там я провела немногие счастливые дни моей жизни, там мне и хотелось бы лежать рядом с ним.
— Ваше сиятельство, во имя Неба заклинаю вас…
— А я, сударь, прошу вас, во имя своего несчастья!
— Хорошо, ваше сиятельство; раз вы так говорите, я обязан во всем вам повиноваться. Я ухожу, но побежденным себя не считаю.
— Не забудьте о моей последней воле, сударь, — попросила Андре.
— Если только мне не удастся вас спасти вопреки вашему желанию, ваше сиятельство, — молвил Жильбер, — она будет исполнена.
Еще раз поклонившись Андре, Жильбер удалился. Дверь захлопнулась за ним с отвратительным скрежетом, свойственным тюремным дверям.
Глава 12. ДНЕМ 2 СЕНТЯБРЯ
Случилось то, что и предвидел Дантон: едва заседание объявили открытым, как Тюрио выступил в Собрании с предложением, которое составил накануне министр юстиции; Собрание ничего не поняло; вместо того чтобы вотировать его в девять часов утра, оно стало обсуждать предложение Тюрио, обсуждение затянулось, и голосование прошло лишь в час пополудни.
Было слишком поздно!
Эти четыре часа обошлись Европе в целое столетие!
Тальен оказался проворнее.
Когда ему поручили от имени коммуны передать приказ министру юстиции явиться в муниципалитет, он написал:
«Господин министр!
По получении настоящего письма вы должны явиться в ратушу».
Вот только он ошибся адресом! Вместо того чтобы адресовать его «Министру юстиции», он поставил: «Военному министру».
Ожидали Дантона, а пришел Серван, в смущении спрашивая, чего от него хотят: от него не хотели абсолютно ничего.
Недоразумение скоро разъяснилось, однако время было выиграно.
Мы сказали, что Собрание, вотируя предложение Дантона в час пополудни, опоздало; и действительно, коммуна не теряла времени даром.
Чего хотела коммуна? Бойни и диктатуры.
Вот как она поступила.
Как и говорил Дантон, убийц было не так уж много.
В ночь с 1 на 2 сентября, пока Жильбер безуспешно пытался спасти Андре, освободив ее из-под стражи в Аббатстве, Марат спустил своих собак на клубы и секции; хоть они и были бешеными, они не произвели на клубы ожидаемого впечатления, а из сорока восьми секций только две — секция Пуассоньер и секция Люксембург — проголосовали за бойню.
Что же касается диктатуры, то коммуна отлично понимала, что она может захватить власть от имени трех человек: Марата, Робеспьера, Дантона. Вот почему она приказала Дантону явиться в муниципалитет.
Читателям уже известно, что Дантон предвидел этот шаг: Дантон письма не получил и потому не явился.
Если бы он его получил, если бы из-за ошибки Тальена уведомление отнесли не в военное министерство, а в министерство юстиции, возможно, Дантон не посмел бы оказать неповиновение.
В его отсутствие коммуне пришлось принимать другое решение.
Она решила избрать комитет по надзору; правда, он мог быть избран только из членов коммуны.
Однако необходимо было ввести в этот комитет по убийству — вот его истинное название! — Марата. Но как это сделать? Ведь Марат не являлся членом коммуны.
За дело взялся Пани. Через своего бога Робеспьера, через своего шурина Сантера Пани имел влияние на муниципалитет, — нетрудно догадаться, что Пани, бывший прокурор, тугодум и тупица, автор нескольких нелепых стишков, не мог иметь никакого веса сам по себе; однако благодаря близости к Робеспьеру и Сантеру он, как мы сказали, пользовался в муниципалитете таким авторитетом, что ему было поручено выбрать трех человек, в дополнение к комитету по надзору.
Он остановил выбор на трех своих коллегах: Сержане, Дюплене, Журдее.
Они, со своей стороны, присовокупили еще пятерых:
Дефорга, Ланфана, Гермера, Леклера и Дюрфора.
Подлинный документ содержит четыре подписи: Пани, Сержана, Дюплена и Журдея; однако на полях можно разобрать еще одну подпись, принадлежащую, по-видимому, одному из четырех подписавшихся, весьма неразборчивую, в которой, впрочем, угадывается почерк Пани.
Это — имя Марата; Марата, не имевшего права состоять в этом комитете, не будучи членом коммуны
С появлением этого имени убийство стало неотвратимым.
Давайте посмотрим, какой размах оно приняло.
Мы сказали, что коммуна поступила совсем не так, как Собрание: она не стала терять времени даром.
В десять часов комитет по надзору был уже избран и отдал свой первый приказ; этот первый приказ имел целью перевести из мэрии, где заседал комитет, — мэрия находилась тогда там же, где теперь префектура полиции, — итак, первый приказ имел целью, как мы сказали, перевести из мэрии в Аббатство двадцать четыре пленника. Из этих двадцати четырех человек восемь или девять были священниками, то есть были облачены в рясу, вызывавшую в народе лютую ненависть: священники развязали гражданскую войну в Вандее и на Юге.
И вот за ними послали в тюрьму марсельских и авиньонских федератов, те подогнали ко входу четыре фиакра, осужденных рассадили по шесть человек в каждый, и фиакры покатили.
Сигналом к отправлению послужил третий пушечный выстрел.
Намерения коммуны были очевидны: медленная мрачная процессия из четырех фиакров вызовет в народе гнев; вполне вероятно, что по дороге к Аббатству или в его воротах фиакры будут остановлены, а арестованные перебиты; тогда останется не мешать резне идти своим чередом; начавшись на дороге или при входе в тюрьму, она без труда перекинется за ее порог.
В ту минуту, как фиакры выезжали из мэрии, Дантон самочинно решил войти в Собрание.
Предложение, внесенное Тюрио, потеряло смысл; было, как мы сказали, слишком поздно, и это решение уже невозможно было применить к коммуне.
Оставалась диктатура.
Дантон поднялся на трибуну; к несчастью, он был один: Ролан оказался чересчур честным, чтобы сопровождать своего собрата.
Ролана нигде не было видно, его просто-напросто не было в зале.
Итак, силу все видели, но напрасно члены Собрания спрашивали друг друга, где же честность.
Манюэль только что заявил в коммуне об опасности, нависшей над Верденом. Он предложил, чтобы в тот же вечер завербованные граждане собрались на Марсовом поле, а на рассвете следующего дня пошли на Верден.
Предложение Манюэля было принято.
Другой член коммуны предложил, принимая во внимание близкую опасность, открыть пальбу из пушек, ударить в набат, объявить общий сбор.
Второе предложение тоже было принято. Это была пагубная, убийственная, страшная мера при сложившихся к тому времени обстоятельствах: барабанная дробь, колокол, пушечная стрельба отдавались мрачным тревожным гулом даже в самых безмятежных душах. Так какой же отклик они должны были получить в сердцах тех, кто и без того был возбужден!
На это и рассчитывали инициаторы резни.
С первым пушечным выстрелом должны были повесить г-на де Босира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206
— Ваше сиятельство, во имя Неба заклинаю вас…
— А я, сударь, прошу вас, во имя своего несчастья!
— Хорошо, ваше сиятельство; раз вы так говорите, я обязан во всем вам повиноваться. Я ухожу, но побежденным себя не считаю.
— Не забудьте о моей последней воле, сударь, — попросила Андре.
— Если только мне не удастся вас спасти вопреки вашему желанию, ваше сиятельство, — молвил Жильбер, — она будет исполнена.
Еще раз поклонившись Андре, Жильбер удалился. Дверь захлопнулась за ним с отвратительным скрежетом, свойственным тюремным дверям.
Глава 12. ДНЕМ 2 СЕНТЯБРЯ
Случилось то, что и предвидел Дантон: едва заседание объявили открытым, как Тюрио выступил в Собрании с предложением, которое составил накануне министр юстиции; Собрание ничего не поняло; вместо того чтобы вотировать его в девять часов утра, оно стало обсуждать предложение Тюрио, обсуждение затянулось, и голосование прошло лишь в час пополудни.
Было слишком поздно!
Эти четыре часа обошлись Европе в целое столетие!
Тальен оказался проворнее.
Когда ему поручили от имени коммуны передать приказ министру юстиции явиться в муниципалитет, он написал:
«Господин министр!
По получении настоящего письма вы должны явиться в ратушу».
Вот только он ошибся адресом! Вместо того чтобы адресовать его «Министру юстиции», он поставил: «Военному министру».
Ожидали Дантона, а пришел Серван, в смущении спрашивая, чего от него хотят: от него не хотели абсолютно ничего.
Недоразумение скоро разъяснилось, однако время было выиграно.
Мы сказали, что Собрание, вотируя предложение Дантона в час пополудни, опоздало; и действительно, коммуна не теряла времени даром.
Чего хотела коммуна? Бойни и диктатуры.
Вот как она поступила.
Как и говорил Дантон, убийц было не так уж много.
В ночь с 1 на 2 сентября, пока Жильбер безуспешно пытался спасти Андре, освободив ее из-под стражи в Аббатстве, Марат спустил своих собак на клубы и секции; хоть они и были бешеными, они не произвели на клубы ожидаемого впечатления, а из сорока восьми секций только две — секция Пуассоньер и секция Люксембург — проголосовали за бойню.
Что же касается диктатуры, то коммуна отлично понимала, что она может захватить власть от имени трех человек: Марата, Робеспьера, Дантона. Вот почему она приказала Дантону явиться в муниципалитет.
Читателям уже известно, что Дантон предвидел этот шаг: Дантон письма не получил и потому не явился.
Если бы он его получил, если бы из-за ошибки Тальена уведомление отнесли не в военное министерство, а в министерство юстиции, возможно, Дантон не посмел бы оказать неповиновение.
В его отсутствие коммуне пришлось принимать другое решение.
Она решила избрать комитет по надзору; правда, он мог быть избран только из членов коммуны.
Однако необходимо было ввести в этот комитет по убийству — вот его истинное название! — Марата. Но как это сделать? Ведь Марат не являлся членом коммуны.
За дело взялся Пани. Через своего бога Робеспьера, через своего шурина Сантера Пани имел влияние на муниципалитет, — нетрудно догадаться, что Пани, бывший прокурор, тугодум и тупица, автор нескольких нелепых стишков, не мог иметь никакого веса сам по себе; однако благодаря близости к Робеспьеру и Сантеру он, как мы сказали, пользовался в муниципалитете таким авторитетом, что ему было поручено выбрать трех человек, в дополнение к комитету по надзору.
Он остановил выбор на трех своих коллегах: Сержане, Дюплене, Журдее.
Они, со своей стороны, присовокупили еще пятерых:
Дефорга, Ланфана, Гермера, Леклера и Дюрфора.
Подлинный документ содержит четыре подписи: Пани, Сержана, Дюплена и Журдея; однако на полях можно разобрать еще одну подпись, принадлежащую, по-видимому, одному из четырех подписавшихся, весьма неразборчивую, в которой, впрочем, угадывается почерк Пани.
Это — имя Марата; Марата, не имевшего права состоять в этом комитете, не будучи членом коммуны
С появлением этого имени убийство стало неотвратимым.
Давайте посмотрим, какой размах оно приняло.
Мы сказали, что коммуна поступила совсем не так, как Собрание: она не стала терять времени даром.
В десять часов комитет по надзору был уже избран и отдал свой первый приказ; этот первый приказ имел целью перевести из мэрии, где заседал комитет, — мэрия находилась тогда там же, где теперь префектура полиции, — итак, первый приказ имел целью, как мы сказали, перевести из мэрии в Аббатство двадцать четыре пленника. Из этих двадцати четырех человек восемь или девять были священниками, то есть были облачены в рясу, вызывавшую в народе лютую ненависть: священники развязали гражданскую войну в Вандее и на Юге.
И вот за ними послали в тюрьму марсельских и авиньонских федератов, те подогнали ко входу четыре фиакра, осужденных рассадили по шесть человек в каждый, и фиакры покатили.
Сигналом к отправлению послужил третий пушечный выстрел.
Намерения коммуны были очевидны: медленная мрачная процессия из четырех фиакров вызовет в народе гнев; вполне вероятно, что по дороге к Аббатству или в его воротах фиакры будут остановлены, а арестованные перебиты; тогда останется не мешать резне идти своим чередом; начавшись на дороге или при входе в тюрьму, она без труда перекинется за ее порог.
В ту минуту, как фиакры выезжали из мэрии, Дантон самочинно решил войти в Собрание.
Предложение, внесенное Тюрио, потеряло смысл; было, как мы сказали, слишком поздно, и это решение уже невозможно было применить к коммуне.
Оставалась диктатура.
Дантон поднялся на трибуну; к несчастью, он был один: Ролан оказался чересчур честным, чтобы сопровождать своего собрата.
Ролана нигде не было видно, его просто-напросто не было в зале.
Итак, силу все видели, но напрасно члены Собрания спрашивали друг друга, где же честность.
Манюэль только что заявил в коммуне об опасности, нависшей над Верденом. Он предложил, чтобы в тот же вечер завербованные граждане собрались на Марсовом поле, а на рассвете следующего дня пошли на Верден.
Предложение Манюэля было принято.
Другой член коммуны предложил, принимая во внимание близкую опасность, открыть пальбу из пушек, ударить в набат, объявить общий сбор.
Второе предложение тоже было принято. Это была пагубная, убийственная, страшная мера при сложившихся к тому времени обстоятельствах: барабанная дробь, колокол, пушечная стрельба отдавались мрачным тревожным гулом даже в самых безмятежных душах. Так какой же отклик они должны были получить в сердцах тех, кто и без того был возбужден!
На это и рассчитывали инициаторы резни.
С первым пушечным выстрелом должны были повесить г-на де Босира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206