В правой руке он держал обнаженную саблю, на острие которой был надет его головной убор с белым султаном. Выпуклый черный глаз дерзко уперся в лицо царя.
— Что вам надо? — вздрогнул Николай.
Офицер вытянул руку с саблей в сторону Сената и с чувством проговорил:
— Я был с теми, государь. Но оставил безумцев и явился к вам. Примите блудного сына, ваше величество! — трагическим шепотом докончил он.
— Как вас звать, капитан? — спросил Николай.
— Якубович, ваше величество.
— Спасибо, вы знаете ваш долг, — и, наклонившись с седла, Николай протянул драгуну два пальца.
— Довожу до сведения вашего величества, что мятежники дерзновенны и жаждут крови. Они…
Николай остановил его движением руки:
— Я осведомлен обо всем, господин… Якубовский…
— Якубович, — поправил драгун.
Но Николай уже отвернулся к подскакавшему генералу:
— Ну что, Сухозанет?
— Снаряды привезены, и орудия заряжены картечью, ваше величество.
— Хорошо, Сухозанет. Попытайтесь там в последний раз, — царь движением подбородка указал в сторону памятника Петру, уже окутывающегося сумерками.
Сухозанет стрелой помчался туда.
— Мало тебе Стюрлера и Милорадовича, — упрекнул Николая Михаил.
На Сенатской площади вспыхивали молнии ружейных залпов. Из белых дымков прибойно хлынул грозный многоголосый гул.
34. «Диктатор»
В Главном штабе старший адъютант дежурного генерала Яковлев прочел только что полученный из Сената манифест о вступлении на престол Николая, сложил его аккуратно и задумчиво посвистал.
«Выходит, что слухи о волнении в гвардии и о каком-то заговоре — вымысел праздных умов», — думал он, шагая по комнате.
Задержавшись у окна, он оглядел площадь и ахнул:
— Батюшки! А ведь и впрямь неблагополучно! Люди, войска! Пойти узнать…
В коридоре встретил князя Трубецкого и поразился его болезненным видом.
— По нездоровью вам и выходить не следовало бы, ваше сиятельство. Прошу в кабинет его превосходительства, — он распахнул дверь и пропустил вперед Трубецкого. Присядьте на диванчик. Вот манифест с приложением, извольте почитать. А я пойду разузнаю… — и Яковлев быстро удалился.
Трубецкой опустился на клеенчатый диван, уставился в еще пахнущий типографской краской манифест, но читать не мог. Буквы слились в черные полоски, и от этих черных по белому строк рябило в глазах. В кабинете было тихо, так тихо, что Трубецкому вдруг стало жутко. Он вытащил золотые на вычурной цепи часы. Взглянул на них и снова положил в карман.
«Однако который же все-таки час?»
Он опять достал часы и долго смотрел на стрелки.
«Что-то странное происходит со временем или со мною самим», — подумал он и вдруг прислушался: неясный гул долетал со стороны Дворцовой площади.
Трубецкой быстро подошел к окну, протер затуманившееся от его дыхания стекло рукавом мундира и увидел Дворцовую площадь, заполненную различными войсковыми частями: эскадроны конной гвардии в железных кирасах и касках, кавалергарды в белых колетах… Роты Измайловского полка, батальон егерского, гренадеры, семеновцы…
Дальнозоркими глазами Трубецкой жадно всматривался в эти войска и узнавал знакомых ему начальников полков.
Перед родным ему Преображенским полком мерно шагал его приятель, весельчак и картежник Славка Исленев.
Возле левофлангового павловца, круто выпятив грудь, стоял граф Ливен. Князь Мещерский что-то кричал своим гренадерам. Командир полка граф Апраксин гарцевал перед кавалергардами…
«Но почему же все они в одних мундирах? — удивленно отметил Трубецкой. — Ах да, ведь все сегодня утром были приглашены для присяги во дворец, а вместо дворца очутились на морозе… А рядом с Апраксиным… Нет, не может быть… Анненков?! Но он же наш…»
В воображении Трубецкого всплыла последняя встреча с Анненковым: Полина Гебль, Аглая Давыдова, исполинский ананас в руках Александра Львовича…
— Боже мой, и этот полк! — Трубецкой отшатнулся, протер глаза и снова прильнул к стеклу.
На Дворцовую площадь входили со стороны Невского проспекта стройные шеренги Московского полка с Михаилом Павловичем во главе.
Навстречу полку двигалась кавалькада всадников. В одном них Трубецкой сразу узнал Николая, в других — генералов Бенкендорфа, Васильчикова, Толя, Комаровского. Трубецкой не спускал глаз с Николая. Вот он поднял руку и что-то говорит солдатам. Вот отъехал с Михаилом в сторону, и сейчас же возле них очутился Толь. Генерал что-то сказал, и Николай, как бешеный, помчался к бульвару, Комаровский следом… Вот царь остановился, и перед ним…
«Нет, не может быть… Я, конечно, обознался… Якубович! Он, он! Его черная повязка, его усатое лицо. Что-то белое на кончике его сабли… Так вот оно что! Вместо обещанного предводительства артиллерией — парламентер! Николай протягивает ему руку, значит мир заключен», — проносились у Трубецкого отрывистые мысли. И когда рассмотрел в стороне одинокую фигуру полковника Булатова, уже не удивился: Булатов предупреждал, что если увидит у Сената мало войска, «не станет себя марать». — «А у Сената дела, видимо, совсем плохи… Да и сам диктатор хорош! — упрекнул себя Трубецкой, чувствуя, как кровь горячим потоком прихлынула к лицу. — Гляжу на площадь, как на шахматную доску, и мечтаю, как бы сыграть хотя бы вничью…»
Словно в ответ на эту мысль, за окнами загремели пушечные выстрелы…
Батарея артиллерии, тускло освещаемая мерцанием сумерек, повернула жерла пушек к Сенатской площади.
— Больше нельзя терять ни минуты, — категорически заявил царю князь Васильчиков. — Немедленно картечь!
— Хорошо начало царствования, — поморщился Николай. — Картечь против подданных…
— Для того чтобы спасти престол, — торопливо подсказал Васильчиков. — Смотрите…
Без шапки, с растрепанными волосами, белый, как мел, галопом примчался Сухозанет.
— Сумасбродные! Требуют конституции, — едва мог он выговорить и закашлялся до синевы.
Николай скрипнул зубами.
— Батарея, орудия заряжай! — зычно раздалась его команда. — За-ря-жай!
А оттуда, из серого предвечернего тумана с чернеющим силуэтом вздыбленного коня, грозный отклик рокочущего:
— Ур-ра! Ур-ра! Ур-ра-а-а!
— Пальба орудиями по порядку! Правый фланг начинай! Первая!
— Первая, первая, первая! — пронеслось от Адмиралтейства и замерло у Невского проспекта.
Но выстрела не было. Пальник Серегин бросил уже зажженный фитиль в снег и придавил сапогом.
Николай пригнулся с седла к поручику Бакунину:
— Так вот как у вас…
— Виноват, ваше величество.
Бакунин метнулся к пушке.
— Ты что же? — встряхнул он пальника за грудь.
— Свои, ваше благородие.
— Я тебе, сволочь… Если бы я сам стоял перед дулом — и то должен палить.
Схватил фитиль. Серегин успел подтолкнуть дуло вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221
— Что вам надо? — вздрогнул Николай.
Офицер вытянул руку с саблей в сторону Сената и с чувством проговорил:
— Я был с теми, государь. Но оставил безумцев и явился к вам. Примите блудного сына, ваше величество! — трагическим шепотом докончил он.
— Как вас звать, капитан? — спросил Николай.
— Якубович, ваше величество.
— Спасибо, вы знаете ваш долг, — и, наклонившись с седла, Николай протянул драгуну два пальца.
— Довожу до сведения вашего величества, что мятежники дерзновенны и жаждут крови. Они…
Николай остановил его движением руки:
— Я осведомлен обо всем, господин… Якубовский…
— Якубович, — поправил драгун.
Но Николай уже отвернулся к подскакавшему генералу:
— Ну что, Сухозанет?
— Снаряды привезены, и орудия заряжены картечью, ваше величество.
— Хорошо, Сухозанет. Попытайтесь там в последний раз, — царь движением подбородка указал в сторону памятника Петру, уже окутывающегося сумерками.
Сухозанет стрелой помчался туда.
— Мало тебе Стюрлера и Милорадовича, — упрекнул Николая Михаил.
На Сенатской площади вспыхивали молнии ружейных залпов. Из белых дымков прибойно хлынул грозный многоголосый гул.
34. «Диктатор»
В Главном штабе старший адъютант дежурного генерала Яковлев прочел только что полученный из Сената манифест о вступлении на престол Николая, сложил его аккуратно и задумчиво посвистал.
«Выходит, что слухи о волнении в гвардии и о каком-то заговоре — вымысел праздных умов», — думал он, шагая по комнате.
Задержавшись у окна, он оглядел площадь и ахнул:
— Батюшки! А ведь и впрямь неблагополучно! Люди, войска! Пойти узнать…
В коридоре встретил князя Трубецкого и поразился его болезненным видом.
— По нездоровью вам и выходить не следовало бы, ваше сиятельство. Прошу в кабинет его превосходительства, — он распахнул дверь и пропустил вперед Трубецкого. Присядьте на диванчик. Вот манифест с приложением, извольте почитать. А я пойду разузнаю… — и Яковлев быстро удалился.
Трубецкой опустился на клеенчатый диван, уставился в еще пахнущий типографской краской манифест, но читать не мог. Буквы слились в черные полоски, и от этих черных по белому строк рябило в глазах. В кабинете было тихо, так тихо, что Трубецкому вдруг стало жутко. Он вытащил золотые на вычурной цепи часы. Взглянул на них и снова положил в карман.
«Однако который же все-таки час?»
Он опять достал часы и долго смотрел на стрелки.
«Что-то странное происходит со временем или со мною самим», — подумал он и вдруг прислушался: неясный гул долетал со стороны Дворцовой площади.
Трубецкой быстро подошел к окну, протер затуманившееся от его дыхания стекло рукавом мундира и увидел Дворцовую площадь, заполненную различными войсковыми частями: эскадроны конной гвардии в железных кирасах и касках, кавалергарды в белых колетах… Роты Измайловского полка, батальон егерского, гренадеры, семеновцы…
Дальнозоркими глазами Трубецкой жадно всматривался в эти войска и узнавал знакомых ему начальников полков.
Перед родным ему Преображенским полком мерно шагал его приятель, весельчак и картежник Славка Исленев.
Возле левофлангового павловца, круто выпятив грудь, стоял граф Ливен. Князь Мещерский что-то кричал своим гренадерам. Командир полка граф Апраксин гарцевал перед кавалергардами…
«Но почему же все они в одних мундирах? — удивленно отметил Трубецкой. — Ах да, ведь все сегодня утром были приглашены для присяги во дворец, а вместо дворца очутились на морозе… А рядом с Апраксиным… Нет, не может быть… Анненков?! Но он же наш…»
В воображении Трубецкого всплыла последняя встреча с Анненковым: Полина Гебль, Аглая Давыдова, исполинский ананас в руках Александра Львовича…
— Боже мой, и этот полк! — Трубецкой отшатнулся, протер глаза и снова прильнул к стеклу.
На Дворцовую площадь входили со стороны Невского проспекта стройные шеренги Московского полка с Михаилом Павловичем во главе.
Навстречу полку двигалась кавалькада всадников. В одном них Трубецкой сразу узнал Николая, в других — генералов Бенкендорфа, Васильчикова, Толя, Комаровского. Трубецкой не спускал глаз с Николая. Вот он поднял руку и что-то говорит солдатам. Вот отъехал с Михаилом в сторону, и сейчас же возле них очутился Толь. Генерал что-то сказал, и Николай, как бешеный, помчался к бульвару, Комаровский следом… Вот царь остановился, и перед ним…
«Нет, не может быть… Я, конечно, обознался… Якубович! Он, он! Его черная повязка, его усатое лицо. Что-то белое на кончике его сабли… Так вот оно что! Вместо обещанного предводительства артиллерией — парламентер! Николай протягивает ему руку, значит мир заключен», — проносились у Трубецкого отрывистые мысли. И когда рассмотрел в стороне одинокую фигуру полковника Булатова, уже не удивился: Булатов предупреждал, что если увидит у Сената мало войска, «не станет себя марать». — «А у Сената дела, видимо, совсем плохи… Да и сам диктатор хорош! — упрекнул себя Трубецкой, чувствуя, как кровь горячим потоком прихлынула к лицу. — Гляжу на площадь, как на шахматную доску, и мечтаю, как бы сыграть хотя бы вничью…»
Словно в ответ на эту мысль, за окнами загремели пушечные выстрелы…
Батарея артиллерии, тускло освещаемая мерцанием сумерек, повернула жерла пушек к Сенатской площади.
— Больше нельзя терять ни минуты, — категорически заявил царю князь Васильчиков. — Немедленно картечь!
— Хорошо начало царствования, — поморщился Николай. — Картечь против подданных…
— Для того чтобы спасти престол, — торопливо подсказал Васильчиков. — Смотрите…
Без шапки, с растрепанными волосами, белый, как мел, галопом примчался Сухозанет.
— Сумасбродные! Требуют конституции, — едва мог он выговорить и закашлялся до синевы.
Николай скрипнул зубами.
— Батарея, орудия заряжай! — зычно раздалась его команда. — За-ря-жай!
А оттуда, из серого предвечернего тумана с чернеющим силуэтом вздыбленного коня, грозный отклик рокочущего:
— Ур-ра! Ур-ра! Ур-ра-а-а!
— Пальба орудиями по порядку! Правый фланг начинай! Первая!
— Первая, первая, первая! — пронеслось от Адмиралтейства и замерло у Невского проспекта.
Но выстрела не было. Пальник Серегин бросил уже зажженный фитиль в снег и придавил сапогом.
Николай пригнулся с седла к поручику Бакунину:
— Так вот как у вас…
— Виноват, ваше величество.
Бакунин метнулся к пушке.
— Ты что же? — встряхнул он пальника за грудь.
— Свои, ваше благородие.
— Я тебе, сволочь… Если бы я сам стоял перед дулом — и то должен палить.
Схватил фитиль. Серегин успел подтолкнуть дуло вверх.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221