Полина Невинная была чем-то похожа на Эдуарда Петровича Новицкого. Та же форма подбородка, тот же нос, те же кустистые брови. Отличались только глаза. У Эдуарда Петровича они были карими, пронзительными, очень живыми. У Невинной же голубыми, тусклыми, абсолютно мертвыми.
— Что с ней? — спросила Аня, выталкивая из себя слова с такой мукой, будто у нее в горле застряла огромная рыбная кость.
— Тяжелая форма олигофрении, — спокойно, словно ее спросила о погоде, ответила Ольга Петровна. — Полина даже не дебил, дебилов можно обучить чему-то, например, есть ложкой, умываться, убирать за собой, они говорят, поют, рисуют, некоторые пишут, считают…
— А она?
— Не обучаема. Последняя стадия.
— Она не умывается?
— Она даже ходит под себя, если ее во время не посадить на унитаз… — Ольга Петровна нахмурилась. — Конечно, если бы ее с детства отдали в специальный интернат для детей-инвалидов, все могло бы быть по-другому. Ребятишки-олигофрены, с которыми серьезно занимаются педагоги, вырастают вполне нормальными людьми. Конечно, они не водят машину, не играют на компьютере, не читают Толстого, но интересуются телевизором, книгами с яркими картинками, природой. В конце концов, они сами себя обихаживают и умеют выражать мысли при помощи примитивной речи. Но Поля попала к нам уже в зрелом возрасте, и мы ничего не смогли сделать…
— Сколько ей было лет, когда она оказалась у вас? — спросил Петр.
— Двадцать четыре года.
— А теперь? — все еще глухо проговорила Аня.
— Скоро исполнится сорок пять.
— Где она жила до этого, вы не знаете?
— В деревеньке под Рязанью. Я даже помню название — Соколиха. Абсолютно дикий уголок: ни школы, ли больницы, пятнадцать домов, коровник и магазин. Полю воспитывала деревенская женщина, Алена Емельяновна Невинная, очень хорошая, добрая, но темная, вместо того, чтобы научить девочку хоть чему-то, она старалась оградить ее от всего. То есть, боясь, что умственно отсталый ребенок перебьет ей чашки, она кормила ее с ложечки — не давать же в руки посуду. Не допускала в огород — вдруг вместо сорняков повыдергает редис. Не учила самостоятельно одеваться — еще одежду порвет. В итоге Поля выросла овощем, она привыкла, что за нее все делают…
— Она не была Полиной матерью, я правильно понял? — поинтересовался Петр, бросив короткий, но очень пронзительный взгляд на застывшее Анино лицо.
— Она взяла девочку на воспитание. Удочерила.
— Из роддома?
— Этого я не знаю.
— Почему она взяла больного ребенка? Разве мало здоровых?
— Инвалидов тоже усыновляют, гораздо реже, но все же… Особенно когда это сулит какой-то доход. А Алена получала на содержание девочки очень хорошие деньги… От Элеоноры Григорьевны. По-моему, Новицкая приходилась Полине какой-то дальней родственницей, вот женщина и взяла заботу о больном ребенке: нашла достойную опекуншу, щедро ей заплатила, пристроила словом…
— И что же случилось с Аленой Невинной? Почему она отдала девочку в интернат?
— Она не отдавала — ее забрала Элеонора Георгиевна. После одной некрасивой истории… — Ольга Петровна в раздумье потеребила свой шейный платок, видно, решала, стоит ли посвящать посторонних людей в подробности этой истории, но, увидев умоляющий взгляд Ани, решила рассказать. — Эта женщина, Полина мать, она в магазине работала, техничкой. С восьми утра до пяти вечера, ну и обеденный перерыв, как положено с часу до двух. Днем она прибегала, чтобы самой поесть и Полю накормить. А однажды пораньше пришла… И знаете, что увидела? Как девушку, тогда уже девушку, насилует сосед… То есть, совершает с ней половой акт, а она не сопротивляется, ничего же не понимает, только глаза в потолок таращит… Потом выяснилось, что Полю не он первый использовал, чуть ли не пол улицы в их избу хаживала — дома-то в деревнях не запираются. Девкой она была видной: полной, грудастой, румяной, а что дурочка, это даже хорошо, никому не отказывает. Пришел, повалил, отымел, ушел, и никто не узнает — говорить-то она не может… Один раз сосед даже залетного шоферюгу к Полине привел, за литровку. Когда тот над девушкой орудовал, так называемый сутенер на шухере стоял… Это потом выяснилось, когда Алена участковому все рассказала, и в милиции дело завела…
— Посадили кого?
— Только соседа, остальные отделались легким испугом… — Ольга Петровна выразительно покачала головой, как бы сокрушаясь по поводу несовершенства судебной системы. — Узнав об этой истории, Элеонора Георгиевна тут же Полину забрала.
— И сразу отдала сюда?
— Нет, только спустя пять лет. До этого Поля жила в разных интернатах, но Элеонору Григорьевну они все не устраивали по тем или иным причинам, и ей приходилось переводить опекаемую родственницу в другое место… В конечном итоге, Поля осталась здесь, наш Дом инвалидов показался госпоже Новицкой самым подходящим…
Петр, слушавший бухгалтершу с большим вниманием, кивнул головой. А затем спросил о том, о чем уже давно собиралась спросить Аня:
— Полина когда-нибудь рожала?
— Что? — Ольга Петровна так удивилась, что вместе с бровями ко лбу взметнулся и нос, задравшись совершенно противоестественным образом.
— Девушку насиловали несколько мужчин на протяжении длительного времени, и я сомневаюсь, что они пользовались презервативами… Мне объяснить подробнее?
— Вы думаете, Поля забеременела?
— Почему нет? Организм у нее, судя по всему, здоровый… Зачатие же происходит не в мозгах, а в матке…
— Это, конечно, возможно…
— И она могла родить, ведь так?
— Я сомневаюсь, что Элеонора Георгиевна позволила бы ей рожать… И врачи, думаю, посоветовали бы избавиться от ребенка. Я просто уверена, что Полине, если они и забеременела, сделали аборт! Подумайте сами, зачем целенаправленно плодить уродов? — И она выразительно посмотрела на сидящую в кресле Полину.
Петр тоже впился взглядом в отрешенное лицо женщины, Аня же отвернулась, она не могла видеть ее глаз мертвой рыбы.
— А она не могла родить здорового ребенка? — тихо спросил Петр у Ольги Петровны, но при этом посмотрел на Аню. — Как вы считаете?
— Один шанс на миллион, — не колеблясь, ответила бухгалтерша. — И то, если у Полины не врожденное слабоумие, а приобретенное… Это не медицинский термин, конечно, я не врач, но вы меня, надеюсь, поняли. Я имела ввиду, что если в ее ненормальности виновата не генетика…
— А что?
— Родовая травма, сильный удар по голове, перенесенный в младенчестве менингит, все это может вызвать необратимые изменения мозга. У Поли есть шрам на затылке, еще вывих бедра, значит, роды были довольно тяжелыми…
— То есть она могла…
— Она не могла, — отрезала Ольга Петровна. — Полина не в состоянии родить естественным путем. Ей бы обязательно сделали кесарево, а шрама на животе у нее нет, я знаю это точно, так как однажды вытаскивала ее из ванны — она уснула и чуть не захлебнулась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71