ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

А  Б  В  Г  Д  Е  Ж  З  И  Й  К  Л  М  Н  О  П  Р  С  Т  У  Ф  Х  Ц  Ч  Ш  Щ  Э  Ю  Я  AZ

 

! Куда, я вас спрашиваю, а?
Волконский молча стоял перед ним с опущенными глазами.
— Конечно, конечно, поезжай за женой, — продолжал Витгенштейн уже более миролюбиво, — ее надо оградить от возможных волнений. Только один уговор: в Каменку к Давыдовым не заезжай!
— Слушаюсь, — тихо ответил Волконский.
«Значит, облава действительно началась», — подумал он и хотел идти.
Но Витгенштейн неожиданно взял его под руку и потянул к себе:
— А что, князь, ты кого признаешь государем? — тихо спросил он.
— Того же, кого и вы, граф.
— Я — Константина, — хмуро проговорил Витгенштейн, — на то и закон о престолонаследии…
От Витгенштейна Болконский прошел к Киселеву. Его пригласили в гостиную, где сидела хозяйка дома и какой-то офицер очень болезненного вида.
Киселева приветливо протянула Волконскому руку.
— А мы с monsieur Басаргиным нынче вспоминали вас,
Басаргин с трудом привстал с кресла и попытался улыбнуться, но его восковое лицо только искривилось болезненной гримасой.
«Так вот что сделала с ним смерть жены», — с жалостью подумал о нем Волконский. Но сказать Басаргину ничего не мог и только крепко пожал его худую холодную руку.
Минуту все трое напряженно молчали.
— Муж скоро будет, — первой заговорила Киселева. — И знаю, что он похвалит меня за то, что задержала вас. Впрочем, я пошлю точно узнать, когда он приедет.
Извинившись, она вышла.
— Итак, конец, князь? — тихо спросил Басаргин.
— Где Пестель? — так же торопливым шепотом вырвалось у Волконского.
— Пройдите к дежурному генералу Байкову. Павел Иванович под присмотром в его квартире. Попытайтесь свидеться с ним. И скажите, что… все кончено. Я третьего дня из Москвы.
— Ну, что там?
— Видел наших. Орлов все пошучивает. Говорит, что петербургский разгром — не конец, а только начало конца. Был у него и Якушкин. Орлов свел его с Мухановым. А тот, быв очевидцем четырнадцатого, настаивал на том, чтобы, во что бы то ни стало выручить плененных товарищей, и напрямик заявил, что поедет в Петербург и убьет царя. При этих словах Орлов взял его за ухо, потянул к себе и чмокнул в лоб. Затем направил нас всех на собрание к Митькову, а сам туда не приехал. Сказался больным, хотя был в мундире, при ленте и орденах.
Волконский глубоко вздохнул. О Михайле Орлове он не беспокоился. Знал, что его брат, Алексей Орлов имеет большое влияние на нового царя и в обиду Михаила не даст. Но страшила судьба Пестеля. И решил увидеться с ним непременно.
Как только Киселева возвратилась в гостиную, Волконский стал прощаться.
— Что же вы торопитесь, князь? Отужинайте с нами, — пригласила она. — Муж прислал сказать, что сейчас будет. Право, оставайтесь.
Но Волконский отказался.
Когда он выходил, Киселева печально покачала ему вслед головой.
Некоторое время она и Басаргин сидели молча.
— Князь Волконский, наверно, знает… — начала Киселева и умолкла.
— О чем? — Басаргин строго поглядел на нее.
Она покраснела до слез.
— Вы отлично знаете, мсье Басаргин, наше с мужем к вам расположение. И поэтому, прошу вас, не посчитайте мою откровенность за неуместную навязчивость… Я слышала некоторые разговоры мужа с генералом Чернышевым. Над вами, князем Волконским и вашими друзьями собирается гроза. Но вы можете спасти себя полным открытием тайны, связывающей вас с теми, кто уже во власти правительства…
Басаргин встал:
— Вы мне советуете сделать то, чего мне не позволит моя совесть.
— Но тогда вы погибнете! — с тоской произнесла Киселева.
Басаргин поднес к губам ее руку и спокойно проговорил:
— Если бы я услышал эти слова даже тогда, когда была жива моя жена и жизнь для меня была прекрасна, даже тогда я не нашел бы иного ответа.
— Я так и знала, иного ответа ни вы, ни ваши друзья дать не можете…
Киселева закрыла лицо руками и умолкла. Послышался звон шпор, и в гостиную вошел Киселев. Он пристально оглядел жену и Басаргина. Тот встал.
— Поручик Басаргин, — начал Киселев таким официальным тоном, каким раньше никогда не обращался к Басаргину.
Басаргин стал во фронт:
— Слушаю, ваше превосходительство.
— Извольте следовать за мной.
И круто повернулся к выходу. Басаргин, твердо ступая, шел следом.
У дверей кабинета Киселев остановился и приподнял тяжелую портьеру:
— Прошу.
В четком звяканье шпор, в том, как Киселев отодвинул кресло, и в жесте, которым он пригласил Басаргина садиться, подчеркивалась официальность.
— Вы принадлежите к Тайному обществу, — заговорил Киселев, отчеканивая слова. — Правительству все известно. Советую вам во всем признаться чистосердечно.
— Разрешите, ваше превосходительство, узнать, в качестве кого вы изволите меня допрашивать: как начальник штаба, которому я обязан давать официальные показания, или как Павел Дмитриевич, с которым я не могу не быть откровенным.
— Разумеется, как начальник штаба.
Басаргин поднялся:
— В таком случае, не угодно ли будет вашему превосходительству сделать мне вопросы на бумаге, дабы я мог письменно ответить на них? На словах же мне больно говорить с вами, как с судьею и смотреть на вас просто, как на правительственное лицо.
Киселев задумался.
— Хорошо, — сказал он, наконец, — вы получите вопросы.
Басаргин поклонился и пошел к двери.
— Постой, постой, либерал, — остановил его Киселев тем интимным тоном, каким обычно говорил со своими друзьями. — Останься отужинать с нами. Давно мы с тобой не виделись. — Подошел к Басаргину и обнял. — Любезный друг мой, — мягко продолжал он, — не знаю, до какой степени ты замешан в этом деле. Помочь я тебе ничем не могу. Но в одном могу заверить — это в моем к тебе уважении, которое не изменится, что бы с тобой ни случилось. Завтра я пришлю запечатать твои бумаги. По предписанию военного министра они должны быть отосланы к нему вместе с арестованными. Если ты еще не отдохнул с пути, можно денька два повременить.
— Нет, нет, Павел Дмитриевич, чем скорее, тем лучше. Ничего нет тяжелее неизвестности.
Киселев вздохнул и протянул руку:
— Мы, еще свидимся, друг мой.
Волконский, запорошенный снегом, путаясь в длинных полах медвежьей шубы, поднялся по ступенькам крыльца и постучал щеколдой. Дверь открыл денщик. Бросив ему на руки шубу, Волконский без доклада переступил порог соседней комнаты.
За столом, ближе к окну, сидел Пестель. Лицо его было по обыкновению, серьезно и замкнуто. Сухая рука рассеянно вращала ложечку в стакане с крепким, как пиво, чаем.
Генерал Байков у самовара курил длинную с бисерным чубуком трубку.
По замешательству генерала Волконский понял, что его приход был некстати, и решил сделать вид, что ничего об аресте не знает, а пришел поговорить о продовольствии дивизии.
Генерал слушал настороженно, догадываясь, что в словах Волконского относительно предстоящих посещений тех или иных пунктов для закупки продовольствия есть что-то важное для Пестеля, потому что при упоминании названий некоторых местечек и городов Павел Иванович делал едва заметные то положительные, то отрицательные движения головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221