— Эт-то так. Да кто ж все-таки будет окончательный? — Микола заместо Константина править будет.
— Аль не поладили братья?
— Вестимо. Константин между поляков обжился, полячку, пыхать, за себя замуж взял. Когда под Калишем стояли, я го самолично видал. Обрядность на нем вся польская. Обличьем в батюшку Павла Петровича, такой же курносый, рыжий и росточком мал…
— И я видал — чистый Павел, — подтвердил кто-то.
— А Миколай тоже небось штука.
— Одна сатана, — ответил тот же голос.
— Вот кабы который из них срок солдатчины урезал, — вырвалась из глубины души чья-то заветная мечта.
— Да кабы насчет воли…
— Вишь, чего захотели, — с горечью откликнулись с дальних нар. — Держи карман шире…
— О-хо-хо, хо-хо, — сокрушенно вздохнул кто-то.
Настала тишина, долгая и напряженная. Потом послышался зевок. Другой. Третий.
Вдруг голос, уверенный и твердый, проговорил:
— А куда бы лучше было, братцы, кабы царей вовсе не было.
— Видно, без них невозможно, — послышалось насмешливое возражение. — Французы вот, к примеру, десять годов тому назад Бонапарта сбросили, а заместо него Людовика Дизвитова note 32 поставили.
— Что ж, братцы, — зазвенел совсем молодой тенорок, — выходит, без царей никакая держава стоять не может?
— Походил бы с мое по белу свету, знал бы, что без царей люди куда почище нашего живут, а которые дурни…
— Слышь, Яригин, ты того, полегче, братец, — шепотом остановил товарища солдат Колокольцев, — забыл, как поручик Бестужев наказывал, чтоб до утра побереглись. Завтра делов хватит… А коли нас заране сцапают…
— Ладно, дождем утра…
На полковом дворе в полумраке утренних сумерек строились роты московцев.
Поправляли кивера, пристегивали сумки с патронами.
Михаил Бестужев, торопясь к казармам полка, столкнулся у калитки с Каховским.
— Ну как? — спросил тот.
— Сейчас выйдем. Я уже на рассвете был здесь. Люди, брат, золотые. Поняли с полуслова.
— Смотрите же, не погубите лейб-гренадеров. — Каховский погрозил пальцем. — Они тоже выходят.
— Рады стараться, — отдал честь Бестужев и вошел в калитку.
Вместе с Щепиным-Ростовским отдавал последние распоряжения:
— Не забывать же присяги, ребята. Заверяем, что никакой облигации от Константина Павловича не было, и присяги ему до тех пор не изменять, покуда он сам лично не потребует.
— Чего там, — говорили меж собой солдаты, — как присягнули Константину, так тому и быть. А то повадятся, словно в чехарду друг через дружку на трон скакать, а на наших спинах рубцы останутся.
— Это как пить дать…
— Знамя где?
Над полком взвилось боевое знамя.
— Сюда подай! — крикнули из пятой роты.
— Ишь вы, больно прытки, — ответил знаменный унтер.
Рядовой Колокольцев подбежал к нему:
— Подай, тебе говорят.
Схватился за древко. Другие подбежали на подмогу. Завязалась борьба. Древко затрещало.
Щепин с обнаженной саблей протиснулся в гущу. Ткнул в плечо рядового. Тот отскочил:
— Да ведь я за вас, ваше благородие! За Константина!
— Не безобразь! — скомандовал Щепин. — Стройся колонной в атаку!
— Колонной в атаку! — скомандовал у ворот и Бестужев. — Шагом марш!
Двинулись к воротам, но навстречу генерал Фредерикс.
— Стой! Куда? — крикнул он багровея.
А в ответ такое же грозное:
— Вы за кого, генерал?!
— Я присягнул государю Николаю Павловичу. Что за… — и не договорил: сверкнуло лезвие сабли в руках Щепина, и Фредерикс упал.
— Шагом марш! — снова прозвучала команда.
Солдаты двинулись. Но опять раскаты начальнических окриков, громкий спор, какая-то возня. Снова раненые — генерал Шеншин и полковник Хвощинский. Кто-то захлопнул тяжелые ворота. Часть полка осталась во дворе, другие роты двинулись. И пошли… пошли. Знамена распущены, мерная дробь барабана бодрила, ускоряла шаг. Вот уже Фонтанка.
Московцы шли по запорошенным снегом улицам туда, к каменной площади, где Медный Всадник вздыбил уздой могучего коня.
И как снежный ком, двигаясь, обрастает снегом, так обрастал, разбухал и ширился Московский полк от все большего и большего числа примыкавших к нему людей…
Батальон Гвардейского экипажа, собранный возле казарм, приготовили к присяге. Принесли аналой. Пришел полковой священник. Заняв было место возле аналоя, он вдруг отошел сторону и растерянно переминался с ноги на ногу.
Генерал Шипов, бригадный командир, держа царский манифест вытянутыми вперед руками, читал его, зычно повышая голос в начале каждой фразы.
Матросы хмурились: только что стало известно, что двух мичманов, которые отказались присягать новому царю, увели на гауптвахту.
— Погляди-ка, как у бригадного командира руки дрожат, — шепнул один матрос другому.
— Краденое держит, — пожал тот плечами.
Издали послышалась ружейная пальба. Матросы насторожились.
Шипов очень торопился дочитать манифест и все же не успел: с шумом распахнулись ворота, вбежал Николай Бестужев:
— Ребята! Наших бьют! Не выдавать! За мной!
Матросы, как один, ринулись за ним.
«Орудия захватить бы из арсенала», — на бегу вспомнил Бестужев, но остановиться не мог.
Он уже перестал ощущать себя отдельным» существом от бегущих рядом с ним. Он стал частицей человеческого потока, несущегося с гулким топотом и громкими криками к Неве и дальше, на Петрову площадь, где Медный Всадник вздыбил медного коня…
Прямо через Неву поручик Сутгоф и батальонный адъютант Панов вели по льду три роты лейб-гренадеров. Вскарабкавшись по обледенелым гранитным ступеням, они вышли против Зимнего дворца и быстрым маршем направились в его внутренний двор.
Комендант Башуцкий, выбежав навстречу, стал пожимать офицерам руки:
— Сколь радостно видеть усердие молодых командиров и вас, молодцы гренадеры, к защите престола.
— Стой! — отшатнулся Сутгоф.
Среди саперов, стоящих у входов во дворец, раздался хохот.
— Вот ускочили, так ускочили! — пошутил взводный.
— Назад, ребята, это не наши, — скомандовал Сутгоф — И бегом за ворота.
— Мерзавцы! — вырвалось у Башуцкого
— Эх, — с сожалением вздохнули саперы, а молодой подпоручик из французов недоуменно пожал плечами.
— За мной, ребята! — командовал Сутгоф.
— Здорово, гренадеры! — раздался вдруг оклик Николая.
Не сразу узнали его голос. Совсем не тот, что бывал на ученье. Вместо грубой властности — вибрирующая неуверенность.
Ответили сдержанно:
— Здравия желаем, ваше императорское высочество.
Николай проглотил «высочество», но оно холодным комом застряло в груди.
«Значит, не за меня». И уже совсем смирно проговорил;
— За меня — направо. Нет — налево.
— Налево! — приказали Панов и Сутгоф.
— Налево! — откликнулись гренадеры и маршем зашагали к каменной площади, к Медному Всаднику.
Рано утром генерал Воропанов, собрав всех офицеров лейб-гвардии Финляндского полка, поздравил их с новым императором и прочел, особенно внятно отчеканивая каждое слово, об отречении Константина и манифест Николая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221