Федор напросился ехать. Впрочем, в этот раз обычной ревнивой грызни за место в первой шлюпке не было: самые заядлые охотники лезть незнамо куда валялись раненые — и, похоже, не больно-то спешили выздоравливать, пока еще эта самая Араукания не осталась позади!
Пристали к берегу — никого не видно. Взяли малые бочонки и пошли от берега веером, чтобы вернее найти источник воды. Чтобы не так страшно было, громко перекликались. И вообще старались пореже терять друг друга из вида. Из-за настороженности Федор, против своего обыкновения, едва замечал местность вокруг себя. Спроси его, по какому лесу он сейчас шагал, — только смущенно забормотал бы: «Ну, как его… Лес. Деревья, наверное. Трава. Ручей рядом. Никого нет…» Вдруг…
Кричали они, друг друга окликая, конечно, по-английски. Никаких иных голосов слышно не было. Вдруг из гущи кустов, только что ими пройденных, раздался тихий голос, говорящий по-испански:
— Вы не испанцы?
Судя по исковерканному языку, говорил не испанец. Стало быть, индеец. Арауканец. Чувствуя, как все сжалось внутри в ожидании стрелы, которая прилетит незнамо откуда, Федор торопливо сказал:
— Нет-нет! Мы — враги испанцев!
— Белые — и враги испанцев? — недоверчиво спросил голос, и Федор скорее угадал, чем услышал, нежный шелест натягиваемой тетивы. Волосы на загривке шевельнулись, руки и живот покрылись пупырями. Федор, стараясь говорить невозмутимо и без дрожи в голосе, спросил:
— Ну да, а что здесь особенного?
— Но… Но ведь испанцы давно победили всех других белых людей, и черных людей, и вообще всех людей, сколько их есть во всем мире!
— Ого! И кто вам это сказал? — спросил Федор. Его ближайшие соседи слева и справа по-испански не говорили — и напряженно прислушивались к интонациям, силясь угадать момент, когда надо будет упасть на землю, дабы спастись от стрел, и отстреливаться.
— Кто, кто. Это все знают, — пробурчал индеец.
— Это наглая ложь, придуманная испанцами! — гневно сказал Федор — и услышал, как в кустах снова прошелестело. Поскольку стрела из кустов не вылетела и ветер не налетал, это могло быть только одно: спустили настороженную тетиву. Федор расслабился, лоб моментально покрылся испариной, и слабость в ногах, еще миг назад напружиненных, готовых к прыжку, заставила сесть. Но тут же гнев на этих мошенников, владык полумира, запугавших дикарей своим сверхмогуществом, захлестнула его.
— Наглая ложь! — повторил он. — В моей стране даже не имеют понятия о том, что есть на свете страна Испания. А уж я-то белый. Испанцы темнее, верно?
В кустах хихикнули. А Федор, все еще кипя бессильным гневом, вспомнил свой погост, откуда все же плавали в Европу, и недальние деревеньки Псковского и Капорского уездов, где из европейских стран знали орден, шведа, турку (то есть соседей России), Крым, Литву, ляхов, греков… И все! Все остальные были «немцы», то есть те, чей язык непонятен, тогда как мы — «словене», люди понятных слов. Как же, заставишь этих дремучих мужиков признать верх Испании!
— Если то, что ты сейчас сказал, — неправда, грех на тебе! — с убежденностью прямо-таки христианской сказали в кустах.
— На мне, согласен. Не боюсь ответа за свои слова, потому что это — чистая правда! Мы с товарищами — из страны, которая воюет с Испанией уже давно, и испанцам нас не победить никогда!
— Я тебе поверил, — с достоинством сказал индеец и вышел из кустов на открытое место. Большой лук, покрашенный в алый цвет, арауканец держал за середину тетивы, стрелы в кожаном колчане были заброшены за спину. То есть все показывало чужакам, что в данный момент намерения у индейца мирные, но в любой момент может дать отпор!
— Мы сюда затем и пришли из страшного далека, чтобы причинить вред испанцам! — твердо сказал Федор, опираясь на мушкет, как на костыль. — Ребята, а вы что молчите? Что я тут, как актер на театре, один выступаю? Давайте, помогайте.
— А зачем? У тебя неплохо получается, — отозвался кто-то ядрах в двухстах слева.
— Ну и ладно. А если что не так скажу — вина на вас, а не на мне. Договорились?
— Уже выучился у индейцев! «Грех на вас», «вина на нас» — съехидничал Джеймс Тэрбот, чуть-чуть знающий по-испански, но стесняющийся говорить.
— О чем вы говорите? — тревожно спросил арауканец.
— Ну, я… Как это сказать по-испански? — Слова «возмутился» Федор не вспомнил и сказал, досадливо морщась, не самое точное слово, подгоняя всю фразу под него:
— Я… рассердился, что один говорю, — а они ответили: «Говори, ничего, у тебя неплохо получается!» Я им: «Ну ладно, только если что не так скажу — вина за то на вас, не на мне!» А они в ответ: «У арауканина научился: „грех на вас“, „вина на нас"“. А что? Если есть чему, можно и поучиться, правда?
Индеец посмотрел на него и захохотал — немного визгливо на европейский слух, притом что голос у него был низкий, — но искренне. Федор рассмеялся тоже, и сказал:
— Нам пить нечего. Вся вода на корабле испортилась.
— «Корабль» — это, так? — арауканец показал на море.
— Да-да.
— Пошли, здесь близко хорошая вода. Покажу короткую дорогу. Меня по-испански звать Луис Капауро.
— Меня по-испански Теодоро. А «Капауро» разве испанское имя?
— Нет. Но и не совсем наше. Отрубленный кусочек имени «Каупауроро».
Когда на «Золотую лань» без приключений и потерь доставили и свежую воду, и провизию, — Дрейк узнал то, о чем рассказал Федору Каупауроро. Он изумился наглости испанцев: те каждому пленному арауканцу втолковывали, что весь мир уже покорился великой Испании, только они, дурни несчастные, еще брыкаются.
Дрейк счел необходимым по такому случаю лично разъяснить арауканцам ситуацию в мире. Он съехал на берег, два дня в селении вел переговоры с вождями здешних окрестных (теми из них, кто успел подъехать наутро) арауканцев. Потом передал индейцам ценнейший дар: бочонок пороха, два пистолета, запас пуль и пять мушкетов — половину запасного оружия из трюмов «Золотой лани».
После чего был составлен по всей форме акт об уничтожении означенных предметов, пришедших в негодность и подлежащих досрочному списанию вследствие повреждений, возникших по причине проникновения забортной воды в трюм вследствие течи, возникшей после длительного и жестокого шторма на 52 градусе южной широты (долготу определить не удалось)… Уфф!
Замечу, что арауканцы, окрыленные такой помощью, воспрянули духом и сопротивление их испанцам достигло такой силы, что шли века, рухнула испанская империя, — и только в восьмидесятых годах девятнадцатого века (!) Араукания была присоединена к Чилийской республике!
5
На свитке барселонской карты побережий Нового Света чилийский берег тянулся почти по прямой с юго-востока на северо-запад. В соответствии с картой Дрейк каждый вечер приказывал брать на два румба западнее, чтобы ночью нечаянно не врезаться в берег!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
Пристали к берегу — никого не видно. Взяли малые бочонки и пошли от берега веером, чтобы вернее найти источник воды. Чтобы не так страшно было, громко перекликались. И вообще старались пореже терять друг друга из вида. Из-за настороженности Федор, против своего обыкновения, едва замечал местность вокруг себя. Спроси его, по какому лесу он сейчас шагал, — только смущенно забормотал бы: «Ну, как его… Лес. Деревья, наверное. Трава. Ручей рядом. Никого нет…» Вдруг…
Кричали они, друг друга окликая, конечно, по-английски. Никаких иных голосов слышно не было. Вдруг из гущи кустов, только что ими пройденных, раздался тихий голос, говорящий по-испански:
— Вы не испанцы?
Судя по исковерканному языку, говорил не испанец. Стало быть, индеец. Арауканец. Чувствуя, как все сжалось внутри в ожидании стрелы, которая прилетит незнамо откуда, Федор торопливо сказал:
— Нет-нет! Мы — враги испанцев!
— Белые — и враги испанцев? — недоверчиво спросил голос, и Федор скорее угадал, чем услышал, нежный шелест натягиваемой тетивы. Волосы на загривке шевельнулись, руки и живот покрылись пупырями. Федор, стараясь говорить невозмутимо и без дрожи в голосе, спросил:
— Ну да, а что здесь особенного?
— Но… Но ведь испанцы давно победили всех других белых людей, и черных людей, и вообще всех людей, сколько их есть во всем мире!
— Ого! И кто вам это сказал? — спросил Федор. Его ближайшие соседи слева и справа по-испански не говорили — и напряженно прислушивались к интонациям, силясь угадать момент, когда надо будет упасть на землю, дабы спастись от стрел, и отстреливаться.
— Кто, кто. Это все знают, — пробурчал индеец.
— Это наглая ложь, придуманная испанцами! — гневно сказал Федор — и услышал, как в кустах снова прошелестело. Поскольку стрела из кустов не вылетела и ветер не налетал, это могло быть только одно: спустили настороженную тетиву. Федор расслабился, лоб моментально покрылся испариной, и слабость в ногах, еще миг назад напружиненных, готовых к прыжку, заставила сесть. Но тут же гнев на этих мошенников, владык полумира, запугавших дикарей своим сверхмогуществом, захлестнула его.
— Наглая ложь! — повторил он. — В моей стране даже не имеют понятия о том, что есть на свете страна Испания. А уж я-то белый. Испанцы темнее, верно?
В кустах хихикнули. А Федор, все еще кипя бессильным гневом, вспомнил свой погост, откуда все же плавали в Европу, и недальние деревеньки Псковского и Капорского уездов, где из европейских стран знали орден, шведа, турку (то есть соседей России), Крым, Литву, ляхов, греков… И все! Все остальные были «немцы», то есть те, чей язык непонятен, тогда как мы — «словене», люди понятных слов. Как же, заставишь этих дремучих мужиков признать верх Испании!
— Если то, что ты сейчас сказал, — неправда, грех на тебе! — с убежденностью прямо-таки христианской сказали в кустах.
— На мне, согласен. Не боюсь ответа за свои слова, потому что это — чистая правда! Мы с товарищами — из страны, которая воюет с Испанией уже давно, и испанцам нас не победить никогда!
— Я тебе поверил, — с достоинством сказал индеец и вышел из кустов на открытое место. Большой лук, покрашенный в алый цвет, арауканец держал за середину тетивы, стрелы в кожаном колчане были заброшены за спину. То есть все показывало чужакам, что в данный момент намерения у индейца мирные, но в любой момент может дать отпор!
— Мы сюда затем и пришли из страшного далека, чтобы причинить вред испанцам! — твердо сказал Федор, опираясь на мушкет, как на костыль. — Ребята, а вы что молчите? Что я тут, как актер на театре, один выступаю? Давайте, помогайте.
— А зачем? У тебя неплохо получается, — отозвался кто-то ядрах в двухстах слева.
— Ну и ладно. А если что не так скажу — вина на вас, а не на мне. Договорились?
— Уже выучился у индейцев! «Грех на вас», «вина на нас» — съехидничал Джеймс Тэрбот, чуть-чуть знающий по-испански, но стесняющийся говорить.
— О чем вы говорите? — тревожно спросил арауканец.
— Ну, я… Как это сказать по-испански? — Слова «возмутился» Федор не вспомнил и сказал, досадливо морщась, не самое точное слово, подгоняя всю фразу под него:
— Я… рассердился, что один говорю, — а они ответили: «Говори, ничего, у тебя неплохо получается!» Я им: «Ну ладно, только если что не так скажу — вина за то на вас, не на мне!» А они в ответ: «У арауканина научился: „грех на вас“, „вина на нас"“. А что? Если есть чему, можно и поучиться, правда?
Индеец посмотрел на него и захохотал — немного визгливо на европейский слух, притом что голос у него был низкий, — но искренне. Федор рассмеялся тоже, и сказал:
— Нам пить нечего. Вся вода на корабле испортилась.
— «Корабль» — это, так? — арауканец показал на море.
— Да-да.
— Пошли, здесь близко хорошая вода. Покажу короткую дорогу. Меня по-испански звать Луис Капауро.
— Меня по-испански Теодоро. А «Капауро» разве испанское имя?
— Нет. Но и не совсем наше. Отрубленный кусочек имени «Каупауроро».
Когда на «Золотую лань» без приключений и потерь доставили и свежую воду, и провизию, — Дрейк узнал то, о чем рассказал Федору Каупауроро. Он изумился наглости испанцев: те каждому пленному арауканцу втолковывали, что весь мир уже покорился великой Испании, только они, дурни несчастные, еще брыкаются.
Дрейк счел необходимым по такому случаю лично разъяснить арауканцам ситуацию в мире. Он съехал на берег, два дня в селении вел переговоры с вождями здешних окрестных (теми из них, кто успел подъехать наутро) арауканцев. Потом передал индейцам ценнейший дар: бочонок пороха, два пистолета, запас пуль и пять мушкетов — половину запасного оружия из трюмов «Золотой лани».
После чего был составлен по всей форме акт об уничтожении означенных предметов, пришедших в негодность и подлежащих досрочному списанию вследствие повреждений, возникших по причине проникновения забортной воды в трюм вследствие течи, возникшей после длительного и жестокого шторма на 52 градусе южной широты (долготу определить не удалось)… Уфф!
Замечу, что арауканцы, окрыленные такой помощью, воспрянули духом и сопротивление их испанцам достигло такой силы, что шли века, рухнула испанская империя, — и только в восьмидесятых годах девятнадцатого века (!) Араукания была присоединена к Чилийской республике!
5
На свитке барселонской карты побережий Нового Света чилийский берег тянулся почти по прямой с юго-востока на северо-запад. В соответствии с картой Дрейк каждый вечер приказывал брать на два румба западнее, чтобы ночью нечаянно не врезаться в берег!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163