И голые ветки – как зонтики сломанные...
Нил остался на репетицию и уже через две недели впервые выступил в составе "Ниеншанца" на дискотеке в факультетском общежитии.
Группа была и в самом деле не "Дип Пёпл". Ударник сбивался с ритма с среднем раза по три за номер, Пуш, хоть и руководитель и вообще парень неплохой, редуцировал басовые партии до минимума – разик бухнет в заданной тональности и отдыхает до следующего такта. Хваленый соло-гитарист Гюгель, возомнивший себя профессионалом, поскольку в свое время был вытолкан взашей из музыкального училища, норовил к месту и не к месту влезть со своими замороченными запилами, сбивая с толку всех остальных, и безбожно врал тексты. Так что клавишник Нил Баренцев, честно говоря, попавший в "Ниеншанц" лишь потому, что профком закупил для группы вполне пристойный немецкий синтезатор "Роботрон", который пылился без дела в клубном чулане, оказался в этой команде лицом не последним.
Группа, целиком состоявшая из студентов-филологов, находилась на содержании профкома и проходила как народная самодеятельность. Плановые факультетские мероприятия, включая и дискотеки в общежитии два раза в месяц, она обслуживала бесплатно, когда же ее приглашали на другие факультеты, приглашающий факультет оформлял на кого-нибудь из музыкантов материальную помощь. Она делилась на всех, так что каждый получал рублей по восемь-десять.
Играли они преимущественно вещи простые, но забойные, и каждое свое выступление начинали с легендарной "Шизгары", а заканчивали рок-н-роллом про голубые замшевые шузы. Было весело, а времени и сил отнимало куда меньше, чем мог бы подумать человек несведущий.
Как-то в пятницу, когда он только что пришел из университета, ему позвонили. Сухой официальный голос назвался старостой общежития и уведомил, что в связи с предстоящим закрытием зала на санобработку завтрашняя дискотека переносится на сегодня, а потому товарища Баренцева убедительно просят к половине седьмого прибыть в общежитие. Он прибыл, но застал лишь замок на дверях зала. Дежурные ничего не знали и очень удивились, услышав, что в общежитии есть какой-то староста. Ругаясь на неведомого шутника, Нил покурил в стеклянном вестибюле, выпил в буфете паршивого кофе и собрался уходить, как вдруг его окликнули. Ему не нужно было поворачиваться, чтобы понять, кто это. Адреналин скакнул вверх, руки дрогнули.
– Линда! Я и не знал, что ты в общаге живешь.
– Представь себе. А ты к нам?
– К нам – это куда?
– Сегодня же пятница, очередной суперсэшн у Джона.
– Очередной что?
– Суперсэшн. Ну как в песне: "Собрались на суперсэшн у фирмового мэна". Иными словами, заседание КПЛ.
– Коммунистической партии Лаоса? Кружка поэтов-лириков? Комитета пламенных лизоблюдов? Казанских педерастов-любителей?
Она хихикала после каждой его версии, а потом заявила:
– Все равно не догадаешься. "Клуб "Пенни-Лейн".
– Сборище битломанов, – сообразил он. – Ну и чем вы в своем клубе занимаетесь?
– Пойдем увидишь. Студенческий при себе?
– Вход по студбилетам?
– Конечно... – Она увидела его ехидную улыбку, сначала ничего не поняла, потом тоже улыбнулась. – Не к Джону, конечно, а в общагу. На вахте сдать. Видишь, вон там тетка сидит.
Сама Линда ничего предъявлять не стала, спокойно прошла мимо полной пожилой женщины в синем кителе, слегка кивнув ей, и остановилась возле лифта. На Нила женщина взглянула строго и требовательно. Он протянул свой студенческий. Она раскрыла его и принялась придирчиво изучать, сравнивая лицо на фотографии со стоящим в шаге от нее оригиналом.
– Фамилия? – сурово спросила женщина, положив студенческий рядом с толстым вахтенным журналом.
– Но там же написано. – Нил показал на билет.
– Мало ли что там написано! Фамилия?
– Баренцев.
– Имя-отчество?
– Нил Романович.
– Правильно... Номер?
– Какой номер? Билета? Я наизусть не помню...
– Номер комнаты, к кому идете, – пролаяла женщина, теряя терпение от такого непроходимого идиотизма.
– Триста сорок три, Кизяков Станислав, – громко подсказала Линда.
Женщина даже не посмотрела в ее сторону, записала что-то в журнале, а Нилов студенческий закинула в ящик стола, заложив полоской бумаги с цифрами "343".
– Проходите, – неприязненно сказала она. – Как пятница, так все к этому Кизякову и шляются. Медом там, что ли, намазано?.. В двадцать три тридцать общежитие закрывается. Если кто из посторонних не вышел – документ конфискуется и передается в деканат.
– Понял, – грустно сказал Нил.
Женщина, не обращая более на него ни малейшего внимания, уже собачилась со следующим визитером.
– Давай скорей, я лифт держу! – крикнула Линда, и он нырнул вслед за ней в фанерный ящик, рассчитанный, судя по всему, человек на десять.
Когда Линда, не постучавшись, толкнула дверь и вошла в триста сорок третью, ведя на буксире Нила, ему показалось, что что-то внезапно случилось со. зрением – с комнате стоял такой густой дым, что ничего нельзя было разглядеть. К тому же у него моментально защипало в глазах.
Когда он чуть-чуть проморгался, то увидел, что в небольшой комнате стоят, сидят и лежат человек двадцать-двадцать пять, при этом еще умудряясь кучковаться примерно по пятеро – по шестеро. Одна такая кучка группировалась вокруг стола, уставленного пустыми стаканами и тарелками, полными окурков. Еще три группы разместились на каждой из кроватей. Сидели, тесно прижавшись друг к другу, смолили. На кровати слева молчали, на кровати справа тихо о чем-то переговаривались, на дальней, у окошка, пели про желтую подводную лодку, очень недружно, отвратительными голосами. На подоконнике весьма бесстыдно целовалась парочка. Разговаривали тихо, пели тоже не очень громко, но когда в деле участвует столько глоток одновременно, эффект получается основательный. У Нила даже уши заложило. Линда взяла его за руку и повела, лавируя между гостями. Некоторые узнавали ее, махали лениво рукой или говорили:
– Хай, Линда! Пивка не принесла?
– И тебе хай! В другой раз...
– Хай, Линда, а я два текста с "Раббер Соул" снял.
– "Револьвер" тебе в руки...
– Линда, лапушка, у тебя, говорят, полный "Хайр" есть.
– Пусть говорят...
"А она знает себе цену, – с удовлетворением думал Нил. – Жалко, что я тогда, в колхозе, так облажался. Может, что-нибудь получится здесь, может, поезд еще не ушел..."
Нил никого из этих людей не знал, хотя двоих-троих вроде бы видел на факультете. А вот его кое-кто определенно знал:
– Хай, Баренцев!
Ему улыбалась сидящая у стенки девчонка, маленькая, курносая, раскрашенная не хуже ирокеза.
– Приве-ет, – растерянно протянул он. Это создание в узких "вареных" джинсах, чрезмерно обтягивающих толстенькие ножки, было ему совершенно незнакомо.
– Не узнал?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111