А симаррунам — выслать в сторону тихоокеанского побережья разведку. Лазутчики вернулись скорее, чем их ждали, с известием, что от Панамы по «Золотому тракту» движутся вооруженные испанцы. Человек до полусотни.
Через час испанцы поравнялись с засадой. Завидя в сумраке смутные фигуры, испанский офицер крикнул:
— Эй, именем короля, кто вы такие?
— Англичане, — кратко ответил Дрейк.
— Откуда принесло этих еретиков на верную погибель? — менее громко, но в ночной тишине хорошо слышно, спросил офицер и снова закричал:
— Сдавайтесь во имя короля Филиппа Второго! Даю слово офицера и дворянина, что я встречу вас со всем почтением!
— Спасибо, не нужно, — с издевательской вежливостью отвечал ему Дрейк. — Во имя Ее Величества королевы Англии я найду свой путь.
И началась перестрелка во тьме. Пули с обеих сторон летели наугад. Но симарруны, подобно кошкам видящие во тьме, стреляли из своих луков куда точнее — и притом бесшумно, поэтому испанцы сосредоточили огонь на англичанах — тут по крайней мере вспышки видны при выстрелах! Дрейк был легко ранен, а один из матросов — убит. Тогда Дрейк свистком собрал своих людей и бросился во главе них вперед с криком: «Святой Георгий и Англия!»
Испанцы начали отступать в направлении небольшого форта, расположенного близ дороги, в сторону Вента-Крус. Но тут симарруны выскочили из засады со своим, наводящим на испанцев остолбенение от ужаса, боевым кличем: «Йо-пе-хоу!» Тут испанцы прекратили бой и кинулись наутек!
Преследуя испанцев, люди Дрейка ворвались в Вента-Крус. «Город» этот по количеству жителей не превосходил «столицу» Дарьенского королевства симаррунов.
— Что ж, Диего, если этот поселочек у них считается городом, то и ваша «столица» город, еще и получше этого! — сказал Дрейк симарруну Диего, с которым подружился за эти недели.
— О, да, у нас ведь куда больше укреплений! — важно отвечал симаррун.
Заняв город, англичане обыскали дома — из иных обыватели уже разбежались, а в иных сладко спали — но не обнаружили ничего стоящего. Так, сувенирчики.
— Уходим! — скомандовал Дрейк. В свете занимающегося утра он выглядел ужасно. К тому же открылась так и не зажившая толком рана на ноге, оставшаяся от первой атаки на Номбре-де-Дьос. Поэтому он приказал симаррунам подыскать место для дневки, такое, чтобы испанцы не сразу обнаружили. А главное — такое, чтобы и обнаружив, не имели возможности скрытно подобраться на выстрел.
И послал одного из симаррунов в Форт-Диего: сообщить, что вернется скоро, но не немедленно. Зная характер оставленного за старшего боцмана Эллиса Хиксона, — а Эллис вообще никому никогда не верил на слово: давая родному брату Родерику полшиллинга в долг, требовал расписку! — капитан написал тому «письмо». Достав из специального узенького кармашка на груди одну из своих золотых зубочисток, мистер Дрейк нацарапал на ней острием кинжала: «От меня. Фрэнсис Др.». И точно, Хиксон поверил посланцу, только прочтя надпись и узнав руку, ее нацарапавшую.
Отдыхали два дня. Потом двинулись к заливу. Шли медленнее, чем сюда. И вечером 22 февраля увидели, наконец, свои пинассы и оставленных при них матросов. Думаю, можно подробно не объяснять, что ждали их с нетерпением, встречали с трепетом, а, узнав все, прониклись разочарованием, большим даже, чем разочарование тех, кто ходил с Дрейком в поход. Так ведь всегда бывает: кто ждет — переживает острее, нежели тот, кто действует…
Жестокая неудача не изменила и даже не поколебала намерений Дрейка. Внезапность со всеми ее преимуществами утеряна безвозвратно? Да. Все возможности упущены? О нет!
— «Золотой флот» стоит в Номбре-де-Дьосе, не так ли? А это означает одно: что они все равно повезут сокровища Перу через перешеек — надо же доставить их в Испанию! И уж тут мы своего не упустим! А теперь подавайте сюда этого придурка или злодея, разберусь, то или это, ибо ничем третьим он быть не может!
Привели долговязого Боба Пайка. Тот растерянно улыбался. Явно не мог сообразить, что сказать и вообще как себя вести. «Ротастый какой! — подумал Федор. — Вот уж доподлинно Пайк, то есть Щукин по-русски».
— Ага. Хорош обалдуй. Чего щеришься-то, болван? Ты хоть сознаешь, что наказал своих товарищей на несколько десятков тысяч фунтов стерлингов? — зло спросил Дрейк.
— Я… Я это… Я ж не со зла… Я не хотел…
— А какого ж дьявола ты хотел? Молчишь? Эх, вздернуть бы тебя на грота-pee. В наказание тебе и в назидание другим. Ну, рассказывай по порядку. Чего высунулся-то?
— Я это, ну… В общем, напился.
— Мне уже докладывали, но я не поверил. Думал, у моих парней у всех есть мозги в голове. Очевидно, я ошибался. Зачем напился-то?
— Это… Для сугреву… Роса упала, а мы ведь в траве лежали. Ну, я и зазяб…
— Вокруг цветы цветут, а он озяб. Какое нежное дитя тропиков! Откуда ты родом, мерзляк?
— Из Вест-Тейвистока.
— Тьфу! Земляки, значит?
— Ага! Папаня арендует участок у лорда Рассела, неподалеку от вашего Кроундейла! — со вспыхнувшей надеждой торопливо подтвердил Боб Пайк.
— Позорище! Что ж теперь люди о нас скажут? — как-то неожиданно по-деревенски, озабоченно спросил Дрейк. — Опять нечего сказать? Ну, а выпивку где взял-то?
— Под курткой фляжку держу, всегда со мною. — Не без гордости своею предусмотрительностью сказал Пайк.
— Глядите, люди добрые: он еще гордится собой! Не награды ли за свои подвиги ждешь, парень? Ну так вот тебе аванс, а окончательный расчет получишь после того, как завладеем сокровищами! — и с этими словами Дрейк вскочил, подошел к Пайку, бывшему на полторы головы выше капитана, и врезал обеими руками враз — да так, что тот сложился вдвое, как перочинный ножичек, и рухнул к ногам Дрейка. Стоя над ним, Дрейк брезгливо сказал:
— Ты остаешься в живых исключительно потому, что людей у меня мало. Но после окончания кампании подведем итоги. Потому что, если б не твоя пьяная выходка — дело было б уже закончено. Сокровища были б в наших руках и все — слышишь ты меня, образина? Сейчас я назову твой главный грех — грех, который не отмолить никак и никогда! Все люди, которым суждено погибнуть при захвате сокровищ Перу, — слышишь ты, все до одного — на твоей совести, Боб Пайк! Живи пока, тля!
Дрейк смачно плюнул на землю у самого уха матроса, лепечущего какую-то жалкую чепуху вроде: «Я отслужу, сэр! Вы еще увидите!» — и отвернулся.
8
Дрейк торжественно переименовал пинассы, чьи гордые имена не принесли удачи. «Единорог» стал «Медведем», а «Лев» — «Миньоном». Джон Оксенхэм на «Медведе» был отправлен на поиски продовольствия, а Дрейк на «Миньоне» отправился подстерегать и задерживать испанские корабли на подходах к Номбре-де-Дьосу.
Оксенхэму повезло сразу: первое же встреченное им испанское судно оказалось загруженным именно продовольствием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163
Через час испанцы поравнялись с засадой. Завидя в сумраке смутные фигуры, испанский офицер крикнул:
— Эй, именем короля, кто вы такие?
— Англичане, — кратко ответил Дрейк.
— Откуда принесло этих еретиков на верную погибель? — менее громко, но в ночной тишине хорошо слышно, спросил офицер и снова закричал:
— Сдавайтесь во имя короля Филиппа Второго! Даю слово офицера и дворянина, что я встречу вас со всем почтением!
— Спасибо, не нужно, — с издевательской вежливостью отвечал ему Дрейк. — Во имя Ее Величества королевы Англии я найду свой путь.
И началась перестрелка во тьме. Пули с обеих сторон летели наугад. Но симарруны, подобно кошкам видящие во тьме, стреляли из своих луков куда точнее — и притом бесшумно, поэтому испанцы сосредоточили огонь на англичанах — тут по крайней мере вспышки видны при выстрелах! Дрейк был легко ранен, а один из матросов — убит. Тогда Дрейк свистком собрал своих людей и бросился во главе них вперед с криком: «Святой Георгий и Англия!»
Испанцы начали отступать в направлении небольшого форта, расположенного близ дороги, в сторону Вента-Крус. Но тут симарруны выскочили из засады со своим, наводящим на испанцев остолбенение от ужаса, боевым кличем: «Йо-пе-хоу!» Тут испанцы прекратили бой и кинулись наутек!
Преследуя испанцев, люди Дрейка ворвались в Вента-Крус. «Город» этот по количеству жителей не превосходил «столицу» Дарьенского королевства симаррунов.
— Что ж, Диего, если этот поселочек у них считается городом, то и ваша «столица» город, еще и получше этого! — сказал Дрейк симарруну Диего, с которым подружился за эти недели.
— О, да, у нас ведь куда больше укреплений! — важно отвечал симаррун.
Заняв город, англичане обыскали дома — из иных обыватели уже разбежались, а в иных сладко спали — но не обнаружили ничего стоящего. Так, сувенирчики.
— Уходим! — скомандовал Дрейк. В свете занимающегося утра он выглядел ужасно. К тому же открылась так и не зажившая толком рана на ноге, оставшаяся от первой атаки на Номбре-де-Дьос. Поэтому он приказал симаррунам подыскать место для дневки, такое, чтобы испанцы не сразу обнаружили. А главное — такое, чтобы и обнаружив, не имели возможности скрытно подобраться на выстрел.
И послал одного из симаррунов в Форт-Диего: сообщить, что вернется скоро, но не немедленно. Зная характер оставленного за старшего боцмана Эллиса Хиксона, — а Эллис вообще никому никогда не верил на слово: давая родному брату Родерику полшиллинга в долг, требовал расписку! — капитан написал тому «письмо». Достав из специального узенького кармашка на груди одну из своих золотых зубочисток, мистер Дрейк нацарапал на ней острием кинжала: «От меня. Фрэнсис Др.». И точно, Хиксон поверил посланцу, только прочтя надпись и узнав руку, ее нацарапавшую.
Отдыхали два дня. Потом двинулись к заливу. Шли медленнее, чем сюда. И вечером 22 февраля увидели, наконец, свои пинассы и оставленных при них матросов. Думаю, можно подробно не объяснять, что ждали их с нетерпением, встречали с трепетом, а, узнав все, прониклись разочарованием, большим даже, чем разочарование тех, кто ходил с Дрейком в поход. Так ведь всегда бывает: кто ждет — переживает острее, нежели тот, кто действует…
Жестокая неудача не изменила и даже не поколебала намерений Дрейка. Внезапность со всеми ее преимуществами утеряна безвозвратно? Да. Все возможности упущены? О нет!
— «Золотой флот» стоит в Номбре-де-Дьосе, не так ли? А это означает одно: что они все равно повезут сокровища Перу через перешеек — надо же доставить их в Испанию! И уж тут мы своего не упустим! А теперь подавайте сюда этого придурка или злодея, разберусь, то или это, ибо ничем третьим он быть не может!
Привели долговязого Боба Пайка. Тот растерянно улыбался. Явно не мог сообразить, что сказать и вообще как себя вести. «Ротастый какой! — подумал Федор. — Вот уж доподлинно Пайк, то есть Щукин по-русски».
— Ага. Хорош обалдуй. Чего щеришься-то, болван? Ты хоть сознаешь, что наказал своих товарищей на несколько десятков тысяч фунтов стерлингов? — зло спросил Дрейк.
— Я… Я это… Я ж не со зла… Я не хотел…
— А какого ж дьявола ты хотел? Молчишь? Эх, вздернуть бы тебя на грота-pee. В наказание тебе и в назидание другим. Ну, рассказывай по порядку. Чего высунулся-то?
— Я это, ну… В общем, напился.
— Мне уже докладывали, но я не поверил. Думал, у моих парней у всех есть мозги в голове. Очевидно, я ошибался. Зачем напился-то?
— Это… Для сугреву… Роса упала, а мы ведь в траве лежали. Ну, я и зазяб…
— Вокруг цветы цветут, а он озяб. Какое нежное дитя тропиков! Откуда ты родом, мерзляк?
— Из Вест-Тейвистока.
— Тьфу! Земляки, значит?
— Ага! Папаня арендует участок у лорда Рассела, неподалеку от вашего Кроундейла! — со вспыхнувшей надеждой торопливо подтвердил Боб Пайк.
— Позорище! Что ж теперь люди о нас скажут? — как-то неожиданно по-деревенски, озабоченно спросил Дрейк. — Опять нечего сказать? Ну, а выпивку где взял-то?
— Под курткой фляжку держу, всегда со мною. — Не без гордости своею предусмотрительностью сказал Пайк.
— Глядите, люди добрые: он еще гордится собой! Не награды ли за свои подвиги ждешь, парень? Ну так вот тебе аванс, а окончательный расчет получишь после того, как завладеем сокровищами! — и с этими словами Дрейк вскочил, подошел к Пайку, бывшему на полторы головы выше капитана, и врезал обеими руками враз — да так, что тот сложился вдвое, как перочинный ножичек, и рухнул к ногам Дрейка. Стоя над ним, Дрейк брезгливо сказал:
— Ты остаешься в живых исключительно потому, что людей у меня мало. Но после окончания кампании подведем итоги. Потому что, если б не твоя пьяная выходка — дело было б уже закончено. Сокровища были б в наших руках и все — слышишь ты меня, образина? Сейчас я назову твой главный грех — грех, который не отмолить никак и никогда! Все люди, которым суждено погибнуть при захвате сокровищ Перу, — слышишь ты, все до одного — на твоей совести, Боб Пайк! Живи пока, тля!
Дрейк смачно плюнул на землю у самого уха матроса, лепечущего какую-то жалкую чепуху вроде: «Я отслужу, сэр! Вы еще увидите!» — и отвернулся.
8
Дрейк торжественно переименовал пинассы, чьи гордые имена не принесли удачи. «Единорог» стал «Медведем», а «Лев» — «Миньоном». Джон Оксенхэм на «Медведе» был отправлен на поиски продовольствия, а Дрейк на «Миньоне» отправился подстерегать и задерживать испанские корабли на подходах к Номбре-де-Дьосу.
Оксенхэму повезло сразу: первое же встреченное им испанское судно оказалось загруженным именно продовольствием.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163