Он похоронил отца в пустыне и сменил его в отряде бездетного своего лорда, графа Стивена Барнстейпла. А через два года он похоронил и графа и воротился в Англию, в рубцах и в славе. Семью застал обнищавшей, пришедшей в упадок: ведь с его отцом ушли многие главы семей его йоменов. Тем не менее Патрик Креве явился ко двору своего короля и честно исполнил последнюю волю своего сеньора: сообщил королю, что граф Стивен, сознавая, что решение о том, кому передать титул и владения выморочного рода — исключительная прерогатива короля, умирая от ран, полученных в боях за святое дело освобождения Гроба Господня от мусульман, мечтает об одном. Род его пресекся, и он хотел бы, чтобы его титул, земли и крестьяне достались наидостойнейшему из его соседей — барону Герберту де Локлю.
Теперь вы понимаете, что за штука — феодальные понятия о верности и чести? Никто в Англии не знал, что там шептал мертвеющими губами последний граф Барнстейпл своему вернейшему вассалу. Ни записей, ни свидетелей не было. Свободно можно было явиться к королю и сказать: «Ваше Величество, Ваш верный вассал, граф Стивен оф Барнстейпл, умирая от ран у меня на руках, просил учесть его мнение при решении вопроса о передаче его выморочного титула. А именно: он хотел бы увидеть с того света мой род владельцем его титула!»
И все. Он и его потомки стали бы знатными людьми, семья стала бы богаче во много раз… Но нет, сын Гвидо Креве повел себя по-рыцарски. Или глупо, как сказали бы 95 % моих современников. И получил за свое рыцарственное бескорыстие и верность такую монаршую милость: графами Барнстейплами отныне стали дети Герберта де Локля, но семья Креве получала право наследовать этот титул, если мужская линия рода де Локлей пресечется когда-нибудь…
Получив грамоту об этом, Патрик Креве женился, произвел на свет двоих сыновей и дочурку, написал завещание и удалился в Палестину. Подозреваю, что он-таки рассчитывал получить титул — хотя ни слова не сказал об этом, судя по хронике Холиншеда. И, вероятно, обиделся.
В Палестине он поступил на службу к Раймонду Тулузскому, графу Триполи (ныне это город Тарабулус-эш-Шам, столица Северного Ливана), и около 1109 года получил титул барона де Лак-Эмесс. Его меч был к тому времени достаточно известен на севере Святой Земли. Правда, титулы, дарованные Балдуинами, императорской династией Иерусалима, в Европе считались как бы второсортными (говоря современным языком, «котировались невысоко»). Но все же это был титул!
Правда, графы Раймунды обоснованно считались покровителями манихейской ереси «катаров», свившей гнездо в их французских владениях. Но крестовый поход против их подданных-еретиков был еще да-алеко впереди…
А покуда Патрик жил в Палестине, в своих владениях, на западе и востоке стиснутых отвесными скалами. Со стороны пустыни на его владения наседали египетские войска. Он с тремя вассалами и сорока ополченцами из числа французов-крестьян, пришедших с рыцарями, отбивался. Его семья из Англии переехала к нему. Старший сын женился на соседке, Клотильде де Валь д'Троньяк, француженке (точнее, провансалке. Это и сейчас-то не совсем одно и то же, а тогда было вовсе не одно и то же). Младший погиб в стычке с шиитами. Дочь вышла замуж за кузена братниной жены. Ее история со дня свадьбы — это уже часть истории другого феодального рода. Оставим ее в стороне и будем следовать только за потомками Гвидо Креве по прямой линии.
Сын продолжил дело отца. Хотя продолжать становилось все труднее и труднее: земля — единственный источник дохода, а ее становится все меньше и меньше. Феллахи ненадежны и при каждом удобном случае перебегают к сарацинам. Арабы при набегах безжалостно разрушают оросительные сооружения, без которых тут ничего не вырастает. Они вытаптывают копытами коней посевы, засыпают землею каналы, валят шадуфы (водоподъемные колеса), режут скот и жгут крестьянские хижины…
Патрик Креве де Лак-Эмесс погиб, как это часто (и, увы, все чаще) случалось с палестинскими сеньорами, погиб на стенах своего маленького замка, командуя отражением очередного набега степняков. Так же погиб и его сын. Внуку повезло: он дожил аж до сорока восьми лет и был убит стрелой в горло, увлекшись преследованием арабов далеко от замка, дойдя до первоначальной восточной границы дедовых владений…
Наконец, четвертый барон Креве де Лак-Эмесс отчаялся, бросил владения, кончавшиеся уже в сорока шагах от ворот замка и приносившие дохода столько, что хватало едва на жизнь от урожая до Нового года, и воротился в неизвестную ему, промозглую Англию…
Почти нищий, забытый на родине, лишившийся владений, потерявший в боях с сарацинами почти всех мужчин своего рода, зато обремененный целой кучей женщин и детей… Невестки его и братьев, вдовы внуков…
О баронстве своем пришлось забыть. Здесь он был нетитулованный, да вдобавок еще и безземельный (поместье давно за долги продано, усадьба отошла к де Локлям), говорящий на устаревшем, смешном языке, ввертывая неанглийские словечки… Единственным его богатством был боевой опыт.
Шел 1221 год, когда он воротился. Англия, как и большинство ее континентальных соседей, лежала в руинах феодальной раздробленности. За шесть лет до того бароны, города и купечества, объединясь под началом графа де Монфора, главы древнего знатнейшего рода, равно известного в Англии, Франции и Палестине, победили неудачливого воителя, короля Джона Безземельного, прозванного так за утрату большей части английских владений на континенте. И заставили побежденного подписать на островке Раннимид, на Темзе, повыше столицы, «Великую хартию вольностей». С этого июньского дня и начинается почти восьмисотлетняя история британской демократии.
Весь тринадцатый век род Креве нес военную службу. При этом, верные традициям, вдолбленным с детства в строго централизованных, военизированных государствах крестоносцев, Креве всегда служили верховному сюзерену, королю. А в том веке это была да-алеко не самая выгодная служба — королевская. Многие владетели тогда и платили щедрее, и после каждой победы раздавали своим офицерам до половины захваченных земель…
4. Давно обещанное
К началу четырнадцатого столетия капитан Креве (правильнее сказать — очередной капитан Креве) был закоренелым лондонцем, не имевшим, что в те годы было редкостью, ни поместья, ни хотя бы усадьбы за городом. Но его сын Винсент тяготился военной службой, сужденной ему с рождения и даже еще раньше. И вдруг парню «повезло». На Европу обрушилась «черная смерть» — та самая эпидемия чумы, что явилась поводом для сочинения «Декамерона» Бокаччо. Опустошая страну за страной, эпидемия перекраивала историю континента. Страны, стоявшие на первых местах по населенности, становились малолюдными и сваливались со столбовой дороги истории на ее обочины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163