Стало немного лучше, не то от холодного напитка, не то от обезболивающего. Значит, можно идти в ванну, а потом собираться на работу.
Но полежать в пенной водичке у нее не получилось: тревожные мысли одолевали ее и в ванной, по этому Лена лишь ополоснулась и помыла голову. Пока готовилась к выходу из дома размышляла о наболевшем: где Серж сейчас, не уехал ли, вспоминает ли ее или уже забыл. Странно, что он появился на кладбище, ведь он ненавидел Элеонору… Но он появился, а значит, у него были какие-то свои причины… Только какие? Зачем появился у гроба врага? Чтобы плюнуть на могилу? Или убедиться в том, что ведьма действительно умерла?
Погруженная в эти мысли, Лена покинула квартиру.
Неспешно спустилась по ступенькам на первый этаж.
Миновала фойе.
Распахнула подъездную дверь.
Вышла на улицу.
И нос к носу столкнулась с Сергеем Отрадовым.
Анна
Всю утро и половину дня Аня потратила на то, чтобы убрать квартиру по-настоящему, или, как бы сказала внучка Элеоноры Григорьевны, расчистить Авгиевы конюшни. Мусора в бабусиной обители, действительно, накопилось предостаточно, не говоря уже о пыле и паутине, так что работы было полно. Но к обеду половина дел оказалась переделанной (осталось только выкинуть мусорные мешки, развесить новые шторы, застелить дорожки), и Аня решила перекусить холодными котлетами и вареным яйцом.
Быстро сжевав обед, она вскипятила воду в своем новеньком чайнике, заварила чай и, взяв в руки красную кружку с дымящимся напитком, пошла в комнату. Пока жидкость остывала, Аня от нечего делать взялась листать бабусину книжку — читать ее она пока не собиралась, но намеревалась это сделать позже, как-никак в отпуске, времени будет вагон. Страницы книги переворачивались плохо, наверное, из-за слишком толстого корешка, это раздражало, по этому Аня залезла под него пальцем, чтобы проверить, не мешает ли что — вдруг картон отклеился от дерматина — и наткнулась на сложенный в несколько раз листок. Подцепив его ногтями, Аня потянула руку на себя.
На свет божий показался аккуратно сложенный альбомный лист. Закладка что ли? Но почему не между страниц? Странно…
Все еще не понимая, как лист оказался под переплетом, Аня развернула его.
«Аннушка, девочка…»
Вот что было написано в самом верху листа, а дальше шли другие слова, предложения и абзацы. Это было письмо, написанное нечетким отрывистым почерком старого человека.
Неужели бабуся оставила весточку своей Анюте!?
Вне себя от волнения, Аня углубилась в чтение письма.
«Аннушка, девочка, ты нашла мое письмо, это хорошо. Значит, я правильно сделала, что спрятала его в книгу…
Раз ты читаешь его, значит, я мертва. Меня убили? Скорее всего… Интересно, как? Если отравили, то это Лена, дочка, она всегда ненавидела кровь. Если застрелили, то это, наверняка, по указке Эдика, сына. Если же зарубили, размозжили голову, сбросили в окно, то тут постарались внуки — в них нет благородства моих детей, эти пошли бы даже на такое некрасиво убийство…
Я давно предчувствовала смерть, именно по этому заблаговременно позаботилась обо все… И не случайно я так баррикадировалась — мне не хотелось, чтобы меня убили раньше, чем я все устрою… Я успела, так что все в порядке!
Аннушка, милая, прости меня за все! Да, да, не удивляйся, у меня есть, за что просить прощения, ибо во всем плохом, что с тобой произошло, виновата только я…
Мы познакомились с тобой год назад, помнишь? Я подошла к тебе, спросила, почему такая молодая женщина не может найти себе работу… Да что я рассказываю, ты сама, наверное, помнишь… Так вот наша встреча не была случайной. Я ее подстроила. А, знаешь, почему? Потому что ты моя внучка…»
Прочитав это предложение, Аня не поверила своим глазам, по этому она вернулась на абзац назад и перечитала его вновь. Нет, она не ошиблась, в письме действительно было написано «ты моя внучка». Но это глупость какая-то! Как она может быть бабусиной внучкой? Как? Ее мать Шура Железнова не имела никакого отношения к аристократическому древу Шаховских-Ананьевых! Она была обычной деревенской бабенкой с дурными наклонностями и скудным умом… К тому же гулящая, пропащая…
Тут Аню осенило. Мать могла родить ее от бабушкиного сына. Ведь Аня не знала, кто ее отец: ни одной черты его характера, внешности, ни единого факта биографии, не говоря уже об имени — наверняка, мамаша его тоже не знала, как она говаривала «кому-то подвалила, а кому не помню»… Неужели Шурка Железнова умудрилась подвалить… Эдуарду Петровичу? Боже, как он мог польститься на такую кошмарную бабу (пусть нехорошо так о матери, но от правды никуда не денешься: бабой она была кошмарной)? Разве что с пьяных глаз или большой голодухи.
От всех этих мыслей у Ани закружилась голова. По этому она решила оставить размышления на потом, а теперь же вернуть к чтению письма.
«… ты моя внучка!
Ты удивлена? Нет, ты ошарашена, поражена, потеряна, я понимаю… И я понимаю, что вслед за удивлением к тебе придет другое чувство — обида. Ты скажешь, где же ты бала все эти годы, когда я так страдала? Почему не пришла проведать меня, почему не принесла ни одного подарка… Хотя, о подарках, ты вряд ли подумала…
Девочка моя, я даже не догадывалась о том, что ты так одинока, несчастна, бедна, наконец. Шура казалась мне хорошей женщиной: честной, работящей, скромной. И бережливой. Для меня последнее было также важно, потому что я дала ей огромную по тем временам сумму на твое воспитание. Я решила, что раз она не пьет, не курит, то сможет достойно распорядиться твоими деньгами… А оказалось, что у нее другая, не менее пагубная страсть — мужчины…»
Да уж, — подумала Аня, отрываясь от письма. — Страсть матери к мужчинам была пагубной, потому что она иссушала ее не хуже алкоголя. Бесконечные любовные утехи, бесконечные скандалы, разборки, ревность, венерические болезни, аборты, все это изматывало ее, разрушало, убивало. И убило! Мать умерла в пятьдесят лет от сердечного приступа — в тот день ее бросил очередной любовник, и этого разрыва она не смогла перенести…
«… О том, что Шура умерла, я узнала с опозданием на три месяца. Сразу, как эта новость дошла до меня, я поспешила навести о тебе справки. Тогда у меня не было мыслей подружиться с тобой (прости меня, девочка, но до нашего знакомства я не воспринимала тебя, как свою внучку), мне только хотелось убедиться, что ты в порядке. Когда я узнала правду о тебе и твоей матери, я была в ужасе. Я даже не предполагала, что есть женщины, которые могут швырять деньги на мужиков в ущерб ребенку! Это кошмарно! Но еще кошмарнее то, что она не стеснялась развратничать при тебе! Когда мне об этом поведала твоя соседка по коммуналке, я нарисовала себе твой портрет: размалеванная, грубая, прокуренная девица, на которой негде ставить пробу — я решила, что у такой матери не может вырасти приличная дочь… Как я ошиблась!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
Но полежать в пенной водичке у нее не получилось: тревожные мысли одолевали ее и в ванной, по этому Лена лишь ополоснулась и помыла голову. Пока готовилась к выходу из дома размышляла о наболевшем: где Серж сейчас, не уехал ли, вспоминает ли ее или уже забыл. Странно, что он появился на кладбище, ведь он ненавидел Элеонору… Но он появился, а значит, у него были какие-то свои причины… Только какие? Зачем появился у гроба врага? Чтобы плюнуть на могилу? Или убедиться в том, что ведьма действительно умерла?
Погруженная в эти мысли, Лена покинула квартиру.
Неспешно спустилась по ступенькам на первый этаж.
Миновала фойе.
Распахнула подъездную дверь.
Вышла на улицу.
И нос к носу столкнулась с Сергеем Отрадовым.
Анна
Всю утро и половину дня Аня потратила на то, чтобы убрать квартиру по-настоящему, или, как бы сказала внучка Элеоноры Григорьевны, расчистить Авгиевы конюшни. Мусора в бабусиной обители, действительно, накопилось предостаточно, не говоря уже о пыле и паутине, так что работы было полно. Но к обеду половина дел оказалась переделанной (осталось только выкинуть мусорные мешки, развесить новые шторы, застелить дорожки), и Аня решила перекусить холодными котлетами и вареным яйцом.
Быстро сжевав обед, она вскипятила воду в своем новеньком чайнике, заварила чай и, взяв в руки красную кружку с дымящимся напитком, пошла в комнату. Пока жидкость остывала, Аня от нечего делать взялась листать бабусину книжку — читать ее она пока не собиралась, но намеревалась это сделать позже, как-никак в отпуске, времени будет вагон. Страницы книги переворачивались плохо, наверное, из-за слишком толстого корешка, это раздражало, по этому Аня залезла под него пальцем, чтобы проверить, не мешает ли что — вдруг картон отклеился от дерматина — и наткнулась на сложенный в несколько раз листок. Подцепив его ногтями, Аня потянула руку на себя.
На свет божий показался аккуратно сложенный альбомный лист. Закладка что ли? Но почему не между страниц? Странно…
Все еще не понимая, как лист оказался под переплетом, Аня развернула его.
«Аннушка, девочка…»
Вот что было написано в самом верху листа, а дальше шли другие слова, предложения и абзацы. Это было письмо, написанное нечетким отрывистым почерком старого человека.
Неужели бабуся оставила весточку своей Анюте!?
Вне себя от волнения, Аня углубилась в чтение письма.
«Аннушка, девочка, ты нашла мое письмо, это хорошо. Значит, я правильно сделала, что спрятала его в книгу…
Раз ты читаешь его, значит, я мертва. Меня убили? Скорее всего… Интересно, как? Если отравили, то это Лена, дочка, она всегда ненавидела кровь. Если застрелили, то это, наверняка, по указке Эдика, сына. Если же зарубили, размозжили голову, сбросили в окно, то тут постарались внуки — в них нет благородства моих детей, эти пошли бы даже на такое некрасиво убийство…
Я давно предчувствовала смерть, именно по этому заблаговременно позаботилась обо все… И не случайно я так баррикадировалась — мне не хотелось, чтобы меня убили раньше, чем я все устрою… Я успела, так что все в порядке!
Аннушка, милая, прости меня за все! Да, да, не удивляйся, у меня есть, за что просить прощения, ибо во всем плохом, что с тобой произошло, виновата только я…
Мы познакомились с тобой год назад, помнишь? Я подошла к тебе, спросила, почему такая молодая женщина не может найти себе работу… Да что я рассказываю, ты сама, наверное, помнишь… Так вот наша встреча не была случайной. Я ее подстроила. А, знаешь, почему? Потому что ты моя внучка…»
Прочитав это предложение, Аня не поверила своим глазам, по этому она вернулась на абзац назад и перечитала его вновь. Нет, она не ошиблась, в письме действительно было написано «ты моя внучка». Но это глупость какая-то! Как она может быть бабусиной внучкой? Как? Ее мать Шура Железнова не имела никакого отношения к аристократическому древу Шаховских-Ананьевых! Она была обычной деревенской бабенкой с дурными наклонностями и скудным умом… К тому же гулящая, пропащая…
Тут Аню осенило. Мать могла родить ее от бабушкиного сына. Ведь Аня не знала, кто ее отец: ни одной черты его характера, внешности, ни единого факта биографии, не говоря уже об имени — наверняка, мамаша его тоже не знала, как она говаривала «кому-то подвалила, а кому не помню»… Неужели Шурка Железнова умудрилась подвалить… Эдуарду Петровичу? Боже, как он мог польститься на такую кошмарную бабу (пусть нехорошо так о матери, но от правды никуда не денешься: бабой она была кошмарной)? Разве что с пьяных глаз или большой голодухи.
От всех этих мыслей у Ани закружилась голова. По этому она решила оставить размышления на потом, а теперь же вернуть к чтению письма.
«… ты моя внучка!
Ты удивлена? Нет, ты ошарашена, поражена, потеряна, я понимаю… И я понимаю, что вслед за удивлением к тебе придет другое чувство — обида. Ты скажешь, где же ты бала все эти годы, когда я так страдала? Почему не пришла проведать меня, почему не принесла ни одного подарка… Хотя, о подарках, ты вряд ли подумала…
Девочка моя, я даже не догадывалась о том, что ты так одинока, несчастна, бедна, наконец. Шура казалась мне хорошей женщиной: честной, работящей, скромной. И бережливой. Для меня последнее было также важно, потому что я дала ей огромную по тем временам сумму на твое воспитание. Я решила, что раз она не пьет, не курит, то сможет достойно распорядиться твоими деньгами… А оказалось, что у нее другая, не менее пагубная страсть — мужчины…»
Да уж, — подумала Аня, отрываясь от письма. — Страсть матери к мужчинам была пагубной, потому что она иссушала ее не хуже алкоголя. Бесконечные любовные утехи, бесконечные скандалы, разборки, ревность, венерические болезни, аборты, все это изматывало ее, разрушало, убивало. И убило! Мать умерла в пятьдесят лет от сердечного приступа — в тот день ее бросил очередной любовник, и этого разрыва она не смогла перенести…
«… О том, что Шура умерла, я узнала с опозданием на три месяца. Сразу, как эта новость дошла до меня, я поспешила навести о тебе справки. Тогда у меня не было мыслей подружиться с тобой (прости меня, девочка, но до нашего знакомства я не воспринимала тебя, как свою внучку), мне только хотелось убедиться, что ты в порядке. Когда я узнала правду о тебе и твоей матери, я была в ужасе. Я даже не предполагала, что есть женщины, которые могут швырять деньги на мужиков в ущерб ребенку! Это кошмарно! Но еще кошмарнее то, что она не стеснялась развратничать при тебе! Когда мне об этом поведала твоя соседка по коммуналке, я нарисовала себе твой портрет: размалеванная, грубая, прокуренная девица, на которой негде ставить пробу — я решила, что у такой матери не может вырасти приличная дочь… Как я ошиблась!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71