.. – Погоди, погоди.. – Нил тряхнул головой, от резкого движения в голове загудело, и противно запульсировало ушибленное место па лбу. Ничего не понимаю. Где все твои?
– Где-где – в Караганде!
– Зачем в Караганде? – Нил окончательно запутался.
– В Израиль они улетели, по вызову, – резко сменил тон Гоша. – Вчера проводили. Через Вену не вышло, пришлось через Рим...
У Нила слегка защемило в груди. К Яблонским он особой приязни не испытывал. Так, чужие и, в общем-то, чуждые люди, эпизодические персонажи характерно-комического плана в спектакле его жизни... Если бы они просто сменили место жительства, перебрались, к примеру, в ту же Караганду или в дом напротив, он бы на другой же день про них и думать забыл... Но отъезд всей семьей туда – это... это окончательно, это навсегда, для него это равносильно тому, как если бы, пока он был на юге, соседи покушали ботулиновых грибочков или рыбы и дружно отправились на тот свет. В сущности, там – это ведь и есть тот свет, и никто оттуда не возвращается... Хотя нет, есть же такие, как их Гоша назвал?.. Нил в россказни о нечеловеческих репрессиях верил слабо, тем не менее лично ни одного возвращенца не встречал и вполне мог допустить, что, в любом случае, в нормальную нашу обыденность они не возвращаются...
– И бабушка? – с дрожью в голосе спросил Нил.
– И бабушка. Все. Меня только оставили, хвосты зачищать, через месяц ждут... Ладно, ты лучше про себя расскажи. Из отпуска на побывку или с концами?
– С концами, наверное... Пока не знаю.
– Неплохо подгадал, – заявил Гоша. – У нас тут как раз небольшое суаре с икрой и шампанским. Вставай и присоединяйся.
Нил без больших усилий поднялся с дивана, подошел к столу, поглядел, присвистнул.
– Однако вы того... жируете, братья семиты. Весь стол был заставлен зелеными баночками с красной икрой – закрытыми, открытыми, полными, початыми и пустыми. Нил насчитало их не менее полутора десятков. И пять бутылок шампанского.
– Жируем, – согласился Гоша. – Только из братьев-семитов здесь один я. Остальные гои. Хопочка у нас уральских кровей, а наш новый сосед Кир Бельмесов – вообще не разбери-пойми. Наполовину финн, наполовину калмык Адская смесь.
В подтверждение Гошиных слов новый сосед приветственно оскалил острые зубы.
– Он теперь в башне живет, – продолжил Гоша.
– А как же Маруся?
– Съехала Маруся. На какой-то военный завод перешла в той же должности. Зарплата, говорит, вдвое больше, общежитие новое, со всеми удобствами.
– Ясно.
Нилу стало жалко, что Маруся съехала. Идеальная была соседка, смирная, незаметная, присутствием своим не докучала. Каков еще этот будет?..
– Нил Баренцев, – представился он и протянул руку.
Кир Бельмесов оскалился еще шире, взял протянутую руку, долго рассматривал ее, качая головой и не выпуская.
– Ты не удивляйся, – сказал Гоша. – Бельмесов человек особенный, потомок шаманов и колдунов.
Бельмесов с важным видом кивнул.
– Он что, немой? – недоуменно спросил Нил. – Нет, не немой, просто молчальник. Он убежден, что слово обладает магической силой, и посвященный в тайны не имеет права тратить ее впустую.
Бельмесов вновь кивнул. Нил вгляделся в его лицо. Необычное лицо, сильно напоминает кого-то. Если убрать со лба мелкие белые кудряшки, то получится... Получится древнегреческий философ Сократ, вот кто получится! Лицо мудреца, сатира и дегенерата одновременно...
– Ладно, ты давай ешь, пей, – распорядился Гоша. – Бельмесов, уступи человеку место.
Нил попробовал было возразить, но Бельмесов жестом показал, что все нормально, и, прихватив икру, проворно пересел на диван. Гоша пододвинул к Нилу нетронутую банку икры и чайную ложку, до краев налил шампанского в пол-литровую чайную кружку с отбитой ручкой.
– С хлебом напряг, – предупредил он. – Мацу будешь?
Нил кивнул и Гоша с оглушительным хрустом отломил изрядный кусок от большого пласта.
– А вы как же? – спросил Нил, показывая на шампанское. – Мне в одиночку пить?
– У нас уж часа четыре, как вольный стол, – сказал Гоша. – Кто когда хочет, тот и наливает. Хопа, Бельмесов, вам как? – Оба дружно покачали головами. – А я, пожалуй, за компанию... – Он налил себе в пустую майонезную банку. – Ну, будем...
Они чокнулись. Нил пригубил шампанского и неожиданно для самого себя сказал:
– Ох, Гоша, Гоша... Знаешь, а мне ведь будет не хватать твоей нахальной жидовской морды. Гоша рассмеялся.
– Меня оплакать не спеши, ты погоди немного...
– И что сие должно обозначать?
– Да так, есть мыслишка... Знаешь, я не сильно рвусь снова сажать себе на шею весь кагал, снова спать на раскладушке за ширмочкой, разговаривать шепотом, ходить на цырлах, вечно выслушивать упреки и наставления. Мне через год тридцатник стукнет, башка и руки откуда надо растут, зарабатываю – дай Бог в праздник, а что имею?.. А ты знаешь, что я свой кожаный пиджак год держал на работе в шкафчике, чтобы семейство не начало на плешь капать, зачем, мол, на себя бабки тратишь, в семью не несешь? Мне это надо?
– Не сильно. Так ты, что же, остаешься?
– Я этого не говорил, заметь.
– Почему?
– Потому что как только я открыто заявляю, что желаю и далее строить коммунизм, а родину предков глубоко имел в виду, ко мне на следующий же день явится пьяный гегемон со смотровым ордером и оттяпает три комнатушки из четырех. Следом припрется мрачная тетка с телефонного узла, заявит, что для индивидуального телефона моих личных заслуг перед отечеством маловато будет, и обрежет провода. Ну и так далее... Пока что от всех этих бяк я на полгода застрахован бумажкой из ОВНРа, выданной взамен паспорта. Вроде волчьего билета. С таким никто не работу не примет, прописки не даст. Ну и что? Я халтурками в три раза больше зашибу, а жилье за мной сохраняется до даты фактического отъезда, причем вместо двадцати рублей я теперь плачу за него один рубль семнадцать коп. Зато никто не прихватит за тунеядство, не нарисует статью за нетрудовые доходы, даже в вытрезвитель могу залетать без последствий, потому что штраф теперь с меня хрен получишь. Так что если не зарываться, не лезть в откровенную уголовщину, можно жить, как у вашего Христа за пазухой. Давай-ка жахнем по этому поводу. Чтоб все так жили!
– Уж я бы точно не отказалась от такой справочки, – вставила Хопа. – Мне бы она вот как пригодилась!
– Так выходи за меня – и будет тебе справочка.
– А возьмешь? Гоша чмокнул губами.
– Такого помпончика да не взять? Советский народ мне этого не простит! – Нет, я в смысле – в Нью-Йорк возьмешь?
– В Нью-Йорк не гарантирую. Вот в Тель-Авив – пожалуйста.
– И что я не видала в твоем Тель-Авиве? Болтов обрезанных? Нет уж, мне в Америку надо. На крайняк – в Европу...
Гоша осушил свою банку и, подцепив куском мацы изрядную порцию икры, отправил в рот и смачно захрустел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
– Где-где – в Караганде!
– Зачем в Караганде? – Нил окончательно запутался.
– В Израиль они улетели, по вызову, – резко сменил тон Гоша. – Вчера проводили. Через Вену не вышло, пришлось через Рим...
У Нила слегка защемило в груди. К Яблонским он особой приязни не испытывал. Так, чужие и, в общем-то, чуждые люди, эпизодические персонажи характерно-комического плана в спектакле его жизни... Если бы они просто сменили место жительства, перебрались, к примеру, в ту же Караганду или в дом напротив, он бы на другой же день про них и думать забыл... Но отъезд всей семьей туда – это... это окончательно, это навсегда, для него это равносильно тому, как если бы, пока он был на юге, соседи покушали ботулиновых грибочков или рыбы и дружно отправились на тот свет. В сущности, там – это ведь и есть тот свет, и никто оттуда не возвращается... Хотя нет, есть же такие, как их Гоша назвал?.. Нил в россказни о нечеловеческих репрессиях верил слабо, тем не менее лично ни одного возвращенца не встречал и вполне мог допустить, что, в любом случае, в нормальную нашу обыденность они не возвращаются...
– И бабушка? – с дрожью в голосе спросил Нил.
– И бабушка. Все. Меня только оставили, хвосты зачищать, через месяц ждут... Ладно, ты лучше про себя расскажи. Из отпуска на побывку или с концами?
– С концами, наверное... Пока не знаю.
– Неплохо подгадал, – заявил Гоша. – У нас тут как раз небольшое суаре с икрой и шампанским. Вставай и присоединяйся.
Нил без больших усилий поднялся с дивана, подошел к столу, поглядел, присвистнул.
– Однако вы того... жируете, братья семиты. Весь стол был заставлен зелеными баночками с красной икрой – закрытыми, открытыми, полными, початыми и пустыми. Нил насчитало их не менее полутора десятков. И пять бутылок шампанского.
– Жируем, – согласился Гоша. – Только из братьев-семитов здесь один я. Остальные гои. Хопочка у нас уральских кровей, а наш новый сосед Кир Бельмесов – вообще не разбери-пойми. Наполовину финн, наполовину калмык Адская смесь.
В подтверждение Гошиных слов новый сосед приветственно оскалил острые зубы.
– Он теперь в башне живет, – продолжил Гоша.
– А как же Маруся?
– Съехала Маруся. На какой-то военный завод перешла в той же должности. Зарплата, говорит, вдвое больше, общежитие новое, со всеми удобствами.
– Ясно.
Нилу стало жалко, что Маруся съехала. Идеальная была соседка, смирная, незаметная, присутствием своим не докучала. Каков еще этот будет?..
– Нил Баренцев, – представился он и протянул руку.
Кир Бельмесов оскалился еще шире, взял протянутую руку, долго рассматривал ее, качая головой и не выпуская.
– Ты не удивляйся, – сказал Гоша. – Бельмесов человек особенный, потомок шаманов и колдунов.
Бельмесов с важным видом кивнул.
– Он что, немой? – недоуменно спросил Нил. – Нет, не немой, просто молчальник. Он убежден, что слово обладает магической силой, и посвященный в тайны не имеет права тратить ее впустую.
Бельмесов вновь кивнул. Нил вгляделся в его лицо. Необычное лицо, сильно напоминает кого-то. Если убрать со лба мелкие белые кудряшки, то получится... Получится древнегреческий философ Сократ, вот кто получится! Лицо мудреца, сатира и дегенерата одновременно...
– Ладно, ты давай ешь, пей, – распорядился Гоша. – Бельмесов, уступи человеку место.
Нил попробовал было возразить, но Бельмесов жестом показал, что все нормально, и, прихватив икру, проворно пересел на диван. Гоша пододвинул к Нилу нетронутую банку икры и чайную ложку, до краев налил шампанского в пол-литровую чайную кружку с отбитой ручкой.
– С хлебом напряг, – предупредил он. – Мацу будешь?
Нил кивнул и Гоша с оглушительным хрустом отломил изрядный кусок от большого пласта.
– А вы как же? – спросил Нил, показывая на шампанское. – Мне в одиночку пить?
– У нас уж часа четыре, как вольный стол, – сказал Гоша. – Кто когда хочет, тот и наливает. Хопа, Бельмесов, вам как? – Оба дружно покачали головами. – А я, пожалуй, за компанию... – Он налил себе в пустую майонезную банку. – Ну, будем...
Они чокнулись. Нил пригубил шампанского и неожиданно для самого себя сказал:
– Ох, Гоша, Гоша... Знаешь, а мне ведь будет не хватать твоей нахальной жидовской морды. Гоша рассмеялся.
– Меня оплакать не спеши, ты погоди немного...
– И что сие должно обозначать?
– Да так, есть мыслишка... Знаешь, я не сильно рвусь снова сажать себе на шею весь кагал, снова спать на раскладушке за ширмочкой, разговаривать шепотом, ходить на цырлах, вечно выслушивать упреки и наставления. Мне через год тридцатник стукнет, башка и руки откуда надо растут, зарабатываю – дай Бог в праздник, а что имею?.. А ты знаешь, что я свой кожаный пиджак год держал на работе в шкафчике, чтобы семейство не начало на плешь капать, зачем, мол, на себя бабки тратишь, в семью не несешь? Мне это надо?
– Не сильно. Так ты, что же, остаешься?
– Я этого не говорил, заметь.
– Почему?
– Потому что как только я открыто заявляю, что желаю и далее строить коммунизм, а родину предков глубоко имел в виду, ко мне на следующий же день явится пьяный гегемон со смотровым ордером и оттяпает три комнатушки из четырех. Следом припрется мрачная тетка с телефонного узла, заявит, что для индивидуального телефона моих личных заслуг перед отечеством маловато будет, и обрежет провода. Ну и так далее... Пока что от всех этих бяк я на полгода застрахован бумажкой из ОВНРа, выданной взамен паспорта. Вроде волчьего билета. С таким никто не работу не примет, прописки не даст. Ну и что? Я халтурками в три раза больше зашибу, а жилье за мной сохраняется до даты фактического отъезда, причем вместо двадцати рублей я теперь плачу за него один рубль семнадцать коп. Зато никто не прихватит за тунеядство, не нарисует статью за нетрудовые доходы, даже в вытрезвитель могу залетать без последствий, потому что штраф теперь с меня хрен получишь. Так что если не зарываться, не лезть в откровенную уголовщину, можно жить, как у вашего Христа за пазухой. Давай-ка жахнем по этому поводу. Чтоб все так жили!
– Уж я бы точно не отказалась от такой справочки, – вставила Хопа. – Мне бы она вот как пригодилась!
– Так выходи за меня – и будет тебе справочка.
– А возьмешь? Гоша чмокнул губами.
– Такого помпончика да не взять? Советский народ мне этого не простит! – Нет, я в смысле – в Нью-Йорк возьмешь?
– В Нью-Йорк не гарантирую. Вот в Тель-Авив – пожалуйста.
– И что я не видала в твоем Тель-Авиве? Болтов обрезанных? Нет уж, мне в Америку надо. На крайняк – в Европу...
Гоша осушил свою банку и, подцепив куском мацы изрядную порцию икры, отправил в рот и смачно захрустел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111