Захватишь их владения, объединишь разрозненную Картли, укротишь князей… Царь, о мой царь! Не медли, именем Тэкле умоляю…
— Что говоришь? Тэкле будет любить предателя?!
— Не предателя, а повелителя, такой случай больше не повторится… Умоляю, ударь в тамбури, шире открою окно… О, если бы смела сама. Вот, вот молоток, возьми, царь, совсем легкий, каждый день таким ударом слуг зовешь… Возьми, царь, только руку поднять…
— Да, да, надо решиться. Избегну междоусобия, распри, мщения, брошу непокорных в подземелье и спрячусь за щит Великого Моурави…
— О царь, идет гроза! Молоток! Железный молоток! От него по всей Картли гул пойдет!..
Луарсаб судорожно сжал золоченую ручку.
«Один удар, сюда ворвется Моурави, и… я останусь один… Да, да, сейчас ударю по владетелям замков Картли… Кровавый Луарсаб Второй… предатель, заманивший князей на… на смотр войска, иначе они не приехали бы без дружин… Но тогда получу Тэкле. Тэкле — мое счастье, жизнь, слава!.. Мать! Да, она с Шадиманом… его первого надо убить… Убить всех, и сразу конец… Как великий шах Аббас — воткнуть шашку в рот первому советнику. Так погиб Муршид-Кулихан, возведший на престол Аббаса, так погибнет мой учитель, и я тоже останусь великим Луарсабом… Сразу конец… Как тяжела рука…»
— Скорее, скорее, царь, — задыхалась Нестан, — о, уже поднял руку. О мой царь! Вот, вот тамбури… Куда смотришь, царь? О, о, о… Рука опустила молоток. Мы все погибли! Сюда идут!
Нестан рванулась к стене.
Шадиман вошел радостной, легкой походкой.
— Могущественный царь, мне, доблестному Нугзару и Андукапару удалось сократить языки и руки сумасшедших князей… Ты должен простить… Привыкли, с древности пользуются правами вмешиваться не в свое дело… Пора знать: Шадиман не мог воспитать слабовольного царя…
— Шадиман, дорогой Шадиман…
Луарсаб весь дрожал, сгибались колени, к вискам прилипли мокрые волосы. Он нервно схватил голову Шадимана, осыпал лицо поцелуями. Вмиг отхлынуло пережитое… Опять все по-старому: хорошо, весело, без братской крови, без жестокостей к преданным князьям… Шадиман прав — нельзя сердиться, с древних времен привыкли… Этого следовало ожидать, не на русийской царевне женюсь.
Шадиман пристально смотрел на Луарсаба, на разорванный ворот куладжи и перевел взгляд на молоток, на прижавшуюся к стене мраморную Нестан… Да, уступить, во всем уступить, спасти власть князей, но последний ход в «сто забот» за нами…
— Царь, ты выронил молоток, может, хотел распорядиться приготовиться к смотру войска?
— Ты прав, дорогой Шадиман… Вот и Нестан просит разрешения княгиням присутствовать на смотру… Хорошо, Нестан, я доставлю тебе удовольствие видеть любимого Зураба в боевом вооружении.
Нестан гордо выпрямилась:
— Я видела любимого Зураба в боевом вооружении, когда князь, как и вся Картли, бросился на зов Моурави к Сурамской долине…
У себя в комнате Нестан, обессиленная, упала на ковер… Все кончено, все пропало! О, какой план у Георгия! Уничтожить противников, уничтожить власть враждебных князей, только царь, Эристави, Мухран-батони и Цицишвили… Она, Нестан, первая княгиня в замке, после царицы первая… Зураб вместо Шадимана… Нестан сжала пылающую голову… Все цари слабы, разве Луарсаб знает, что потерял? За Шадимана, словно малолетний за ленту матери, держится… Постепенно ее мысли приняли более тревожный характер… Царь Шадиману расскажет или сам начнет мстить. За… заговор, хотя бы и в интересах царя… Тогда изгнание? Ананури… Расстаться навсегда с Метехи, где выросла, где каждый камень дорог. Пусть Ананури — город владетелей Эристави, но разве там кипит жизнь? Разве там борьба за первенство? Нет, нет! Только бы не покинуть Метехи…
Она вздрогнула. Тихо стукнула дверь, вошел молодой князь Кайхосро, в руках — груда белых роз.
— Госпожа, царь приветствует прекрасную Нестан и просит принять розы в знак признательности…
Нестан радостно тряхнула золотыми кудрями: опять все по-старому — весело, легко, не надо думать… Все по-старому: без крови, без изгнания, опять в Метехи…
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
Сначала тихо, придушенно ползли по дорогам, городам и деревням темные слухи. Неизвестные люди, таинственно оглядываясь, шептали страшные слова. Вначале от шептунов шарахались, потом стали испуганно прислушиваться.
На майданах шныряли мрачные старики:
— Люди, молитесь за царя, за Картли, большое несчастье идет.
Распустив седые космы, хитрые старухи поднимали к небу гнойные, слезливые глаза, грязными ногтями царапали шершавую грудь и жалобно выли. Вокруг «пророчиц» собирался народ.
— Вай ме, вай ме! Не будет больше сиять небо, налетела туча. Колдунья обнажила клыки, закружила свой глаз, подняла хвост, и дрожит от ее гнева Табакела. Вай ме, вай ме! Косматый каджи зашагал по уступам скал, блестит нагрудный топор, стучат алмазные зубы… Вай ме, вай ме! Крепко сидят на земле прислужницы колдуньи, напоили нашего светлого царя любовным напитком. Люди, люди, молитесь за нашего чистого ангела царя!
В церквах, монастырях неизвестные люди щедро оплачивали молебны за «здравие» царя. Неурочный колокольный звон тревожил беспокойным любопытством.
В духанах неизвестные люди щедро угощали всех желающих. Лились пьяные слезы, тяжело падали угрозы врагам возлюбленного царя.
— Не допустит народ ведьму овладеть сердцем доброго, как бог, царя. Разрушит народ козни колдуньи…
В придорожных духанах полубезумные мествире, дуя в гуда, выплясывали сумасшедшие танцы, призывали народ послушать о злобствующих чинках.
Уже громко причитают женщины, уже точат шашки мужчины, уже не смолкает колокольный звон. В переполненных церквах люди обливают слезами иконы, молят защитить царя от надвигающейся опасности.
Деревни вокруг Мцхета особенно наполнены тревогой. В первопрестольном Мцхета вдруг, от неизвестной причины вспыхнул пожар, в Сасхори пропало стадо овец, в Ничбиси задушены в люльках три младенца, в Дзегви женщина родила хвостатую тройню, а в Ниаби церковная стена треснула накануне Нового года…
Крестятся крестьяне, заслышав в ночи стук копыт.
Угрюмо смеется Черный башлык:
— Сколько деревень наши люди и мы объехали, ни один человек ночью не вышел посмотреть, кто скот пугает, кто огонь разбрасывает.
— Боятся! Ночью хорошо, ночь всегда тайну бережет, — рассмеялся Сандро.
И скачут два всадника все дальше, тревожа и запугивая доверчивый народ.
Боязливо оглядываясь на обгорелую церковь, шепчутся крестьяне:
— Плохо о Черном башлыке говорили, а он монеты на починку церкви дал.
— На месяц о здоровье царя молебен служить заказал.
— Священнику тоже три марчили подарил.
— А Сандро, племянник добрый Кето, как о царе беспокоится!..
— Люди, люди!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162
— Что говоришь? Тэкле будет любить предателя?!
— Не предателя, а повелителя, такой случай больше не повторится… Умоляю, ударь в тамбури, шире открою окно… О, если бы смела сама. Вот, вот молоток, возьми, царь, совсем легкий, каждый день таким ударом слуг зовешь… Возьми, царь, только руку поднять…
— Да, да, надо решиться. Избегну междоусобия, распри, мщения, брошу непокорных в подземелье и спрячусь за щит Великого Моурави…
— О царь, идет гроза! Молоток! Железный молоток! От него по всей Картли гул пойдет!..
Луарсаб судорожно сжал золоченую ручку.
«Один удар, сюда ворвется Моурави, и… я останусь один… Да, да, сейчас ударю по владетелям замков Картли… Кровавый Луарсаб Второй… предатель, заманивший князей на… на смотр войска, иначе они не приехали бы без дружин… Но тогда получу Тэкле. Тэкле — мое счастье, жизнь, слава!.. Мать! Да, она с Шадиманом… его первого надо убить… Убить всех, и сразу конец… Как великий шах Аббас — воткнуть шашку в рот первому советнику. Так погиб Муршид-Кулихан, возведший на престол Аббаса, так погибнет мой учитель, и я тоже останусь великим Луарсабом… Сразу конец… Как тяжела рука…»
— Скорее, скорее, царь, — задыхалась Нестан, — о, уже поднял руку. О мой царь! Вот, вот тамбури… Куда смотришь, царь? О, о, о… Рука опустила молоток. Мы все погибли! Сюда идут!
Нестан рванулась к стене.
Шадиман вошел радостной, легкой походкой.
— Могущественный царь, мне, доблестному Нугзару и Андукапару удалось сократить языки и руки сумасшедших князей… Ты должен простить… Привыкли, с древности пользуются правами вмешиваться не в свое дело… Пора знать: Шадиман не мог воспитать слабовольного царя…
— Шадиман, дорогой Шадиман…
Луарсаб весь дрожал, сгибались колени, к вискам прилипли мокрые волосы. Он нервно схватил голову Шадимана, осыпал лицо поцелуями. Вмиг отхлынуло пережитое… Опять все по-старому: хорошо, весело, без братской крови, без жестокостей к преданным князьям… Шадиман прав — нельзя сердиться, с древних времен привыкли… Этого следовало ожидать, не на русийской царевне женюсь.
Шадиман пристально смотрел на Луарсаба, на разорванный ворот куладжи и перевел взгляд на молоток, на прижавшуюся к стене мраморную Нестан… Да, уступить, во всем уступить, спасти власть князей, но последний ход в «сто забот» за нами…
— Царь, ты выронил молоток, может, хотел распорядиться приготовиться к смотру войска?
— Ты прав, дорогой Шадиман… Вот и Нестан просит разрешения княгиням присутствовать на смотру… Хорошо, Нестан, я доставлю тебе удовольствие видеть любимого Зураба в боевом вооружении.
Нестан гордо выпрямилась:
— Я видела любимого Зураба в боевом вооружении, когда князь, как и вся Картли, бросился на зов Моурави к Сурамской долине…
У себя в комнате Нестан, обессиленная, упала на ковер… Все кончено, все пропало! О, какой план у Георгия! Уничтожить противников, уничтожить власть враждебных князей, только царь, Эристави, Мухран-батони и Цицишвили… Она, Нестан, первая княгиня в замке, после царицы первая… Зураб вместо Шадимана… Нестан сжала пылающую голову… Все цари слабы, разве Луарсаб знает, что потерял? За Шадимана, словно малолетний за ленту матери, держится… Постепенно ее мысли приняли более тревожный характер… Царь Шадиману расскажет или сам начнет мстить. За… заговор, хотя бы и в интересах царя… Тогда изгнание? Ананури… Расстаться навсегда с Метехи, где выросла, где каждый камень дорог. Пусть Ананури — город владетелей Эристави, но разве там кипит жизнь? Разве там борьба за первенство? Нет, нет! Только бы не покинуть Метехи…
Она вздрогнула. Тихо стукнула дверь, вошел молодой князь Кайхосро, в руках — груда белых роз.
— Госпожа, царь приветствует прекрасную Нестан и просит принять розы в знак признательности…
Нестан радостно тряхнула золотыми кудрями: опять все по-старому — весело, легко, не надо думать… Все по-старому: без крови, без изгнания, опять в Метехи…
ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
Сначала тихо, придушенно ползли по дорогам, городам и деревням темные слухи. Неизвестные люди, таинственно оглядываясь, шептали страшные слова. Вначале от шептунов шарахались, потом стали испуганно прислушиваться.
На майданах шныряли мрачные старики:
— Люди, молитесь за царя, за Картли, большое несчастье идет.
Распустив седые космы, хитрые старухи поднимали к небу гнойные, слезливые глаза, грязными ногтями царапали шершавую грудь и жалобно выли. Вокруг «пророчиц» собирался народ.
— Вай ме, вай ме! Не будет больше сиять небо, налетела туча. Колдунья обнажила клыки, закружила свой глаз, подняла хвост, и дрожит от ее гнева Табакела. Вай ме, вай ме! Косматый каджи зашагал по уступам скал, блестит нагрудный топор, стучат алмазные зубы… Вай ме, вай ме! Крепко сидят на земле прислужницы колдуньи, напоили нашего светлого царя любовным напитком. Люди, люди, молитесь за нашего чистого ангела царя!
В церквах, монастырях неизвестные люди щедро оплачивали молебны за «здравие» царя. Неурочный колокольный звон тревожил беспокойным любопытством.
В духанах неизвестные люди щедро угощали всех желающих. Лились пьяные слезы, тяжело падали угрозы врагам возлюбленного царя.
— Не допустит народ ведьму овладеть сердцем доброго, как бог, царя. Разрушит народ козни колдуньи…
В придорожных духанах полубезумные мествире, дуя в гуда, выплясывали сумасшедшие танцы, призывали народ послушать о злобствующих чинках.
Уже громко причитают женщины, уже точат шашки мужчины, уже не смолкает колокольный звон. В переполненных церквах люди обливают слезами иконы, молят защитить царя от надвигающейся опасности.
Деревни вокруг Мцхета особенно наполнены тревогой. В первопрестольном Мцхета вдруг, от неизвестной причины вспыхнул пожар, в Сасхори пропало стадо овец, в Ничбиси задушены в люльках три младенца, в Дзегви женщина родила хвостатую тройню, а в Ниаби церковная стена треснула накануне Нового года…
Крестятся крестьяне, заслышав в ночи стук копыт.
Угрюмо смеется Черный башлык:
— Сколько деревень наши люди и мы объехали, ни один человек ночью не вышел посмотреть, кто скот пугает, кто огонь разбрасывает.
— Боятся! Ночью хорошо, ночь всегда тайну бережет, — рассмеялся Сандро.
И скачут два всадника все дальше, тревожа и запугивая доверчивый народ.
Боязливо оглядываясь на обгорелую церковь, шепчутся крестьяне:
— Плохо о Черном башлыке говорили, а он монеты на починку церкви дал.
— На месяц о здоровье царя молебен служить заказал.
— Священнику тоже три марчили подарил.
— А Сандро, племянник добрый Кето, как о царе беспокоится!..
— Люди, люди!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162