— Постой, Папуна… Что же ты предлагаешь, ведь надо зиму народ кормить?
— Можно, батоно, сорок месепе продать. Управляющий Магаладзе хорошую цену давал, десять девушек для работы на шелк им нужны, тридцать парней. Можно подкормить месепе дней десять — пятнадцать, еще дороже возьмем.
— А сколько мсахури за месепе можно получить?
— За десять месепе одного мсахури, — с гордостью ответил гзири.
— Хорошо, выбери четырех мсахури и продай Магаладзе, — спокойно проговорил Георгий. Пришедшие опешили.
— Шутишь, батоно, зачем продавать мсахури, когда нужны месепе?.. Можно, конечно, не продавать месепе, но чем кормить будем?
— Чем до сих пор кормили?
— До сих пор царство кормило. Трудно тебе, батоно, сразу такое хозяйство поднять…
— Почему трудно? — перебил сборщик. — Можно еще раз обложить податью Носте. Я с Шио говорил, твоего слова ждем, весь дом наполним. Если с каждого дома по две овцы взять, корову, буйвола, долю хлеба уменьшить…
— Пока ничего не делайте, подумаю два дня.
Георгий встал, давая понять, что разговор окончен.
На улице нацвали, гзири и сборщик дали волю накипевшему гневу. Долго плевались. У нацвали брезгливо свисала нижняя губа.
— Не только покушать — по чашке вина не поднес, будто не грузин.
Гзири с ненавистью посмотрел на нацвали.
— О чем говорить? Сейчас видно — из нищих, мсахури знал бы, как обращаться.
Обсудив положение, они повеселели и, обогнув церковь, постучали в двери священника.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
К Георгию почти вернулось хорошее настроение. Он целый день не выходил, втайне поджидая «барсов».
— Мириан, Нико и Бакур пришли, поговори, Георгий. Люди не понимают, что устал, скажут, от богатства гордый. Поговори, мой сын.
Георгий безнадежно махнул рукой, встал и пошел навстречу трем старикам. Еще издали, сняв папахи, они униженно пригибались.
Георгий нахмурился: кланяются — боятся.
Налитые чаши старики приняли от Георгия с благоговением.
— Тысяча пожеланий доброму господину.
Застенчиво вытерли губы, робко топтались на месте. Георгий с трудом уговорил их сесть. Видимо, не в гости пришли ностевцы, если землю лбом топчут.
— Ты теперь большой человек, наверно, в восемнадцатый день луны родился, от тебя зависим, все твои.
— Мы понимаем, владетель Носте должен хорошо жить.
— Вы понимаете, а я ничего не понимаю. Что вам всем нужно?
— По совести владей, Георгий. Конечно, от родителей, друзей тебе неудобно брать, а почему мы должны отвечать?
— Но разве я от вас что-нибудь отбираю?
— Только приехал… Сборщик говорит, будешь брать, дом тебе надо азнаурский держать… Вот Петре первый богач, у него ничего не возьмешь, а у меня возьмешь… От сборщика прятать трудно было, все ж прятали, а от тебя ничего не спрячешь, хорошо дорогу знаешь.
— Хотим по справедливости… Выбраны мы от деревни, хотим по справедливости… У деда Димитрия возьми, у отца Ростома тоже возьми…
— Я ни у кого брать не хочу, идите домой.
— Первый день не возьмешь, через месяц все отнимешь. Знаем мы… Много кругом азнауров, все так делают, а ты, Георгий, тоже должен так делать… Носте получил…
— Носте получил, чтобы друзей грабить?
— Друзей не хочешь, а нас можно? Друзья твои сами азнаурами стали, а родители за спины сыновей прячутся, почему мы должны отвечать? По совести бери, Георгий, мы все работаем… По совести, просим.
Мириан, Нико и Бакур встали, низко пригнули головы.
Георгий вскочил.
— Идите, говорю, я ни у кого ничего не возьму.
— Выбранные мы, Георгий, от всего Носте выбраны; пока не скажешь, сколько брать будешь, не уйдем.
Взбешенный Георгий бросился в дом. Свернувшись на тахте, тихо всхлипывала Тэкле.
— Мой большой брат. Хочу тоже быть богатой азнауркой, буду каждый день ленту менять. В воскресенье надену красную… У меня много лент, даже на постный день есть, коричневая.
Георгий улыбнулся и прижал к себе Тэкле.
Из глубины сада неслись брань Папуна, скрипучий голос отца и плаксивое причитание стариков. Георгий схватился за голову — так продолжаться не может, надо обдумать, решить.
— Пока Георгий не скажет, сколько брать будет, не уйдем. Выборные мы…
Георгий выскочил из дома. Метнулась в сторону сорванная дверь. Грохнул плетень, и конь помчался через Носте. Брызгами разлетелся Ностурский брод, скатилась вниз глухая тропа, ветер рвал гриву, раскаленные подковы стучали о камни. Прозвенели слова Арчила, оранжевой птицей взлетела царская грамота… Почему разбежались друзья, прячутся соседи? Мсахури предлагают грабить. Все боятся, дрожат, умоляют…
Свистнул арапник.
Конь бешено мчится через ущелья, камни, реки, не поспевая за бушующими мыслями…
Сквозь расселины гор уползало мутное солнце. Гордый джейран застыл на остром выступе, падали прохладные тени. Ровнее билось сердце. Тише и тише стучали копыта. Вдали маячили всадники — «Дружина барсов». Рука сжала поводья. Он свернул с дороги, точно костлявыми пальцами горло сжал смрад отбросов шерсти. Поднялся в гору и неожиданно въехал в поселок месепе. Приплюснутые, грязные жилища угрюмо молчали. Прел неубранный навоз.
— Не нравится у нас, господин?
Георгий быстро обернулся. У крайней землянки стояла стройная девушка.
— Никогда не нравилось, поэтому избегал сюда приходить, — ответил Георгий.
Тихий смех больно отозвался в ушах.
— Как зовут тебя?
— Русудан.
— Русудан?!
Георгий вздрогнул. «Охотно принимаю тебя в число моих друзей», — вспомнилась другая Русудан.
— Ты любишь кого-нибудь?
— Люблю.
Девушка рванулась вперед, точно готовясь защитить свое право на чуство.
— Возьми себе в приданое, Русудан.
Георгий бросил кисет с царскими монетами, хлестнул коня и растаял в лиловом мраке.
В хмурый дом Георгий вернулся возбужденным, счастливым, схватил мать, несмотря на протесты, долго кружил ее по комнате, похлопал просиявшего отца, пощекотал завизжавшую Тэкле и властно сказал Папуна:
— Я им покажу! Овечьи головы!
Папуна сразу повеселел, засуетился, бросился помогать Маро с ужином.
— Господин, господин, — шептал кто-то, царапая влажное окно.
Георгий приподнялся. В предрассветном сумрака странно качался Эрасти.
— Что тебе, Эрасти?
— Выйди, господин, дело есть! — шепнул Эрасти.
Георгий бесшумно открыл дверь. Искаженное ужасом лицо Эрасти белым пятном мелькнуло в темноте. Зубы безвольно стучали.
— Господин, хлеб, хлеб увозят. Горе нам, месепе с голоду умрут… Горе нам, господин…
— Где увозят? Откуда узнал? Не дрожи так. Никто с голоду не умрет. Садись, говори спокойно.
— Господин, коня хотел привести. Господин Папуна велел. Давно думал на коня сесть, а тут счастье, конь дома… Как все ели, господин, от радости плакали. Сестра говорит — ноги сразу крепче стали. А я есть не мог, конь покоя не дает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162