— Да уверены ли вы в своих посредниках, ваше величество?
— Вы ведь сказали, что Петион только что пришел, не правда ли?
— Да, ваше величество.
— Это уже кое-что, как видите.
— Но этого недостаточно… Мне сообщили, что за ним посылали трижды, прежде чем он согласился отправиться во дворец.
— Если он с нами заодно, — сказала королева, — он должен во время разговора с королем дотронуться указательным пальцем До правого века.
— Ну, а если он не с нами?
— Если он не с нами, он — наш пленник, и я прикажу ни в коем случае не выпускать его из дворца. В это мгновение зазвонил колокол.
— Что это такое? — спросила королева.
— Набат, — отвечал Шарни. Принцессы в испуге вскочили.
— Что вас так напугало? — удивилась королева. — Набат — это боевая труба мятежников.
— Ваше величество! — взволновавшись более королевы при этом отвратительном звуке, проговорил Шарни. — Я сейчас узнаю, не предвещает ли этот набат чего-нибудь серьезного.
— Вы вернетесь? — с живостью поинтересовалась королева.
— Я приехал, чтобы вы, ваше величество, могли мною располагать, и не оставлю вас до тех пор, пока не исчезнет всякая опасность.
Шарни поклонился и вышел.
Королева на мгновение задумалась.
— Ну, пойдем посмотрим, исповедался ли король, — прошептала она, после чего тоже вышла.
Тем временем принцесса Елизавета снимала с себя кое-что из одежды и поудобнее устраивалась на диване.
Она расстегнула на шейном платке сердоликовую булавку и показала ее г-же Кампан. На камне была гравировка.
Гравировка представляла собой букет лилий с надписью на ленточке.
— Прочтите, — предложила принцесса Елизавета. Госпожа Кампан приблизилась к канделябру и прочитала:
«Забудь оскорбления, прости несправедливость».
— Боюсь, что это высказывание не окажет должного воздействия на наших врагов, — заметила принцесса, — однако от этого оно будет нам не менее дорого.
Не успела она договорить, как со двора донесся выстрел.
Женщины вскрикнули.
— Вот и первый выстрел, — прошептала принцесса Елизавета, — увы, он будет не последним!
Королеве доложили о появлении в Тюильри Петиона — вот как мэр Парижа оказался во дворце.
Он прибыл около половины одиннадцатого.
На сей раз его не заставили ожидать в приемной; напротив, ему сказали, что король с нетерпением его ждет; однако чтобы добраться до короля, ему пришлось пройти сначала сквозь ряды швейцарцев, потом через строй национальных гвардейцев, а затем сквозь толпу дворян, называвшихся кавалерами кинжала); Хотя всем было известно, что король сам посылал за Петионом и что тот при желании мог бы остаться в ратуше, своем собственном дворце, а не прыгать в эту яму с дикими зверями под названием Тюильри, его осыпали бранью, называя «предателем» и «Иудой», пока он поднимался по лестницам.
Людовик XVI ожидал Петиона в той же комнате, где гак круто обошелся с ним 21 июня.
Петион узнал дверь и улыбнулся.
Судьба предоставляла ему случай жестоко за себя отомстить.
В дверях Мандэ, командующий Национальной гвардией, остановил мэра.
— А-а, это вы, господин мэр! — молвил он.
— Да, сударь, это я, — как обычно невозмутимо отвечал Петион.
— — Зачем вы сюда пришли?
— Я бы мог и не отвечать на ваш вопрос, господин Мандэ, не признавая за вами никакого права меня спрашивать; впрочем, я тороплюсь и вообще не собираюсь разговаривать с подчиненными…
— С подчиненными?
— Вы меня перебиваете, а ведь я вам сказал, что тороплюсь, господин Мандэ. Я явился сюда потому, что король трижды за мной посылал… Сам я бы не пришел.
— Ну что же, раз мне выпала честь встретиться с вами, господин Петион, я хочу вас спросить, почему полицейские городские чиновники в изобилии выдали патроны марсельцам и почему я, Мандэ, получил всего по три штуки на каждого из моих людей!
— Прежде всего потому, — не теряя хладнокровия, отвечал Петион, — что на большее количество из Тюильри запроса не поступало: по три патрона на каждого национального гвардейца, по сорок — на швейцарца; было выдано столько, сколько просил король.
— Чем же объяснить эту разницу в количестве?
— Об этом вам следует поговорить не со мной, а с королем, сударь; возможно, он не доверяет Национальной гвардии.
— Но я, сударь, просил у вас пороху, — заметил Мандэ.
— Верно; к сожалению, вы не написали требования на его получение.
— Прекрасный ответ! — вскричал Мандэ. — Кажется, это ваше дело, ведь приказ должен исходить от вас.
Разговор становился довольно щекотливым для Петиона; к счастью, дверь распахнулась, и Редерер, член бюро парижского муниципалитета, пришел мэру на помощь, объявив:
— Господин Петион, король ждет вас.
Петион вошел.
Король в самом деле с нетерпением его ожидал.
— А вот и вы, господин Петион! — молвил он. — В каком состоянии находится Париж?
Петион сделал краткий отчет о положении в городе.
— Вы ничего больше не хотите мне сказать, сударь? — спросил король.
— Нет, государь, — отвечал Петион. Король пристально посмотрел на Петиона.
— Неужели ничего?.. Совсем ничего?. — .
Петион широко раскрыл глаза, не понимая, чем вызвана такая настойчивость короля.
Король в свою очередь с нетерпением ждал, когда Петион поднесет руку к глазу; это, как помнят читатели было условным знаком, который должен был означать что мэр Парижа принял двести тысяч франков и король может на него рассчитывать.
Петион почесал за ухом, но подносить палец к глазу как будто не собирался.
Значит, короля обманули: деньги прикарманил какой-то мошенник.
Вошла королева.
Она появилась как раз в ту минуту, когда король растерялся, не зная, о чем бы еще спросить Петиона, а тот ждал новых вопросов.
— Ну что, — шепотом спросила Мария-Антуанетта у супруга, — он — наш друг?
— Нет, — отвечал король, — он не подал никакого знака.
— Ну так мы возьмем его в плен!
— Могу ли я удалиться, государь? — спросил Петион.
— Ради Бога, не выпускайте его! — взмолилась Мария-Антуанетта.
— Нет, сударь; я попрошу вас задержаться еще на одну минутку; мне еще нужно с вами кое о чем поговорить, — прибавил король во весь голос. — Пройдите в этот кабинет.
Для тех, кто находился в кабинете, это означало:
«Я вам поручаю господина Петиона; следите за ним и никуда его не выпускайте.»
Находившиеся в кабинете отлично все поняли; они окружили Петиона, и тот понял, что стал пленником.
К счастью, там не было Мандэ: он отбивался от только что полученного приказа, предписывавшего ему явиться в ратушу.
Итак, обе стороны вели перекрестный огонь: Мандэ вызывали в ратушу, как вызвали в Тюильри Петиона.
Мандэ это приглашение было не по душе, и он никак не мог решиться его принять.
Что до Петиона, то он оказался тридцатым в крошечном кабинете, где и четверым было бы тесно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206