, затем остановился у окна, выходящего на юго-восток, в сторону Иерусалима.
Ари похлопал его по плечу:
— Ничего, все образуется.
Давид медленно покачал головой.
— В Иерусалиме дела все хуже, — глухо произнес он. — Наши машины постоянно обстреливают. Если так пойдет дальше, через пару недель в городе начнется голод.
Ари знал, как тяжело переживает Давид осаду любимого города.
— Ты, конечно, хочешь поехать туда.
— Да, — ответил Давид, — но я не оставлю тебя.
— Если надо, я тебя отпущу.
— Спасибо, Ари. А сам-то справишься?
— Конечно, справлюсь. Вот только бы эта проклятая нога перестала мне досаждать.
— Я останусь, пока ты не выздоровеешь.
— Спасибо. Кстати, ты, кажется, давно не виделся с Иорданой?
— Несколько недель.
— Так почему бы тебе не поехать завтра в Ган-Дафну, не проверить, как там дела? Побыл бы там несколько дней, хорошенько все изучил…
Давид улыбнулся:
— Агитатор из тебя что надо.
В дверь кабинета Китти Фремонт постучали.
— Войдите, — крикнула она.
Вошла Иордана.
— Мне хотелось бы поговорить, если вы не очень заняты.
— Что ж, поговорим.
— Сегодня приедет Давид Бен Ами проверять оборонительные позиции. Вечером состоится заседание штаба.
— Я приду, — ответила Китти.
— Миссис Фремонт… Хочу сказать, пока не началось заседание. Вы знаете, меня назначили командиром Ган-Дафны, так что нам придется работать вместе. Я хотела бы заверить вас, что полностью вам доверяю. Больше того, считаю, Ган-Дафне повезло, что вы здесь.
Китти посмотрела удивленно.
— Я убеждена, — продолжала Иордана, — что селу будет лучше, если мы забудем обиды.
— Вы правы.
— Я рада, что мы договорились.
— Иордана, скажите, наше положение опасно?
— Не очень. Конечно, будет гораздо спокойнее, когда Форт-Эстер передадут Хагане.
— А если крепость достанется арабам и они закроют дорогу через Абу-Иешу?
— Тогда, конечно, будет тяжело.
Китти встала и зашагала по кабинету.
— Не хочу совать нос в военные дела, но, похоже, мы можем оказаться в осаде.
— Не исключено, — ответила Иордана.
— Тут много детей. Не лучше ли будет эвакуировать тех, кто помладше?
— А куда?
— Не знаю. Куда-нибудь, где не так опасно, в какой-нибудь кибуц или мошав.
— Миссис Фремонт, безопасность — понятие относительное. Страна меньше пятидесяти миль в ширину, и безопасных кибуцев нет. С каждым днем в осаду попадают новые села.
— Тогда, может быть, в город?
— Иерусалим почти отрезан. В Хайфе, между Тель-Авивом и Яффой, идут тяжелые бои.
— Выходит, эвакуировать некуда? Иордана молчала. Ей нечего было сказать.
ГЛАВА 3
Канун Рождества, 1947
Было слякотно и холодно, первые хлопья снега кружили над Ган-Дафной. Китти быстро шла по газону. Ее дыхание создавало легкие облачка пара.
— Шалом, гиверет Китти, — поздоровался с ней доктор Либерман.
— Шалом, доктор.
Она быстро взбежала по ступенькам и вошла в коттедж. В теплом доме ее ждал чай, приготовленный Карен.
— Бррр, — воскликнула Китти, — вот так холод!
Карен украсила комнату желудями, кружевами, ей разрешили срезать маленькую елочку, которую она украсила самодельными игрушками из ткани и цветной бумаги.
Китти села на кровать, сняла туфли и надела меховые шлепанцы. Чай был очень вкусный. Карен стояла у окна, глядя на тихо падающие хлопья.
— По-моему, ничего нет лучше на свете, чем первый снег, — сказала она.
— Вряд ли он тебе покажется таким прекрасным, если нам опять срежут норму топлива.
— Я целый день вспоминала Копенгаген, Хансенов. Рождество в Дании чудесное. Видела, какую посылку они мне прислали?
Китти подошла к девушке, обняла ее за плечи, прикоснулась губами к щеке.
— Рождество навевает на людей грусть.
— Ты очень одинока, Китти?
— С тех пор как не стало Тома и Сандры, я стараюсь не думать о Рождестве. Теперь вот снова радуюсь.
— Ты счастлива?
— Я… теперь все по-другому. Я поняла, что нельзя быть хорошим христианином, не будучи, хотя бы в душе, немного евреем. Всю жизнь мне чего-то не хватало. Теперь я впервые могу отдавать все, что имею, без сожаления, без надежды, что мне воздается за это.
— Знаешь, что я тебе скажу? Не могу говорить об этом с другими, потому что они не поймут. Здесь я чувствую себя очень близкой к Христу, — сказала Карен.
— Я тоже, дорогая.
Карен взглянула на часы и вздохнула.
— Надо поужинать сегодня пораньше, ночью мне идти в караул.
— Хорошенько оденься. На улице очень холодно. У меня тут кое-какая работа. Буду тебя ждать.
Карен переоделась в неуклюжую теплую одежду. Китти собрала волосы в узел и надела похожую на чулок коричневую шапку.
С улицы донеслось пение.
— Это что еще такое? — спросила Китти.
— Это для тебя, — улыбнулась Карен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184
Когда все ушли, Ари сел за стол, на его лице заходили желваки. Что делать? Может быть, когда англичане уйдут, удастся выделить полсотни пальмахников. Все-таки лучше, чем ничего. Но таких Сафедов в стране — штук двести. Пятьдесят человек туда, пятьдесят сюда. Если бы Кавуки и Кадар знали об их отчаянном положении, они бы атаковали Палестину со всех сторон. И остановить их было бы нечем. Ари боялся, что после первой же атаки арабы поймут, до чего плохо вооружены евреи, и это неминуемо приведет к катастрофе.
В кабинет вошел Давид Бен Ами, только что объехавший населенные пункты, расположенные на севере.
— Шалом, Ари, — сказал он. — Я встретил Ремеза и Сазерленда у ворот. Ремез совсем нос повесил.
— Есть с чего. Ну, что новенького?
— Арабы обстреливают Кфар-Гилади и Метуллу. В Кфар-Шолде опасаются, что выступят сирийские села. Везде роют окопы, строят укрепления вокруг детских учреждений. И все просят оружия.
— Оружия! И это ты называешь новостью? Давай лучше о другом. Откуда стреляют снайперы?
— Из Ааты.
— О, с Аатой у меня старые счеты. Мальчиком я возил туда зерно на мельницу, меня пытались избить, — сказал Ари. — Как только англичане уйдут, ударим по ней в первую очередь. Пожалуй, половина людей Кавуки просачивается к нам именно через Аату.
— Или через Абу-Йешу, — ответил Давид.
Ари посмотрел сердито. Давид знал, что ему неприятно это слышать.
— У меня есть друзья в Абу-Йеше, на которых можно положиться, — сказал Ари.
— В таком случае они, вероятно, уже сообщили тебе, что диверсанты попадают к нам через их село.
Ари не ответил.
— Ари, ты не раз говорил, что я проявляю слабость, когда позволяю чувствам брать верх над рассудком. Знаю, эти люди близки тебе, но все-таки ты должен дать понять их мухтару, как следует себя вести.
Ари встал и зашагал по кабинету.
— Хорошо, я поговорю с Тахой.
Давид взял с письменного стола донесения, просмотрел и положил обратно. Он тоже зашагал по комнате, затем остановился у окна, выходящего на юго-восток, в сторону Иерусалима.
Ари похлопал его по плечу:
— Ничего, все образуется.
Давид медленно покачал головой.
— В Иерусалиме дела все хуже, — глухо произнес он. — Наши машины постоянно обстреливают. Если так пойдет дальше, через пару недель в городе начнется голод.
Ари знал, как тяжело переживает Давид осаду любимого города.
— Ты, конечно, хочешь поехать туда.
— Да, — ответил Давид, — но я не оставлю тебя.
— Если надо, я тебя отпущу.
— Спасибо, Ари. А сам-то справишься?
— Конечно, справлюсь. Вот только бы эта проклятая нога перестала мне досаждать.
— Я останусь, пока ты не выздоровеешь.
— Спасибо. Кстати, ты, кажется, давно не виделся с Иорданой?
— Несколько недель.
— Так почему бы тебе не поехать завтра в Ган-Дафну, не проверить, как там дела? Побыл бы там несколько дней, хорошенько все изучил…
Давид улыбнулся:
— Агитатор из тебя что надо.
В дверь кабинета Китти Фремонт постучали.
— Войдите, — крикнула она.
Вошла Иордана.
— Мне хотелось бы поговорить, если вы не очень заняты.
— Что ж, поговорим.
— Сегодня приедет Давид Бен Ами проверять оборонительные позиции. Вечером состоится заседание штаба.
— Я приду, — ответила Китти.
— Миссис Фремонт… Хочу сказать, пока не началось заседание. Вы знаете, меня назначили командиром Ган-Дафны, так что нам придется работать вместе. Я хотела бы заверить вас, что полностью вам доверяю. Больше того, считаю, Ган-Дафне повезло, что вы здесь.
Китти посмотрела удивленно.
— Я убеждена, — продолжала Иордана, — что селу будет лучше, если мы забудем обиды.
— Вы правы.
— Я рада, что мы договорились.
— Иордана, скажите, наше положение опасно?
— Не очень. Конечно, будет гораздо спокойнее, когда Форт-Эстер передадут Хагане.
— А если крепость достанется арабам и они закроют дорогу через Абу-Иешу?
— Тогда, конечно, будет тяжело.
Китти встала и зашагала по кабинету.
— Не хочу совать нос в военные дела, но, похоже, мы можем оказаться в осаде.
— Не исключено, — ответила Иордана.
— Тут много детей. Не лучше ли будет эвакуировать тех, кто помладше?
— А куда?
— Не знаю. Куда-нибудь, где не так опасно, в какой-нибудь кибуц или мошав.
— Миссис Фремонт, безопасность — понятие относительное. Страна меньше пятидесяти миль в ширину, и безопасных кибуцев нет. С каждым днем в осаду попадают новые села.
— Тогда, может быть, в город?
— Иерусалим почти отрезан. В Хайфе, между Тель-Авивом и Яффой, идут тяжелые бои.
— Выходит, эвакуировать некуда? Иордана молчала. Ей нечего было сказать.
ГЛАВА 3
Канун Рождества, 1947
Было слякотно и холодно, первые хлопья снега кружили над Ган-Дафной. Китти быстро шла по газону. Ее дыхание создавало легкие облачка пара.
— Шалом, гиверет Китти, — поздоровался с ней доктор Либерман.
— Шалом, доктор.
Она быстро взбежала по ступенькам и вошла в коттедж. В теплом доме ее ждал чай, приготовленный Карен.
— Бррр, — воскликнула Китти, — вот так холод!
Карен украсила комнату желудями, кружевами, ей разрешили срезать маленькую елочку, которую она украсила самодельными игрушками из ткани и цветной бумаги.
Китти села на кровать, сняла туфли и надела меховые шлепанцы. Чай был очень вкусный. Карен стояла у окна, глядя на тихо падающие хлопья.
— По-моему, ничего нет лучше на свете, чем первый снег, — сказала она.
— Вряд ли он тебе покажется таким прекрасным, если нам опять срежут норму топлива.
— Я целый день вспоминала Копенгаген, Хансенов. Рождество в Дании чудесное. Видела, какую посылку они мне прислали?
Китти подошла к девушке, обняла ее за плечи, прикоснулась губами к щеке.
— Рождество навевает на людей грусть.
— Ты очень одинока, Китти?
— С тех пор как не стало Тома и Сандры, я стараюсь не думать о Рождестве. Теперь вот снова радуюсь.
— Ты счастлива?
— Я… теперь все по-другому. Я поняла, что нельзя быть хорошим христианином, не будучи, хотя бы в душе, немного евреем. Всю жизнь мне чего-то не хватало. Теперь я впервые могу отдавать все, что имею, без сожаления, без надежды, что мне воздается за это.
— Знаешь, что я тебе скажу? Не могу говорить об этом с другими, потому что они не поймут. Здесь я чувствую себя очень близкой к Христу, — сказала Карен.
— Я тоже, дорогая.
Карен взглянула на часы и вздохнула.
— Надо поужинать сегодня пораньше, ночью мне идти в караул.
— Хорошенько оденься. На улице очень холодно. У меня тут кое-какая работа. Буду тебя ждать.
Карен переоделась в неуклюжую теплую одежду. Китти собрала волосы в узел и надела похожую на чулок коричневую шапку.
С улицы донеслось пение.
— Это что еще такое? — спросила Китти.
— Это для тебя, — улыбнулась Карен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184