— Почему Аня от вас шарахнулась, как от чумы?
— Я сам не понял, — немного смущенно признался он. — Она была не в себе, обзывала меня убийцей, дралась… Ей либо что-то примерещилось с перепугу, либо она просто меня не узнала, и расценила мои действия (я пытался ее задержать), как угрозу своей личной безопасности…
— От вас убежала, а к Отрадову, почти незнакомому мужику, в машину села?
— Она не совсем села… Сергей ее буквально втащил — она бежала, не разбирая дороги, могла под машину попасть, пришлось применить силу.
— Аня сейчас у него?
— В его загородном доме.
— У него и тут домик имеется? — скривился Головин. — Во дает, старикан! В столице бывает не больше двух раз в год, в гостинице что ли остановиться не может? — Майор почесал желтым от никотина указательным пальцем кустистую бровь. — Зачем он приперся в Москву в этот раз, не знаете?
— Сказал, на похороны…
— Врет. Он вылетел в Москву утром, а ее только убили днем…
Петр покосился на Головина, сначала ему показалось, что неприязнь майора вызвана банальной завистью бедного молодца к богатому старцу, но теперь он думал иначе — Отрадов не нравился Стасу, не как человеку, а как следователю, следователь Головин Отрадову не доверял и, видимо, имел на этот причины.
— К чему вы клоните, Станислав Павлович? — спросил Петр, отрывая взгляд от лица майора, он заметил, что тот не любит, когда на него пристально смотрят.
— Мне, знаете что, покоя не дает? — майор поерзал на сидении. — Зачем он вчера за вами увязался? На кой ему Аня понадобилась?
— Он сказал мне, что давно хотел познакомиться поближе, спросил ее адрес, когда я ему сказал, что собираюсь ее навестить, то он попросил взять его с собой…
— Зачем ему знакомиться с ней? — горячился Головин. — Я не понимаю!
— А почему нет? Они дважды встречались: один раз на кладбище, второй в моей конторе, но даже не были друг другу представлены…
— Чего ж он так долго ждал? Прошел почти месяц с их первой встречи…
— Может, не было времени, — предположил Петр.
— Времени у него вагон! Сидит в Москве, как баклан, домой не едет. Раньше, говорят, больше трех дней в столице не выдерживал, сбегал к своим любимым Балтийским берегам, а теперь не выгонишь!
— И вы считаете, что сей факт доказывает его причастность к убийствам? — не без иронии заметил Петр.
— Этот факт мне кажется подозрительным, — поправил Головин. — Но еще более подозрительно то, что он решил нанести Ане визит вежливости именно в тот день, когда на ее жизнь было совершено покушение… — Майор прикрыл глаза, и загадочно посмотрел на Петра из-под опущенных ресниц. — Мне приходит в голову вот какая мысль: уж не для того ли он приехал, чтобы удостовериться в том, что девушка действительно умерла? Да еще свидетеля с собой приволок, — Стас ткнул в него большим пальцем, — чтоб не самому милицию вызвать…
Петр хотел возразить, не возразил. До него только что дошел смысл сказанного Головиным, и он с ужасом понял, что майор может быть прав.
Анна
Аня стояла у окна и смотрела на утопающий в снегу парк. В Москве уже чувствовалось приближение весны: сугробы осели, посерели, местами подтаяли, превратившись в обширные лужи, тут же, за городом, еще во всю хозяйничала зима — снег белый, искрящийся, на лапах елей пышные муфты а на рябиновых гроздьях тонкий слой инея. Картину торжества матушки-зимы портила только влажно поблескивающая голым асфальтом дорога (она тянулась от крыльца до ворот высокого забора, и терялась в перелеске), с черными горками комковатого снега вдоль обочины.
Анна отошла от окна, прилегла на кровать, укрывшись одеялом. В комнате было прохладно, очевидно, дом был нежилым, отопление на всю мощность включили недавно, и он не успел прогреться. Этот красивый двухэтажный особняк вообще производил впечатление запущенного обиталища, потому что, мебель в нем давно не выбивалась, ручки не чистились, портьеры не стирались (от них чуть пахло пылью), а из кухонных шкафов уже год не выбрасывались просроченные продукты. Можно только поражаться тому, что человек отвалил огромные деньжищи за дом, в котором не живет. Ладно бы хоть сдавал (она вот сдала свою халупу), так нет, держит особняк запертым. Странные люди, эти богатые…
От нечего делать Аня взяла в руки бабусину книгу. Открыла. В метро она прочла две первые страницы, но сейчас, убей, не могла вспомнить, о чем там было написано. Значит, будем начинать заново, — решила Аня и углубилась в чтение.
Сначала она никак не могла сосредоточиться, по этому то и дело приходилось возвращаться на абзац назад, чтобы перечитать его и вникнуть в смысл написанного, но постепенно повествование Аню захватило, и дело пошло. Спустя четверть часа, она уже могла похвастаться тем, что дошла до двенадцатой страницы. Она собралась уже перескочить взглядом на тринадцатую, когда взгляд зацепился за обведенный красной ручкой предлог «под». Зачем бабуся это сделала? Она очень трепетно относилась к книгам, аккуратно их разглаживала, не перегибала, старалась не брать грязными руками, а тут вдруг взяла и намарала корявый квадрат, заключив в него дурацкое «под». Аня перелистала страницы, внимательно вглядываясь в текст, и на пятьдесят пятой нашла еще одно красное окно, из которого на сей раз выглядывало слово «зарыта»…
Уж не собака ли? — мысленно хихикнула Аня, продолжив поиск странных отметин. Какого же было ее удивление, когда на двухсотой странице она обнаружила эту самую «собаку», заключенную в чернильную клетку.
Это что ж получается?
«Под» «зарыта» «собака».
Глупость.
А если слова переставить местами. Вот так, например: «Собака» «зарыта» «под»… Чем?
Перелопатив еще сотню страниц, Аня обнаружила только предлог «В» и существительное «сад». Тогда она начала листать с начала, вглядываясь внимательнее, и нашла где-то ближе к концу слово «будка».
Та-ак, если изменить окончание, то получается, что «собака зарыта под будкой». Тогда причем тут «сад»?
И тут Аню осенило…
Собака зарыта под будкой в саду. Вот, что хотела сказать бабуся! И свой участок с будкой и сараем в дачном кооперативе «Усадьба» она завещала Ане не спроста. То, что зарыто под будкой, должно стать Аниным… И если понимать буквально то это будет какая-то собака… Наверное, мертвая, раз ее закопали в землю… Нет, что тут не то! Не могла бабуся так намудрить из-за останков какого-то, пусть и некогда любимого, пса. Значит, «собака», это не четвероногое животное, а нечто другое, что в целях конспирации было переименовано или зашифровано более заковыристым образом… Знать бы еще что!
Тут горе-дешифровщицу осенило вторично — непонятные цифры в конце бабушкиного письма могли быть ключом к разгадке.
Уже порядком истрепанное бабусино послание в тот же миг было извлечено из-под корешка, затем развернуто, разглажено и изучено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Я сам не понял, — немного смущенно признался он. — Она была не в себе, обзывала меня убийцей, дралась… Ей либо что-то примерещилось с перепугу, либо она просто меня не узнала, и расценила мои действия (я пытался ее задержать), как угрозу своей личной безопасности…
— От вас убежала, а к Отрадову, почти незнакомому мужику, в машину села?
— Она не совсем села… Сергей ее буквально втащил — она бежала, не разбирая дороги, могла под машину попасть, пришлось применить силу.
— Аня сейчас у него?
— В его загородном доме.
— У него и тут домик имеется? — скривился Головин. — Во дает, старикан! В столице бывает не больше двух раз в год, в гостинице что ли остановиться не может? — Майор почесал желтым от никотина указательным пальцем кустистую бровь. — Зачем он приперся в Москву в этот раз, не знаете?
— Сказал, на похороны…
— Врет. Он вылетел в Москву утром, а ее только убили днем…
Петр покосился на Головина, сначала ему показалось, что неприязнь майора вызвана банальной завистью бедного молодца к богатому старцу, но теперь он думал иначе — Отрадов не нравился Стасу, не как человеку, а как следователю, следователь Головин Отрадову не доверял и, видимо, имел на этот причины.
— К чему вы клоните, Станислав Павлович? — спросил Петр, отрывая взгляд от лица майора, он заметил, что тот не любит, когда на него пристально смотрят.
— Мне, знаете что, покоя не дает? — майор поерзал на сидении. — Зачем он вчера за вами увязался? На кой ему Аня понадобилась?
— Он сказал мне, что давно хотел познакомиться поближе, спросил ее адрес, когда я ему сказал, что собираюсь ее навестить, то он попросил взять его с собой…
— Зачем ему знакомиться с ней? — горячился Головин. — Я не понимаю!
— А почему нет? Они дважды встречались: один раз на кладбище, второй в моей конторе, но даже не были друг другу представлены…
— Чего ж он так долго ждал? Прошел почти месяц с их первой встречи…
— Может, не было времени, — предположил Петр.
— Времени у него вагон! Сидит в Москве, как баклан, домой не едет. Раньше, говорят, больше трех дней в столице не выдерживал, сбегал к своим любимым Балтийским берегам, а теперь не выгонишь!
— И вы считаете, что сей факт доказывает его причастность к убийствам? — не без иронии заметил Петр.
— Этот факт мне кажется подозрительным, — поправил Головин. — Но еще более подозрительно то, что он решил нанести Ане визит вежливости именно в тот день, когда на ее жизнь было совершено покушение… — Майор прикрыл глаза, и загадочно посмотрел на Петра из-под опущенных ресниц. — Мне приходит в голову вот какая мысль: уж не для того ли он приехал, чтобы удостовериться в том, что девушка действительно умерла? Да еще свидетеля с собой приволок, — Стас ткнул в него большим пальцем, — чтоб не самому милицию вызвать…
Петр хотел возразить, не возразил. До него только что дошел смысл сказанного Головиным, и он с ужасом понял, что майор может быть прав.
Анна
Аня стояла у окна и смотрела на утопающий в снегу парк. В Москве уже чувствовалось приближение весны: сугробы осели, посерели, местами подтаяли, превратившись в обширные лужи, тут же, за городом, еще во всю хозяйничала зима — снег белый, искрящийся, на лапах елей пышные муфты а на рябиновых гроздьях тонкий слой инея. Картину торжества матушки-зимы портила только влажно поблескивающая голым асфальтом дорога (она тянулась от крыльца до ворот высокого забора, и терялась в перелеске), с черными горками комковатого снега вдоль обочины.
Анна отошла от окна, прилегла на кровать, укрывшись одеялом. В комнате было прохладно, очевидно, дом был нежилым, отопление на всю мощность включили недавно, и он не успел прогреться. Этот красивый двухэтажный особняк вообще производил впечатление запущенного обиталища, потому что, мебель в нем давно не выбивалась, ручки не чистились, портьеры не стирались (от них чуть пахло пылью), а из кухонных шкафов уже год не выбрасывались просроченные продукты. Можно только поражаться тому, что человек отвалил огромные деньжищи за дом, в котором не живет. Ладно бы хоть сдавал (она вот сдала свою халупу), так нет, держит особняк запертым. Странные люди, эти богатые…
От нечего делать Аня взяла в руки бабусину книгу. Открыла. В метро она прочла две первые страницы, но сейчас, убей, не могла вспомнить, о чем там было написано. Значит, будем начинать заново, — решила Аня и углубилась в чтение.
Сначала она никак не могла сосредоточиться, по этому то и дело приходилось возвращаться на абзац назад, чтобы перечитать его и вникнуть в смысл написанного, но постепенно повествование Аню захватило, и дело пошло. Спустя четверть часа, она уже могла похвастаться тем, что дошла до двенадцатой страницы. Она собралась уже перескочить взглядом на тринадцатую, когда взгляд зацепился за обведенный красной ручкой предлог «под». Зачем бабуся это сделала? Она очень трепетно относилась к книгам, аккуратно их разглаживала, не перегибала, старалась не брать грязными руками, а тут вдруг взяла и намарала корявый квадрат, заключив в него дурацкое «под». Аня перелистала страницы, внимательно вглядываясь в текст, и на пятьдесят пятой нашла еще одно красное окно, из которого на сей раз выглядывало слово «зарыта»…
Уж не собака ли? — мысленно хихикнула Аня, продолжив поиск странных отметин. Какого же было ее удивление, когда на двухсотой странице она обнаружила эту самую «собаку», заключенную в чернильную клетку.
Это что ж получается?
«Под» «зарыта» «собака».
Глупость.
А если слова переставить местами. Вот так, например: «Собака» «зарыта» «под»… Чем?
Перелопатив еще сотню страниц, Аня обнаружила только предлог «В» и существительное «сад». Тогда она начала листать с начала, вглядываясь внимательнее, и нашла где-то ближе к концу слово «будка».
Та-ак, если изменить окончание, то получается, что «собака зарыта под будкой». Тогда причем тут «сад»?
И тут Аню осенило…
Собака зарыта под будкой в саду. Вот, что хотела сказать бабуся! И свой участок с будкой и сараем в дачном кооперативе «Усадьба» она завещала Ане не спроста. То, что зарыто под будкой, должно стать Аниным… И если понимать буквально то это будет какая-то собака… Наверное, мертвая, раз ее закопали в землю… Нет, что тут не то! Не могла бабуся так намудрить из-за останков какого-то, пусть и некогда любимого, пса. Значит, «собака», это не четвероногое животное, а нечто другое, что в целях конспирации было переименовано или зашифровано более заковыристым образом… Знать бы еще что!
Тут горе-дешифровщицу осенило вторично — непонятные цифры в конце бабушкиного письма могли быть ключом к разгадке.
Уже порядком истрепанное бабусино послание в тот же миг было извлечено из-под корешка, затем развернуто, разглажено и изучено.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71