— Видите ли, ваша честь, мой отец уже много лет ведет тяжбу, касающуюся нашего наследственного владения. А известно всем, что мистер Доути вхож во дворец Ее Величества, — так что я боялся навредить делу отца. Поймите меня правильно, ваша честь: меня тянуло в противоположные стороны. Лояльность к адмиралу требовала одного, а лояльность к родному отцу — совсем иного…
— Понятно. Можешь ли ты поведать суду какие-либо подробности услышанного? — спросил Винтер.
— Да, ваша честь! Я ясно помню, что мистер Доути говорил, будто лорд Берли выражал недовольство подлинными целями нашей экспедиции!
— Нет, Брайт что-то путает. Лорд Берли не имел сведений о подлинных целях нашей экспедиции! — вмешался адмирал.
Винтер обратился к Доути:
— Обвиняемый, что вы можете сказать по этому поводу?
— Что Эдмунд Брайт — свинья, а лорд Берли действительно знал все о подлинных целях этой экспедиции еще до нашего отправления в поход!
Дрейк вскочил и закричал:
— В высшей степени интересно, каким способом лорд-канцлер мог узнать эту тайну?
— Я лично ему об этом рассказал.
Федор сидел и скреб затылок. За каким дьяволом этот пустомеля признается в том, чего до возвращения в Англию и не проверить никак? Зачем торопится затянуть петлю на своей шее поскорее? Ведь можно повести дело таким образом, чтобы затянуть процесс! Чтобы отложить вынесение приговора до возвращения в Англию! Ведь присяжные явно только и мечтают — не выносить приговор! Каждому же известно, что у Томаса Доути на родине имеются столь могущественные покровители, что Дрейку его будет не достать!
Может быть, он все еще не верил, что взаправду могут голову отрубить? Надеялся на арест… Болван, поглядел бы внимательнее на лицо адмирала! Не надо знать мистера Дрейка настолько же хорошо, как Федор, чтобы по лицу сообразить: он замыслил убийство врага — и скорее уйдет с поста главы экспедиции, чем отступится тут…
Вообще, кажется, этот Доути видит не мир, каков он есть на деле, а свое о нем мнение. В частности, он неверно оценивает характеры людей, коих имел возможность наблюдать вблизи достаточно долго. Он считает Дрейка за обычного человека, неспособного перешагнуть сословные и прочие предрассудки. И считает лорда-канцлера верным слову и последовательным до конца. Вот он, Федор, сэра Вильяма Сесила видел один раз вблизи да один раз издали — а и то понимает, что лорд Берли если и верен кому или чему — то это Англии, а не живому кому-то. И государыня его (и моя уж? Да, и моя!) такова же: всегда готова отречься от любого, кто ее компрометирует…
«А-а, вон еще что!» — подумал Федор, приглядевшись к обвиняемому и вспомнив лицо, слова и голос того, когда еще у островов Зеленого Мыса Доути впервые объявил, что Дрейк ведет людей на погибель! Вон еще что! Ну, конечно! Каким-то уголком души он и понимает, что Дрейк ему смерти добивается — но он пуще смерти боится плавания через все океаны вокруг света и готов скорее положить шею на плаху, только чтобы как-то кончилось это бесконечное плавание…
Адмирал с гневом — явно (для каждого, кто знал его давно или близко. Федору, к примеру, это было заметно, или Тому Муни. Да, кажется, и мистеру Винтеру тоже) нарочито раздутым — вскричал:
— Нет, вы только послушайте, господа присяжные! Что этот человек учинил и без малейших угрызений в том сознается! Слыхано ли такое доселе? Такая наглость?! У меня не хватает слов — я, в конце концов, моряк, а не судья! Видит Господь: эта гнусная измена, этот мятеж и заговор доказаны нами и подтверждены им самолично!
Ибо Ее Величество строжайше повелела мне беречь истинные цели нашей экспедиции в тайне ото всех в Англии — и наипаче от лорда-канцлера! Доути сегодня признался не в том, что выдал милорду Берли мою тайну! Нет. Он выдал монаршую тайну! Поэтому я требую: смертная казнь изменнику!
Подсудимый встретил это заявление, сделанное почти в истерике, насмешливой улыбкой. А, один из присяжных— Джозеф Бикери, помощник капитана с «Лебедя», заявил, что их суд вообще не правомочен решать вопрос о жизни и смерти подсудимого.
— Но я вовсе не поручал вам рассматривать этот вопрос. Этот вопрос я буду решать сам. Вы же должны — именно для того вы избраны и собраны — определить только, виновен ли он в измене и подстрекательстве к мятежу — или нет. А что касается остального, господа присяжные, — продолжил Дрейк, внезапно успокаиваясь и произнося дальнейшие свои слова медленно и отчетливо, — то Ее Величество во время последней перед отплытием аудиенции вручила мне меч — вот этот самый, что сейчас у Диего в руках, — и сказала: «Мы считаем, что если кто нанесет удар тебе, Дрейк, нанесет его нам! Отвечай на удары так, как если бы защищал наши жизнь и достоинство!»
При этих словах все уставились на Диего. Верный симаррун стоял за спиной Дрейка, по левую руку от него, голый по пояс, намазанный жиром, и сжимал рукоятку тяжелого двуручного меча с вызолоченным эфесом…
После краткого совещания все сорок присяжных единогласно вынесли вердикт о виновности Томаса Доути, джентльмена, бывшего советника по применению войск, в измене, подстрекательстве к мятежу и неподчинении адмиралу. Определение вида и времени казни оставлялось на благоусмотрение адмирала…
10
Дрейк предложил Доути небогатый — но все-таки выбор:
— Либо вас казнят завтра же, здесь, еще до восхода солнца — либо до Англии вы будете содержаться под строгим арестом и по возвращении предстанете перед Тайным советом нашего королевства…
Присяжные зашептались, зашаркали подошвами… Вспомнили и Магеллана, приказавшего повесить в этой самой бухте не только своего заместителя, но и иных мятежников — правда, там было не одно подстрекательство, а открытый мятеж с артиллерийской стрельбой. Тайные сторонники Доути — а такие были, и не столь уж мало — обмирали со страху: не проголосуешь как большинство — изменником сочтут; проголосуешь — а ну, как с этого начнется сплошная разборка и полетят головы — одна за другой? Как угадать…
Доути все никак не мог поверить, что игра уже окончена, что это все всерьез и жизнь его заканчивается. Он предложил, когда ему предоставили слово, — весело, заранее уверенный в согласии суда, — чтобы его высадили на перуанском побережье (стало быть, уже в Тихом океане!), в безлюдных местах. Винтер, только что признавший Доути виновным, как глава суда, предложил содержать подсудимого в оковах вплоть до самого возвращения в Англию, где настоящий суд рассмотрит дело строго по законам и обычаям королевства…
Дрейк холодно ответил:
— Вы и есть самый настоящий суд, капитан Винтер. Самый лучший английский суд на пять тысяч миль вокруг! А что до поступивших предложений — оба неприемлемы. Высадить мистера Доути в Перу мы не можем потому, что рано или поздно он там попадет в руки испанцев и — по доброй ли воле, под пытками ли инквизиции, безразлично, — выдаст цели экспедиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163