Несколько успокоенный, Георгий проводил Луарсаба в глубину сада. Окруженная каштанами и чинарами площадка устлана персидскими коврами. По краям — мутаки, подушки. У дерева — единственное кресло и восьмиугольный черный с инкрустациями столик. Вокруг набросаны пышные розы. Луарсаб опустился в кресло. Слуги торопливо принесли на чеканном подносе в золотом кувшине вино, в персидских вазах сладости и фрукты. На золотой чаше сверкало изречение Шота Руставели: «Что ты спрятал, то пропало. Что ты отдал, то твое».
Луарсаб возбужденно шутил. Шадиман, опустившись у ног царя, тонко поддерживал шутки развеселившегося Луарсаба, но сам внимательно смотрел на золотую посуду, догадываясь об исфаханской щедрости. Розовые тени тонули в фиолетовом тумане, вырисовывались настороженные горы, легкая свежесть скользила по веткам. Гости с чашами в руках, сопровождаемые пандуристами, танцуя, окружили Луарсаба. На подушках расположились князья, слушая импровизацию певца:
Пир князей забурлил,
Звоны чар
У чинар
Карталинских долин,
Любит кудри чинар
Гулинар,
Но сардар
Любит рог крепких вин.
Ах, чонгури, чонгури,
Чонгури,
Чары вин, чары сдвинь!
Пой, струна!
Свод над Картли
Из синей глазури…
Пей, страна
Золотого руна!
Толпы ностевцев, приезжих крестьян окружили площадку.
Остроумие Луарсаба вызывало бурный восторг. Только Баака не смеялся. Начальник метехской стражи по привычке поставил за площадкой телохранителей и безотчетно настороженно ждал событий. Они не преминули нахлынуть…
Луарсаб шутками старался забыться, но образ Тэкле сверкал лезвием кинжала.
— Мой Шадиман, — сказал шепотом царь, — темно без нее…
Шадиман встал, держа высоко наполненную вином чашу.
— Друг Георгий, царь пьет за прекрасную Русудан.
Это был намек о желании царя видеть на пиру женщин. С громкими криками пожелания здоровья Русудан гости поднялись с поднятыми над головой чашами и рогами: Георгий, раскланявшись во все стороны, послал Папуна к Русудан.
Русудан, окруженная гостями, подошла к царю, поклонилась и, раскланявшись во все стороны, опустилась на подушки со всеми княгинями против мужчин.
Луарсаб взволновался. Среди женщин не было Тэкле.
Шадиман, смеясь, тихо похвалил зоркость Русудан… Острые пальцы сжали плечо насмешника.
— Должна быть здесь!
— Будь осторожен, мой светлый царь. Бушующая кровь — плохой советник.
Но Луарсаб упрямо, как в детстве, продолжал твердить:
— Должна быть здесь.
Вновь поднял наполненную чашу Шадиман:
— Дорогой Георгий, я слышал — прекрасная, как солнечный день, как звездная ночь, Тэкле не менее искусна в танцах. Быть может, красавица усладит взор царя?..
Уклончиво напомнил Саакадзе о девушках Носте. Луарсаб любезно рассмеялся: разве можно томить женщин, жаждущих рыцарского восхищения? И действительно, юные ностевки вызвали шумные рукоплескания танцами и красотой.
Теряя голову, царь умолял Шадимана какой угодно ценой добиться прихода Тэкле. Но изощрения и хитрая лесть царедворца разбивались о твердое решение Саакадзе не показывать больше сестру.
Луарсаб понял и внезапно поднялся. Веселым, может быть, слишком нетерпеливым голосом он сказал:
— Георгий, прошу прекрасную Тэкле оказать мне честь.
Ковер колыхнулся. Придушенно жужжали:
— Не слишком ли много чести оказано Саакадзе?
— Как согнулся перед царем, как понесся к замку…
— А Русудан? Всегда гордостью страдала…
— Нестан радуется, Гульшари на мел похожа…
— Опять Метехи закипит…
— Теперь трое состязаться за царя будут…
— Нет, Нестан родственнице уступит, выгодно…
— Гульшари средство знает…
— Такое средство каждая женщина имеет…
— Хи-хи-хи. Нато всегда развеселит…
Саакадзе вел трепещущую Тэкле. Мелодично запели чонгуристы. Робко взметнулись тонкие руки. Дрогнули струны — и в застывшей тиши птицами взвились двое. Тэкле, спасаясь от неумолимого рока, почти не касалась заколдованного ковра. Луарсаб, теряя самообладание, преследовал ее, изгибаясь как на охоте.
Все смотрели в оцепенении. И никто не подозревал, как дорого заплатит Картли за этот странный танец.
Вот, вот, совсем близко. Тэкле слышит бурное дыхание. Брызнуло горячее солнце, ослепило, закружилось, завертелось, и Тэкле с немой мольбой упала к ногам царя… Все уплыло, умчалось, о радость, они одни. Луарсаб пламенно схватил любимую…
Один миг, даже не все видели. Русудан налетела, вырвала полуживую Тэкле и резко сказала:
— Когда царь оказывает простой девушке столько внимания, сердцу трудно перенести…
— Русудан, — едва слышно произнес царь, — береги для меня, больше своих глаз береги…
Испуганно вскинула глаза Русудан и почти на руках унесла Тэкле. Баака тихо придвинулся, держа наготове саблю. Саакадзе тяжелым взглядом проводил ушедших и, овладев собой, извинился перед царем за нездоровье сестры. Тихо, только для Георгия, упали слова:
— Верь мне, Георгий… После поговорим… — И громко добавил: — А теперь можешь напоить своего царя и делать с ним, что хочешь.
Князья, положив руки на рукоятки оружия, напряженно ждали и удивленно вслед за Луарсабом опустились на подушки. И снова колючие ветки и стрелы:
— Руку царю целует, за сестру благодарит, при всех обнял…
— С плебеями не стесняются…
— Иногда, Гульшари, и с княгинями не стесняются.
— Хорешани это хорошо знает. К некоторым азнауры, как мухи, в окно лезут…
— От любви рискуют. А к некоторым без стеснения через дверь ходят. Мужья тоже довольны, дань получают…
— Правда, многие так возвышаются…
— Хи-хи-хи… Нато всегда развеселит…
Только умная Нестан оценила происшедшее и громко выразила желание успокоить белоснежную розу, хотя близость прекрасного из прекрасных царей и более искусных заставляет терять голову… Быстрый обмен взглядами — и Луарсаб радостно подумал: «Если Нестан вмешалась, увижу любимую очень скоро… Может быть, сегодня ночью…» Оглянулся на князей. Гульшари! И страх за Тэкле внезапно овладел им…
Долго длился освещенный ожерельем факелов и луной пир. Но в полночь, к изумлению всех, Луарсаб заявил о желании вернуться в Цхирети.
— Боится набросить тень на Тэкле, — верно определил Мирван.
Саакадзе напомнил царю обещание пировать два дня… Луарсаб ласково улыбнулся. Правда, было такое намерение, но необходимо ночной прогулкой освежить пьяные головы князей.
Выпитое счастье не помешало Луарсабу легко вскочить на коня. Он любезно предложил Гульшари быть его собеседницей.
— Опасается оставить здесь змею, — прошептала Хорешани на ухо Зурабу.
Намек царя поняли, и, несмотря на тяжесть в ногах и головах, князья торопливо садились на коней.
Саакадзе с «Дружиной барсов», толпой азнауров и крестьян, с ярко зажженными факелами поехали сопровождать царя… Если царь после двух бурдюков вина может проехать четыре часа, то «барсам» нетрудно восемь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162