В углах тонких губ настоятеля спряталась улыбка: «Благодаря его умению все останутся довольны, он, Трифилий, приобретет еще большее влияние на дела царства, а щедрые вклады увеличат богатство монастыря. Кроме виноградников царицы и золотых сосудов Орбелиани, Магаладзе обещали в случае устройства для Астан знатного жениха отписать монастырю большой надел пахотной земли, двадцать душ месепе, сорок буйволов, сто овец и жемчужную нить для кватахевской божьей матери».
«А пока обобранная Нестан вырастет, — продолжал думать Трифилий, — для нее найдется чье-нибудь имение. Вот у Квели Церетели некрепко голова на плечах сидит, он, баран, первый на шампур попадет. Потом можно подумать о князе Качибадзе, тоже во сне на белом коне в Тбилиси въезжает с царской шашкой и поясом».
Благодушные мысли размягчили настоятеля, и он охотно принял приглашение Георгия X остаться в Твалади до вечера.
Замок азнаура Квливидзе, расположенный посреди его владений, резко отличался от замков княжеских. Но Квливидзе не замечал отсутствия венецианских стекол, грозных угловых бойниц, зубчатых стен и фамильного склепа и считал личными врагами всех, неосторожно называвших его замок домом.
Одна мысль, что князья, особенно подобные Магаладзе, выше по государственному положению его, азнаура, приводила Квливидзе в неистовство.
В царский замок он всегда являлся щегольски одетым, обвешанным дорогим оружием. Его сопровождала конная дружина на одноцветных конях под тонкосуконными чепраками. В Тбилиси он посещал многочисленных друзей, привозил щедрые подарки, считался незаменимым толумбашем, швырял монетами, шумел на майдане и добился славы богатого и щедрого азнаура.
Но дома приходилось постоянно ломать голову над изысканием способа выколачивать деньги для пополнения вечно пустующего кисета.
Георгий, приехавший из Носте по приглашению Квливидзе, застал азнаура как раз за этим занятием.
На широком дворе под большим ореховым деревом, на грубой скамье сидел, расстегнув архалук, Квливидзе.
Около него теснились верные дружинники и писец с гусиным пером. Вокруг азнаура на корточках сидели крестьяне, держа в руках бурдючки с вином, кошелки с сыром, птицу, кувшины с медом и маслом, завязанные в платки монеты. Крестьяне терпеливо ждали разбора своих тяжебных дел. Впрочем, Квливидзе не любил утруждать себя судебной процедурой, он решал все дела быстро, руководясь местными обычаями, и только жалел, что более важные дела, как убийства или смертельные ранения, сулящие большие откупы, приходилось по закону отсылать в Тбилиси на суд к мдиванбегам.
Закончив суд и приказав своему мсахури разместить «судебные пошлины», он радушно пригласил Саакадзе переступить порог его замка и до скромного стола побеседовать о важном деле.
В беседке тенистого сада Георгий увидел азнауров Гуния и Асламаза, азартно играющих в нарды. Ноздри Саакадзе защекотал пряный запах приготовляемых где-то поблизости яств.
Гуния закрыл нарды, и сразу лица стали суровые, непроницаемые. Квливидзе, расправив пышные усы, напоминавшие ангорскую шерсть, немедля приступил к делу:
— Говорят, твои месепе уже мсахурства требуют, а глехи меньше, чем князя, не хотят?
— На своей земле я хозяин, — насторожился Георгий.
Асламаз круто повернулся к Саакадзе.
— Шутить не собираемся, владения получил — должен быть настоящим азнауром, а не Али-бабой из «Тысячи одной ночи…»
— Какой пример подаешь?.. — резко взвизгнул Гуния. — Уже в моей деревне народ по углам шепчется. Ты что, отдельное царство решил устроить? Не знаешь картлийских законов?
Георгий сверкнул упрямыми глазами.
— Я сам был беден и не допущу на своей земле несправедливости. С народом хочу жить.
— С народом?! — рассмеялся Квливидзе. — А почему владение принял? Мы все, грузины, друг другу братья, а только в каждой семье есть старший брат, есть младший… Даже на небе не все ангелы в одинаковой цене у бога… хорошо, что там, кроме перьев, не на что цену сбивать.
Георгий удивленно посмотрел на Квливидзе.
Гуния нетерпеливо одернул рукав чохи.
— Против святого евангелия действуешь. Церковь смирение проповедует, а ты своих людей куда ведешь, какие свободные мысли внушаешь? Ни церковь, ни князья, ни азнауры тебе такое не позволят. — Гуния вдруг вскочил, яростно взъерошил волосы и снова упал на скамью. — Вот Кватахевский монастырь уже царю жалобу на тебя послал. А Магаладзе слух пустили, что ты турками после войны подкуплен. Всех против себя вооружаешь, на какую опасную дорогу стал?
Георгий, внутренне пораженный всем слышанным, старался сохранить спокойствие:
— Магаладзе за клевету я в свое время голову сниму… Я против закона ничего не сделал. Евангелие говорит: «Люби ближнего…»
— А почему с Магаладзе не целуешься? Ближе его соседа не имеешь, — возразил Квливидзе. — Что ты, слепой? С месепе нашел время возиться, когда завтра все азнауры в непроданной шерсти задохнутся.
— А если ты не продашь, чем своих людей кормить будешь? Спасибо тебе скажут за голое звание, — насмешливо добавил Асламаз, открыв нарды и подбросив игральные кости.
— Многим голое звание дороже богатого рабства, — успел вставить Саакадзе в непрерывный поток доводов и скрытых угроз.
Квлизидзе, вскочив, навалился на стол:
— Главное ты забыл: царь легко владение дал, еще легче отобрать может.
Холод сдавил сердце Георгия: он представил себе возвращение в убогий дом, к жалкому существованию бедного азнаура…
Азнауры, заметив бледность Георгия, переглянулись и еще яростнее стали доказывать бессмысленность его поступков.
— Запомни: один ничего не сделаешь, или князья, или казахи уничтожат, — продолжал Асламаз, щелчком сбросив со стола божью коровку.
— Мои ностевские друзья тоже азнауры…
— «Дружина барсов»? Только одно умно сделал — отпустил азнаурские семьи; для сословия азнауров так лучше. Но пока «барсы» хвост распустят, ты без хвоста останешься. — Квливидзе вытер вспотевшую шею ярким платком. — Вот посольство русийское едет, уже приказ от царя имеем, ты тоже получишь, пять новых одежд заготовить нужно, дружину во все новое одеть обязаны, седла коням с серебряной отделкой сделать, перед русийским посольством богатством Картли блеснуть должны.
— А ты откуда возьмешь? — порывисто вскричал Гуния; его маленькие черные усики гневно навострились. — Мы давно богатые азнауры, и то головы ломаем, князья крепко нас за горло взяли, всю Грузию на мелкие куски разорвали, царя, как кошку в мешке, держат, а ты с месепе возишься, баранов глехи раздаешь… Выгодное дело для азнаура.
— Уже все сказали, а что не сказали, сам догадаешься… — хрипло обрезал Квливидзе. — Хочешь с азнаурами быть, будешь поступать, как азнаур, а сословие позорить не допустим.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162