— Хорошо, господин Бийо, — одобрил Питу.
— А теперь вот что, — продолжал Бийо, — на гумне — зерно, необходимое для сева; в амбарах — солома, сено и овес для лошадей, а вот в этом ящике — деньги на содержание и пропитание работников.
Бийо выдвинул ящик, битком набитый деньгами.
— Погодите, погодите, господин Бийо! — остановил его Питу. — Сколько в этом ящике?
— Понятия не имею, — отвечал Бийо, задвигая ящик. Заперев ящик, он передал ключ Питу со словами:
— Когда деньги кончатся, попросишь у меня еще. Питу понял, какое безграничное доверие заключалось в этих словах; он хотел было на радостях обнять Бийо, но вдруг спохватился, что это было бы чересчур смело с его стороны.
— Простите, господин Бийо, — молвил он, — тысячу раз простите!
— За что ты просишь прощения, друг мой? — смягчившись, спросил Бийо. — За то, что один честный человек протянул руки и хотел обнять другого честного человека? Иди сюда, Питу! Обними меня!
Питу бросился фермеру в объятия.
— А если я вам понадоблюсь там?.. — робко спросил он.
— Будь спокоен, Питу, я о Тебе не забуду. Потом он продолжал:
— Сейчас два часа; в пять я уезжаю в Париж. В шесть ты можешь привести сюда женщину, которую выберешь себе в помощницы.
— Отлично! — кивнул Питу. — Не будем терять времени! До свидания, дорогой господин Бийо.
— До свидания, Питу! Питу поспешил прочь.
Бийо Провожал его взглядом до тех пор, пока тот не скрылся из виду, потом проворчал:
— И почему моя Катрин влюбилась не в такого вот славного парня, а в подлеца, оставившего ее безмужней вдовой и с ребенком на руках?
Итак, в пять часов Бийо сел в дилижанс, отправлявшийся из Виллер-Котре в
Глава 2. ЗАКОНОДАТЕЛЬНОЕ СОБРАНИЕ
Открытие Законодательного собрания было назначено на 1 октября 1791 года.
Бийо вместе с другими депутатами прибыл в столицу в конце сентября.
Новое Собрание насчитывало семьсот сорок пять членов; среди них — четыреста адвокатов и законников, семьдесят два литератора, газетчика, поэта, семьдесят священников-конституционалистов, то есть присягнувших Конституции. Остальные двести три члена Собрания были землевладельцы или фермеры вроде Бийо, одновременно землевладельцы и фермеры, а также люди свободных профессий и даже ремесленники, Характерной чертой новых депутатов была молодость: большую часть среди них составляли люди не старше двадцати шести лет; можно было подумать, что Франция послала своими представителями новое незнакомое поколение, чтобы решительно порвать с прошлым; шумное, бурное, революционно настроенное, оно пришло развенчать традицию; почти все они были людьми образованными: одни как мы уже сказали, поэты, другие — адвокаты, третьи — химики; они были полны энергии и благородства, необычайно остроумны, бесконечно преданны идее, но совершенно не разбирались в государственных делах, были неопытны, многословны, легкомысленны, любили поспорить и потому несли с собою то великое и пугающее, что зовется словом «неизвестность».
В политике неизвестность всегда вызывает беспокойство. За исключением Кондорсе и Бриссо почти у каждого из этих людей можно было спросить: «Кто вы такой?»
В самом деле, куда девались светочи или хотя бы просто факелы Учредительного собрания? Где были Мирабо, Сиейесы, Дюпоры, Байи, Робеспьеры, Барнавы, Казалесы? Все куда-то исчезло.
Всего несколько редких седых голов можно было приметить среди этих пылких юнцов и черноволосых молодых мужчин, представлявших новую Францию.
Красивые головы, достойные революционной гильотины! Почти все они и полетели с плеч долой!
Кроме того, назревала гражданская война, чувствовалось приближение иноземных войск; все эти молодые люди были не просто депутатами; это были воины Жиронды, которые после объявления войны вызвались все до единого, от двадцатилетнего юнца до пятидесятилетнего мужчины, встать на защиту границ: Жиронда высылала свой авангард.
В этом авангарде были такие, как Верньо, Гаде, Жансоне, Фонфред, Дюко; все они составляли ядро Жиронды, давшей название известной партии, которая, несмотря на свои промахи, не может не вызывать симпатии благодаря трагической судьбе ее членов.
Родившись в огне войны, они сразу выходили, словно почуявшие схватку борцы, на кровавую арену политической битвы.
Достаточно было увидеть, как шумно они занимали свои места в Палате, чтобы почуять в них грозовое дыхание надвигавшихся 20 июня, 10 августа и 21 января.
Правого крыла более не существует вовсе: правые упразднены; следовательно, не существует и аристократов.
Все Собрание дружно объявило своими врагами аристократов и священников Если те будут оказывать сопротивление, члены Собрания получили мандат сломить его.
Что касается короля, то отношение к монарху оставили на совести депутатов; его жалеют; выражается надежда, что ему удастся избежать тройного напора — королевы, аристократии и духовенства; если же он станет их поддерживать, его сметут вместе с ними.
Бедный король! Его больше не называют ни королем, ни Людовиком XVI, ни Величеством; его зовут «исполнительной властью».
Первое, что сделали депутаты, войдя в совершенно не знакомый им зал, — стали озираться.
С каждой стороны находилось по отдельной трибуне.
— Для кого эти две трибуны? — спросили сразу несколько голосов, — Для бывших депутатов, — отвечал архитектор.
— Ого! — пробормотал Верньо. — Что это значит? Какой-то цензурный комитет! Законодательное собрание — это палата представителей нации или школьный класс?
— Давайте подождем, — предложил Эро де Сешель, — мы увидим, как поведут себя наши хозяева.
— Привратник! — крикнул Тюрио. — По мере того, как они будут входить, говорите им, что в Собрании есть человек, едва не сбросивший коменданта Бастилии вниз со стены, и что зовут его Тюрио.
Спустя полтора года этого человека называли Цареубийцей.
Первым актом нового Собрания было отправить депутацию в Тюильри.
Король имел неосторожность выслать вместо себя одного из министров.
— Господа! — объявил тот. — Король не может вас сейчас принять; приходите в три часа.
Депутаты удалились.
— Ну что? — полюбопытствовали остальные члены Собрания, видя, как скоро депутация вернулась назад.
— Граждане! — отвечал один из депутатов. — Король не готов, и у нас есть впереди три часа.
— Отлично! — крикнул с места безногий Кутон. — Воспользуемся этими тремя часами. Я предлагаю упразднить титул величество.
В ответ грянуло дружное «ура!»; титул «величество» был единодушно отменен.
— Как мы будем называть отныне исполнительную власть? — спросил чей-то голос.
— Мы будем ее называть королем французов. — отвечал другой голос. — Это вполне подходящий титул, пусть господин Капет довольствуется им.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206