Стефен подошел и спросил у человека, стоявшего с краю:
– Почему здесь такое скопление народа, приятель?
– Как почему? Ждем газеты.
– А что… здесь всегда так?.. Каждый день собирается столько народу?
– Нет, не каждый день. Ведь такие события происходят тоже не каждый день.
– Какие события, друг?
– То есть как это – какие? Война!
– Война? – Стефен не понял. Он думал, что слово «guerra», которое употребил этот человек, обозначает какую-нибудь местную стычку, быть может забастовку.
– Значит, в городе происходят беспорядки?
– Нет, не здесь – благодарение святой деве Марии Гвадалупской и прирожденному здравому смыслу испанцев! В другом месте. Большая, очень большая война. – Он умолк, заметив ошеломленный вид своего собеседника, затем с легким учтивым поклоном протянул Стефену свернутую трубочкой газету, которую держал в руке: – Это вчерашняя. Прочтите сами, сеньор.
Стефен развернул газету. Она была от седьмого августа, и в глаза ему тотчас бросились крупные, слегка стершиеся и уже посеревшие заголовки. Они оглушили его, словно удар дубинки по голове. Так долго был он в стороне от всего, что происходило в эти дни на земле, что сейчас, читая газету, словно очнулся от сна. Прошла минута, другая, он опустил газету и уставился невидящим взглядом прямо перед собой. Напряженно сдвинув брови, он припоминал все, что говорил ему Хьюберт в Париже.
– Вы Ingles?
– Да. – Стефен очнулся наконец, почувствовав вежливое любопытство, прозвучавшее в словах собеседника. – Не укажете ли вы мне, где здесь консульство?
– Это недалеко. У второго перекрестка свернете налево и потом снова налево. Вы увидите флаг над входом.
Стефен поблагодарил и поспешил в указанном направлении.
Консульство помещалось в особняке, стоявшем в глубине маленького садика неподалеку от гавани. Двери особняка были распахнуты настежь, и, когда Стефен, поднявшись на невысокое крылечко, вошел в вестибюль, там уже толпился народ – так же как и на лестнице, ведущей во второй этаж. Из двух комнат первого этажа, расположенных по обе стороны вестибюля, доносился шум и голоса. Какой-то испанский чиновник с целой охапкой документов в руках то и дело проходил туда и обратно через вестибюль в сопровождении служащего консульства.
С чувством нарастающей тревоги Стефен занял место в конце очереди. Дело, которое привело его сюда, не терпело отлагательства, а стоявшие перед ним в очереди люди ждали – судя по долетавшим до его ушей замечаниям – уже давно. Здесь было много туристов, и среди них – несколько женщин. Все были охвачены стремлением возвратиться как можно скорее на родину, все были выбиты из колеи неожиданно обрушившимся на них бедствием, но при этом, казалось, скорее раздосадованы тем, что сорвалось их путешествие, нежели встревожены предчувствием надвигающейся мировой катастрофы. Они болтали без умолку и даже шутили, пока очередь медленно продвигалась вперед.
Необходимо было что-то срочно предпринять. Но пробиться сквозь теснившуюся на лестнице толпу не представлялось возможным. И когда служащий консульства снова вышел из двери справа, Стефен шагнул вперед и торопливо произнес:
– Разрешите обратиться к вам по чрезвычайно важному делу.
– Не теперь.
– Я задержу вас не более пяти минут, поверьте.
– Ждите своей очереди.
– Но уверяю вас…
Чиновник досадливо причмокнул и нетерпеливо поглядел на Стефена. На вид чиновнику было лет тридцать, не больше, и у него сохранился свежий цвет лица, но голова уже начинала лысеть. На нем был белый полотняный китель. Приятное, открытое лицо его было сейчас хмуро, он выглядел крайне утомленным и задерганным. Он с неприязнью посмотрел на грязные рваные башмаки Стефена, на его лоснящийся пиджак и заношенную рубашку, которая стиралась в последний раз в илистом ручье. Однако суровое выражение его лица внезапно смягчилось. Он смотрел на Стефена и словно пытался что-то припомнить. Затем сказал учтиво и несколько церемонно:
– Хорошо… Пройдемте ко мне.
Они вошли в небольшую комнату, почти пустую. Две теннисные ракетки в углу и несколько групповых фотографий на выкрашенных желтой клеевой краской стенах слегка оживляли это помещение, придавая ему менее каменный вид. Чиновник пододвинул Стефену стул и сел за полированный, заваленный бумагами письменный стол.
– Присядьте, пожалуйста. Меня зовут Джордж Холлис.
– А меня – Стефен Десмонд.
Чиновник задумался на минуту и вдруг улыбнулся.
– Ну вот, теперь я вспомнил. Вы ведь кончили колледж святой Троицы в девятьсот девятом?
– Да.
– Ну конечно… А я кончил через год. Я почему-то был уверен, что мы еще встретимся. Рад видеть вас.
Стефен пожал протянутую ему руку и сказал торопливо:
– Мне очень неприятно обременять вас просьбами в такой момент. Но дело в том…
Холлис не стал слушать его извинений:
– Я понимаю. Это вполне естественно. Мы все рвемся домой, хотим попасть туда как можно скорее, чтобы внести свою лепту. Ну, расскажите… Что вы делаете в Испании?
– Я занимаюсь живописью и предпринял это путешествие со своим приятелем, который…
– Ах, вот как! И вы, видимо, путешествуете пешком? Слишком знойный край для таких экспедиций. Впрочем, когда мы придем на Рейн, там, пожалуй, будет еще жарче. Ну так. Посмотрим, что можно сделать для вас. – Он заглянул в какую-то бумагу на столе. – Как вы легко можете себе представить, мы положительно теряем голову, стараясь помочь нашим соотечественникам вернуться домой. Граница закрыта, так что возможность отправки вас поездом исключается. Билеты на пароход нарасхват. На пассажирских нет уже ни одного свободного дюйма. К тому же почти все береговые воды минированы. Но я позабочусь о вас. Скоро должен быть грузовой пароход. Нажмем кое-какие пружины и, я уверен, раздобудем для вас местечко в каюте.
– Благодарю вас, благодарю… – поспешно прервал его Стефен, стремясь как можно скорее изложить свою просьбу. – Но пока что я хотел бы воспользоваться вашей любезностью и попросить о другом. Мой приятель болен, боюсь, очень серьезно. Я должен раздобыть для него врача… В сущности, его нужно немедленно поместить в больницу.
– Ах, вот что… – Холлис на мгновение задумался. – Это несложно. Доктор Кабра все вам устроит. Он живет на улице Эстада и работает в больнице святого Мигеля. Пожалуй, лучше всего дать вам к нему записку. – Он взял перо, набросал несколько слов на листке со штампом консульства, промокнул чернила пресс-папье, вложил листок в конверт и протянул его Стефену. – Этого будет достаточно, Десмонд.
– Вы необыкновенно добры, и я очень, очень вам признателен, – сказал Стефен с чувством. – Когда я могу еще раз повидать вас?
– Заходите в любое время. Я что-нибудь для вас устрою в ближайшие же дни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
– Почему здесь такое скопление народа, приятель?
– Как почему? Ждем газеты.
– А что… здесь всегда так?.. Каждый день собирается столько народу?
– Нет, не каждый день. Ведь такие события происходят тоже не каждый день.
– Какие события, друг?
– То есть как это – какие? Война!
– Война? – Стефен не понял. Он думал, что слово «guerra», которое употребил этот человек, обозначает какую-нибудь местную стычку, быть может забастовку.
– Значит, в городе происходят беспорядки?
– Нет, не здесь – благодарение святой деве Марии Гвадалупской и прирожденному здравому смыслу испанцев! В другом месте. Большая, очень большая война. – Он умолк, заметив ошеломленный вид своего собеседника, затем с легким учтивым поклоном протянул Стефену свернутую трубочкой газету, которую держал в руке: – Это вчерашняя. Прочтите сами, сеньор.
Стефен развернул газету. Она была от седьмого августа, и в глаза ему тотчас бросились крупные, слегка стершиеся и уже посеревшие заголовки. Они оглушили его, словно удар дубинки по голове. Так долго был он в стороне от всего, что происходило в эти дни на земле, что сейчас, читая газету, словно очнулся от сна. Прошла минута, другая, он опустил газету и уставился невидящим взглядом прямо перед собой. Напряженно сдвинув брови, он припоминал все, что говорил ему Хьюберт в Париже.
– Вы Ingles?
– Да. – Стефен очнулся наконец, почувствовав вежливое любопытство, прозвучавшее в словах собеседника. – Не укажете ли вы мне, где здесь консульство?
– Это недалеко. У второго перекрестка свернете налево и потом снова налево. Вы увидите флаг над входом.
Стефен поблагодарил и поспешил в указанном направлении.
Консульство помещалось в особняке, стоявшем в глубине маленького садика неподалеку от гавани. Двери особняка были распахнуты настежь, и, когда Стефен, поднявшись на невысокое крылечко, вошел в вестибюль, там уже толпился народ – так же как и на лестнице, ведущей во второй этаж. Из двух комнат первого этажа, расположенных по обе стороны вестибюля, доносился шум и голоса. Какой-то испанский чиновник с целой охапкой документов в руках то и дело проходил туда и обратно через вестибюль в сопровождении служащего консульства.
С чувством нарастающей тревоги Стефен занял место в конце очереди. Дело, которое привело его сюда, не терпело отлагательства, а стоявшие перед ним в очереди люди ждали – судя по долетавшим до его ушей замечаниям – уже давно. Здесь было много туристов, и среди них – несколько женщин. Все были охвачены стремлением возвратиться как можно скорее на родину, все были выбиты из колеи неожиданно обрушившимся на них бедствием, но при этом, казалось, скорее раздосадованы тем, что сорвалось их путешествие, нежели встревожены предчувствием надвигающейся мировой катастрофы. Они болтали без умолку и даже шутили, пока очередь медленно продвигалась вперед.
Необходимо было что-то срочно предпринять. Но пробиться сквозь теснившуюся на лестнице толпу не представлялось возможным. И когда служащий консульства снова вышел из двери справа, Стефен шагнул вперед и торопливо произнес:
– Разрешите обратиться к вам по чрезвычайно важному делу.
– Не теперь.
– Я задержу вас не более пяти минут, поверьте.
– Ждите своей очереди.
– Но уверяю вас…
Чиновник досадливо причмокнул и нетерпеливо поглядел на Стефена. На вид чиновнику было лет тридцать, не больше, и у него сохранился свежий цвет лица, но голова уже начинала лысеть. На нем был белый полотняный китель. Приятное, открытое лицо его было сейчас хмуро, он выглядел крайне утомленным и задерганным. Он с неприязнью посмотрел на грязные рваные башмаки Стефена, на его лоснящийся пиджак и заношенную рубашку, которая стиралась в последний раз в илистом ручье. Однако суровое выражение его лица внезапно смягчилось. Он смотрел на Стефена и словно пытался что-то припомнить. Затем сказал учтиво и несколько церемонно:
– Хорошо… Пройдемте ко мне.
Они вошли в небольшую комнату, почти пустую. Две теннисные ракетки в углу и несколько групповых фотографий на выкрашенных желтой клеевой краской стенах слегка оживляли это помещение, придавая ему менее каменный вид. Чиновник пододвинул Стефену стул и сел за полированный, заваленный бумагами письменный стол.
– Присядьте, пожалуйста. Меня зовут Джордж Холлис.
– А меня – Стефен Десмонд.
Чиновник задумался на минуту и вдруг улыбнулся.
– Ну вот, теперь я вспомнил. Вы ведь кончили колледж святой Троицы в девятьсот девятом?
– Да.
– Ну конечно… А я кончил через год. Я почему-то был уверен, что мы еще встретимся. Рад видеть вас.
Стефен пожал протянутую ему руку и сказал торопливо:
– Мне очень неприятно обременять вас просьбами в такой момент. Но дело в том…
Холлис не стал слушать его извинений:
– Я понимаю. Это вполне естественно. Мы все рвемся домой, хотим попасть туда как можно скорее, чтобы внести свою лепту. Ну, расскажите… Что вы делаете в Испании?
– Я занимаюсь живописью и предпринял это путешествие со своим приятелем, который…
– Ах, вот как! И вы, видимо, путешествуете пешком? Слишком знойный край для таких экспедиций. Впрочем, когда мы придем на Рейн, там, пожалуй, будет еще жарче. Ну так. Посмотрим, что можно сделать для вас. – Он заглянул в какую-то бумагу на столе. – Как вы легко можете себе представить, мы положительно теряем голову, стараясь помочь нашим соотечественникам вернуться домой. Граница закрыта, так что возможность отправки вас поездом исключается. Билеты на пароход нарасхват. На пассажирских нет уже ни одного свободного дюйма. К тому же почти все береговые воды минированы. Но я позабочусь о вас. Скоро должен быть грузовой пароход. Нажмем кое-какие пружины и, я уверен, раздобудем для вас местечко в каюте.
– Благодарю вас, благодарю… – поспешно прервал его Стефен, стремясь как можно скорее изложить свою просьбу. – Но пока что я хотел бы воспользоваться вашей любезностью и попросить о другом. Мой приятель болен, боюсь, очень серьезно. Я должен раздобыть для него врача… В сущности, его нужно немедленно поместить в больницу.
– Ах, вот что… – Холлис на мгновение задумался. – Это несложно. Доктор Кабра все вам устроит. Он живет на улице Эстада и работает в больнице святого Мигеля. Пожалуй, лучше всего дать вам к нему записку. – Он взял перо, набросал несколько слов на листке со штампом консульства, промокнул чернила пресс-папье, вложил листок в конверт и протянул его Стефену. – Этого будет достаточно, Десмонд.
– Вы необыкновенно добры, и я очень, очень вам признателен, – сказал Стефен с чувством. – Когда я могу еще раз повидать вас?
– Заходите в любое время. Я что-нибудь для вас устрою в ближайшие же дни.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131