неужто перед ними герой 20 июня, тот самый король, поэтическую легенду о котором священники и женщины уже начали вышивать на траурном крепе?
И надобно сказать, что совсем не такого короля ожидали увидеть национальные гвардейцы.
Как раз в это время старый герцог де Майи, руководствуясь одним из тех добрых намерений, которыми вымощена дорога в преисподнюю, обнажает шпагу, бросается королю в ноги и блеющим голосом приносит клятву верности от своего имени, а также от имени французской аристократии, которую он представляет, обещая умереть за потомка Генриха IV.
Таким образом он допустил сразу две ошибки: Национальная гвардия отнюдь не пылала любовью к французской аристократии, которую представлял герцог де Майи; кроме того, гвардия собиралась защищать вовсе не потомка Генриха IV, а конституционного монарха.
Вот почему в ответ на крики «Да здравствует король!» со всех сторон грянуло: «Да здравствует нация!»
Надо было исправлять положение. Короля подтолкнули к лестнице, ведущей в Королевский двор. Увы, несчастный король, не доевший свой ужин, проспавший всего час вместо семи, натура совершенно земная, не имел больше собственной воли: он превратился в автомат, подчинявшийся чужой воле.
От кого же он получал этот заряд?
От королевы, натуры нервической, которая не ела и не спала вовсе.
Есть существа, устроенные настолько неудачно, что стоит обстоятельствам хоть раз оказаться выше их, как они терпят фиаско, за что бы ни брались. Вместо того, чтобы привлечь инакомыслящих на свою сторону, Людовик XVI, приближаясь к ним, будто нарочно стремился показать, как ничтожна гибнущая монархия, когда представляющий ее король не обладает ни гением, ни силой.
Во дворе, как и в апартаментах, роялисты все-таки прокричали «Да здравствует король!», на что в ответ грянуло «Да здравствует нация!»
А когда роялисты попытались настоять на своем, патриоты загалдели:
— Нет, нет, нет, никакого другого короля, кроме нации!
Король обратился к ним, почти умоляя:
— Да, дети мои, нация и ваш король есть и всегда будут единым целым!
— Принесите дофина, — шепнула Мария-Антуанетта принцессе Елизавете, — может быть, их сердца дрогнут при виде ребенка Пошли за Дофином.
Тем временем король продолжал этот томительный обход войск; вдруг ему в голову пришла весьма неудачная мысль: подойти к артиллеристам; дело в том, что артиллеристы все как один были республиканцами.
Если бы король умел говорить, он мог бы заставить себя слушать тех, кто по своим убеждениям был от него далек, и эта отчаянная попытка могла бы иметь успех; однако Людовик XVI не мог увлечь ни словом, ни жестом. Он пролепетал что-то несвязное; роялисты, желая подбодрить его, вновь прибегли к этому злополучному способу, уже дважды неудавшемуся: их крик «Да здравствует король!» едва не привел к столкновению.
Канониры оставили свои посты и, бросившись к королю, стали потрясать кулаками с криками:
— Не думаешь ли ты, что, защищая такого предателя, как ты, мы станем стрелять в своих братьев!? Королева потянула короля назад.
— Дофин! Дофин! — раздались голоса. — Да здравствует дофин!
Никто не подхватил этого призыва; бедный мальчик появился не вовремя; его выход был сорван, как говорят в театре.
Король возвратился во дворец, и это было настоящее отступление, почти бегство.
Добравшись до своей комнаты, король в изнеможении рухнул в кресло.
Оставшись в дверях, королева стала озираться, ища взглядом, на кого бы опереться.
Она заметила Шарни; он стоял, прислонившись к косяку двери в ее апартаменты; она подошла к нему.
— Ах, сударь, — молвила она, — все пропало.
— Боюсь, что так, ваше величество, — отвечал Шарни.
— Можем ли мы еще бежать?
— Слишком поздно, ваше величество!
— Что же нам остается делать?
— Умереть! — с поклоном отозвался Шарни. Королева тяжело вздохнула и ушла к себе.
Глава 29. ОТ ШЕСТИ ДО ДЕВЯТИ ЧАСОВ УТРА
Как только Мандэ был убит, коммуна назначила на место главнокомандующего Сантера, и тот приказал немедленно возвестить на всех улицах общий сбор, а также распорядился еще громче ударить в набат; потом он назначил патруль из числа патриотов, которые должны были доходить вплоть до Тюильри и особенно тщательно оберегать Собрание.
Вот почему в окрестностях Собрания всю ночь расхаживали патрули.
К десяти часам вечера на Елисейских полях была задержана группа людей, состоявшая из одиннадцати человек, вооруженных кинжалами, пистолетами и одним мушкетоном.
Эти одиннадцать человек сдались без сопротивления и были препровождены в караульное помещение фельянов.
Позднее были арестованы еще одиннадцать человек.
Их развели по разным комнатам.
На рассвете первой группе пленников удалось бежать, спрыгнув в сад и разбив ворота этого сада.
Одиннадцать других остались, еще надежнее запертые в неволе.
В семь часов утра во двор фельянов ввели молодого человека лет тридцати в форме и колпаке солдата Национальной гвардии. Безукоризненная форма, сверкающее оружие, прекрасные манеры вызвали подозрение в том, что это — переодетый аристократ, и гвардеец был задержан. Более всего поражала его невозмутимость.
Некто Бонжур, бывший приказчик, председательствовал в этот день в секции фельянов.
Он приступил к допросу национального гвардейца.
— Где вы были задержаны? — спросил он.
— На Террасе фельянов, — отвечал пленник.
— Что вы там делали?
— Направлялся во дворец.
— С какой целью?
— Исполнял приказ муниципалитета.
— Что вам предписывалось этим приказом?
— Проверить состояние дел и отчитаться главному прокурору, члену департаментского бюро.
— Приказ у вас при себе?
— Вот он.
Молодой человек вынул из кармана бумагу.
Председатель развернул ее и прочел:
«Солдату Национальной гвардии, имеющему на руках этот приказ, предписано пройти во дворец с целью проверки состояния дел и отчитаться об увиденном господину главному прокурору, члену департаментского бюро.
Буари, -Леру, офицеры муниципалитета.»
Приказ был составлен по всей форме; однако подписи могли быть подделаны; в ратушу послали человека с поручением проверить их подлинность.
Последний арест собрал во дворе фельянов большую толпу зевак, и уже стали раздаваться голоса, — а во время народных сборищ всегда звучат такие голоса,
— требовавшие расправы над пленниками.
Оказавшийся там комиссар муниципалитета понял, что нельзя позволить крикунам почувствовать свою силу.
Он поднялся на ступени, чтобы обратиться к толпе с просьбой разойтись.
В ту минуту, когда собравшиеся готовы были, возможно, поддаться на уговоры офицера, вернулся тот, кого посылали в ратушу для уточнения подлинности подписей двух членом муниципалитета, и объявил, что приказ действителен и что можно освободить из-под стражи его предъявителя Сюло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206
И надобно сказать, что совсем не такого короля ожидали увидеть национальные гвардейцы.
Как раз в это время старый герцог де Майи, руководствуясь одним из тех добрых намерений, которыми вымощена дорога в преисподнюю, обнажает шпагу, бросается королю в ноги и блеющим голосом приносит клятву верности от своего имени, а также от имени французской аристократии, которую он представляет, обещая умереть за потомка Генриха IV.
Таким образом он допустил сразу две ошибки: Национальная гвардия отнюдь не пылала любовью к французской аристократии, которую представлял герцог де Майи; кроме того, гвардия собиралась защищать вовсе не потомка Генриха IV, а конституционного монарха.
Вот почему в ответ на крики «Да здравствует король!» со всех сторон грянуло: «Да здравствует нация!»
Надо было исправлять положение. Короля подтолкнули к лестнице, ведущей в Королевский двор. Увы, несчастный король, не доевший свой ужин, проспавший всего час вместо семи, натура совершенно земная, не имел больше собственной воли: он превратился в автомат, подчинявшийся чужой воле.
От кого же он получал этот заряд?
От королевы, натуры нервической, которая не ела и не спала вовсе.
Есть существа, устроенные настолько неудачно, что стоит обстоятельствам хоть раз оказаться выше их, как они терпят фиаско, за что бы ни брались. Вместо того, чтобы привлечь инакомыслящих на свою сторону, Людовик XVI, приближаясь к ним, будто нарочно стремился показать, как ничтожна гибнущая монархия, когда представляющий ее король не обладает ни гением, ни силой.
Во дворе, как и в апартаментах, роялисты все-таки прокричали «Да здравствует король!», на что в ответ грянуло «Да здравствует нация!»
А когда роялисты попытались настоять на своем, патриоты загалдели:
— Нет, нет, нет, никакого другого короля, кроме нации!
Король обратился к ним, почти умоляя:
— Да, дети мои, нация и ваш король есть и всегда будут единым целым!
— Принесите дофина, — шепнула Мария-Антуанетта принцессе Елизавете, — может быть, их сердца дрогнут при виде ребенка Пошли за Дофином.
Тем временем король продолжал этот томительный обход войск; вдруг ему в голову пришла весьма неудачная мысль: подойти к артиллеристам; дело в том, что артиллеристы все как один были республиканцами.
Если бы король умел говорить, он мог бы заставить себя слушать тех, кто по своим убеждениям был от него далек, и эта отчаянная попытка могла бы иметь успех; однако Людовик XVI не мог увлечь ни словом, ни жестом. Он пролепетал что-то несвязное; роялисты, желая подбодрить его, вновь прибегли к этому злополучному способу, уже дважды неудавшемуся: их крик «Да здравствует король!» едва не привел к столкновению.
Канониры оставили свои посты и, бросившись к королю, стали потрясать кулаками с криками:
— Не думаешь ли ты, что, защищая такого предателя, как ты, мы станем стрелять в своих братьев!? Королева потянула короля назад.
— Дофин! Дофин! — раздались голоса. — Да здравствует дофин!
Никто не подхватил этого призыва; бедный мальчик появился не вовремя; его выход был сорван, как говорят в театре.
Король возвратился во дворец, и это было настоящее отступление, почти бегство.
Добравшись до своей комнаты, король в изнеможении рухнул в кресло.
Оставшись в дверях, королева стала озираться, ища взглядом, на кого бы опереться.
Она заметила Шарни; он стоял, прислонившись к косяку двери в ее апартаменты; она подошла к нему.
— Ах, сударь, — молвила она, — все пропало.
— Боюсь, что так, ваше величество, — отвечал Шарни.
— Можем ли мы еще бежать?
— Слишком поздно, ваше величество!
— Что же нам остается делать?
— Умереть! — с поклоном отозвался Шарни. Королева тяжело вздохнула и ушла к себе.
Глава 29. ОТ ШЕСТИ ДО ДЕВЯТИ ЧАСОВ УТРА
Как только Мандэ был убит, коммуна назначила на место главнокомандующего Сантера, и тот приказал немедленно возвестить на всех улицах общий сбор, а также распорядился еще громче ударить в набат; потом он назначил патруль из числа патриотов, которые должны были доходить вплоть до Тюильри и особенно тщательно оберегать Собрание.
Вот почему в окрестностях Собрания всю ночь расхаживали патрули.
К десяти часам вечера на Елисейских полях была задержана группа людей, состоявшая из одиннадцати человек, вооруженных кинжалами, пистолетами и одним мушкетоном.
Эти одиннадцать человек сдались без сопротивления и были препровождены в караульное помещение фельянов.
Позднее были арестованы еще одиннадцать человек.
Их развели по разным комнатам.
На рассвете первой группе пленников удалось бежать, спрыгнув в сад и разбив ворота этого сада.
Одиннадцать других остались, еще надежнее запертые в неволе.
В семь часов утра во двор фельянов ввели молодого человека лет тридцати в форме и колпаке солдата Национальной гвардии. Безукоризненная форма, сверкающее оружие, прекрасные манеры вызвали подозрение в том, что это — переодетый аристократ, и гвардеец был задержан. Более всего поражала его невозмутимость.
Некто Бонжур, бывший приказчик, председательствовал в этот день в секции фельянов.
Он приступил к допросу национального гвардейца.
— Где вы были задержаны? — спросил он.
— На Террасе фельянов, — отвечал пленник.
— Что вы там делали?
— Направлялся во дворец.
— С какой целью?
— Исполнял приказ муниципалитета.
— Что вам предписывалось этим приказом?
— Проверить состояние дел и отчитаться главному прокурору, члену департаментского бюро.
— Приказ у вас при себе?
— Вот он.
Молодой человек вынул из кармана бумагу.
Председатель развернул ее и прочел:
«Солдату Национальной гвардии, имеющему на руках этот приказ, предписано пройти во дворец с целью проверки состояния дел и отчитаться об увиденном господину главному прокурору, члену департаментского бюро.
Буари, -Леру, офицеры муниципалитета.»
Приказ был составлен по всей форме; однако подписи могли быть подделаны; в ратушу послали человека с поручением проверить их подлинность.
Последний арест собрал во дворе фельянов большую толпу зевак, и уже стали раздаваться голоса, — а во время народных сборищ всегда звучат такие голоса,
— требовавшие расправы над пленниками.
Оказавшийся там комиссар муниципалитета понял, что нельзя позволить крикунам почувствовать свою силу.
Он поднялся на ступени, чтобы обратиться к толпе с просьбой разойтись.
В ту минуту, когда собравшиеся готовы были, возможно, поддаться на уговоры офицера, вернулся тот, кого посылали в ратушу для уточнения подлинности подписей двух членом муниципалитета, и объявил, что приказ действителен и что можно освободить из-под стражи его предъявителя Сюло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206