– Присутствующие невольно поморщились, а Эд продолжил объяснения: – Однако здесь отсутствует утварь для жжения сахара, а поэтому мы будем делать себе напитки из водки и воды "Зельцер". Ленни, стаканы, пожалуйста...
Из вежливости, из любопытства, и чтобы добру зря не пропадать, приготовленные Эдом напитки допили до дна, после чего перешли на чистый продукт. Вскоре все заметно разрумянились, а Нил, понятное дело, был отправлен за гитарой. На звуки песен выбрался из своей конуры Назаров. Вписался удачно, и минут через десять уже сидел с Эдом в обнимку и объяснял американцу, что такое брудершафт.
– Русские – удивительный народ! – с чувством говорил Эд. – Сегодня я ехал на железнодорожном поезде, и через проход от меня несколько очень пьяных человек в рабочих куртках по очереди декламировали японскую поэзию, а девушка напротив читала Фолкнера в оригинале.
– Духовность! – с важным видом произнес Гоша. – У нас высокая духовность!
– Но духовность – это синоним религиозности. А у вас в церкви стоят одни старушки в платках, а в религию коммунизма никто давно не верит, а только делает вид, чтобы не попасть в тюрьму или психиатрический дом...
– Духовность – это не синоним религиозности, а антоним материальности, и в этом отношении Советский Союз является безусловным духовным лидером всего мира, – неожиданно вставил Назаров.
Эд тут же встрепенулся.
– О, интересно! Чем ты можешь доказать эти слова?
– Тем, что именно Советский Союз выбьет человечество из мира материального в мир нематериальный, то есть духовный. Проще говоря, если бомбой не расфигачим, то экологией придушим. Усек?
– О, парадоксальность русского менталитета! Ты не мог бы повторить эту мысль завтра? Я хотел бы записать ее.
– Для тебя, амиго, – все, что пожелаешь.
– Тогда не мог бы я привести с собой одну мою соотечественницу? Думаю, ей захочется подробно поговорить с тобой, узнать твое мнение по актуальным вопросам.
Незаметно для остальных Нил ощутимо пнул Назарова под столом, но тот будто и не заметил.
– Разумеется, Эд, приводи соотечественницу. С удовольствием поделюсь своим видением судеб России. А если еще и гонорар дадите...
– Ты имеешь правильный подход к делу. Я обсужу с ней этот вопрос. Некоторая сумма вполне реальна...
– Опомнись! – прошептал Нил на ухо Назарову, улучив момент, когда Эд полностью переключился на Хопу. – Мало тебе неприятностей?
– Суайе транкиль, мон фрер!<Будь спокоен, братец! (фр.) > – с жутким акцентом успокоил Назаров. – Просто я начинаю делать карьеру с другого конца. А твои затруднения я понимаю и потому на твоем присутствии во время интервью не настаиваю.
– Я не понял. Ты считаешь, что я могу тебя заложить?!
– Не надо писать кипятком. Дело не в тебе лично, а в том, что ты единственный из всех присутствующих остаешься человеком системы. И я не хочу тебя ставить в двусмысленное положение.
– Статья о недоносительстве? Спасибо за чуткость, Макс...
– О, тебе знакомы такие материи? Я и не предполагал.
– А ты не находишь, что мы поразительно мало знаем друг о друге.
– Мы с тобой, или вообще все?
* * *
"Побег из одиночки собственной души иллюзорен, – рассуждал на следующее утро. Нил, давясь вместе с прочими человеками системы в душном вагоне метро. – Но короткий выход из одиночки собственною тела вполне реализуем в момент слияния с другим телом..." Толпа притиснула его к девушке в кожаном пальто Лица ее он не видел, но кудрявый темно-русый затылок был вполне ничего себе. Удивительно, но в такой толчее она еще умудрялась читать, пристроив сложенный журнал над головой сидящего с краю пассажира. Чтобы не заглядывать ей через плечо, пришлось бы неудобно поворачивать голову или закрывать глаза, поэтому Нил не стал сопротивляться естественному ходу вещей и уставился в мелкие строчки: " – Это наш новый первый, – слышал я шепот за моей спиной. – Какой молодой, какой красивый..." Нил взглянул на колонтитул и едва удержался, чтобы не плюнуть на страницу.
Действительно, почему нашему дорогому и любимому Бормотухе – Пять Звездочек, величайшему классику современности, до сих пор не вручена Большая золотая медаль за красоту? За что только его челядь оклады и пайки получает? Ведь с ног до головы увешали деда орденами и медалями, будто елку новогоднюю, каких только новых наград не напридумывали – а до такой очевидной вещи не дотумкали, самому намекать приходится. Почему какой-то полусумасшедшей старухе можно с такой медалью разгуливать, отобрав ее у собственной собаки колли, а величайшему гению всех времен и народов нельзя? Отлить бы из чистого золота, пудика этак два – и на шею. А сзади, для равновесия – особо учрежденный орден "Отец-Героин", и чтобы бриллиантиков в этом ордене было по числу благодарных детушек, обитателей мирового социалистического лагеря...
"Ох, хочу бабу!" – подумал вдруг Нил. Его желание было услышано наверху, однако поскольку земными делами там ведает не самый толковый И.О., обратная связь, как всегда, сработала со сбоем. В тот день ею общества страстно возжелали сразу три женщины. Но – это были заведующая кафедрой, парторг и профорг. Малый треугольник макбетовских ведьм.
– Неправильно заполнен индивидуальный план, – стучала зубными протезами заведующая. – Вертикаль не сходится с горизонталью. Пересчитать и сдать в недельный срок. А в десятидневный срок жду от вас восемнадцать страниц методических указаний согласно плану учебно-методической работы.
– Общественная работа совсем запущена, – завывала парторг. – Вы у нас военно-патриотический сектор. А где стенгазета ко Дню советской армии? Где встречи с ветеранами? Почему никто не охвачен военно-техническими секциями?
– С вас три рубля на юбилей кафедры, рубль пятьдесят в Фонд мира, пять рублей на Восьмое марта и тридцать копеек на орграсходы, – хрюкала профорг. – И еще, от кафедры требуется номер на институтский праздничный вечер.
"История моей жизни, – подумал Нил. – Нет таких подмостков, куда бы не вытащила меня энергия активисток. Хочешь жить спокойно – ничего не умей".
– Ничем не могу помочь, – сказал он профоргу. – У меня, видите ли, методические указания.
Не говоря уж о военно-технических ветеранах. К тому же по весне левая кисть отнимается – спасу нет.
В доказательство он слабо пошевелил пальцами.
– А вокал? – спросила профорг. – Голосовые связки не отнимаются? Петь сможете?
– Хором?
– Зачем хором? Хором не надо. Дуэтом. – Если только с вами. Со сцены мы будем классно смотреться вдвоем.
– Скажете тоже! – Профсоюзная кикимора смущенно поправила тугой синтетический парик. – У нас есть другая кандидатура.
– Кто же?
– Стажер-исследователь, – подхватила эстафету партийная баба-яга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111
Из вежливости, из любопытства, и чтобы добру зря не пропадать, приготовленные Эдом напитки допили до дна, после чего перешли на чистый продукт. Вскоре все заметно разрумянились, а Нил, понятное дело, был отправлен за гитарой. На звуки песен выбрался из своей конуры Назаров. Вписался удачно, и минут через десять уже сидел с Эдом в обнимку и объяснял американцу, что такое брудершафт.
– Русские – удивительный народ! – с чувством говорил Эд. – Сегодня я ехал на железнодорожном поезде, и через проход от меня несколько очень пьяных человек в рабочих куртках по очереди декламировали японскую поэзию, а девушка напротив читала Фолкнера в оригинале.
– Духовность! – с важным видом произнес Гоша. – У нас высокая духовность!
– Но духовность – это синоним религиозности. А у вас в церкви стоят одни старушки в платках, а в религию коммунизма никто давно не верит, а только делает вид, чтобы не попасть в тюрьму или психиатрический дом...
– Духовность – это не синоним религиозности, а антоним материальности, и в этом отношении Советский Союз является безусловным духовным лидером всего мира, – неожиданно вставил Назаров.
Эд тут же встрепенулся.
– О, интересно! Чем ты можешь доказать эти слова?
– Тем, что именно Советский Союз выбьет человечество из мира материального в мир нематериальный, то есть духовный. Проще говоря, если бомбой не расфигачим, то экологией придушим. Усек?
– О, парадоксальность русского менталитета! Ты не мог бы повторить эту мысль завтра? Я хотел бы записать ее.
– Для тебя, амиго, – все, что пожелаешь.
– Тогда не мог бы я привести с собой одну мою соотечественницу? Думаю, ей захочется подробно поговорить с тобой, узнать твое мнение по актуальным вопросам.
Незаметно для остальных Нил ощутимо пнул Назарова под столом, но тот будто и не заметил.
– Разумеется, Эд, приводи соотечественницу. С удовольствием поделюсь своим видением судеб России. А если еще и гонорар дадите...
– Ты имеешь правильный подход к делу. Я обсужу с ней этот вопрос. Некоторая сумма вполне реальна...
– Опомнись! – прошептал Нил на ухо Назарову, улучив момент, когда Эд полностью переключился на Хопу. – Мало тебе неприятностей?
– Суайе транкиль, мон фрер!<Будь спокоен, братец! (фр.) > – с жутким акцентом успокоил Назаров. – Просто я начинаю делать карьеру с другого конца. А твои затруднения я понимаю и потому на твоем присутствии во время интервью не настаиваю.
– Я не понял. Ты считаешь, что я могу тебя заложить?!
– Не надо писать кипятком. Дело не в тебе лично, а в том, что ты единственный из всех присутствующих остаешься человеком системы. И я не хочу тебя ставить в двусмысленное положение.
– Статья о недоносительстве? Спасибо за чуткость, Макс...
– О, тебе знакомы такие материи? Я и не предполагал.
– А ты не находишь, что мы поразительно мало знаем друг о друге.
– Мы с тобой, или вообще все?
* * *
"Побег из одиночки собственной души иллюзорен, – рассуждал на следующее утро. Нил, давясь вместе с прочими человеками системы в душном вагоне метро. – Но короткий выход из одиночки собственною тела вполне реализуем в момент слияния с другим телом..." Толпа притиснула его к девушке в кожаном пальто Лица ее он не видел, но кудрявый темно-русый затылок был вполне ничего себе. Удивительно, но в такой толчее она еще умудрялась читать, пристроив сложенный журнал над головой сидящего с краю пассажира. Чтобы не заглядывать ей через плечо, пришлось бы неудобно поворачивать голову или закрывать глаза, поэтому Нил не стал сопротивляться естественному ходу вещей и уставился в мелкие строчки: " – Это наш новый первый, – слышал я шепот за моей спиной. – Какой молодой, какой красивый..." Нил взглянул на колонтитул и едва удержался, чтобы не плюнуть на страницу.
Действительно, почему нашему дорогому и любимому Бормотухе – Пять Звездочек, величайшему классику современности, до сих пор не вручена Большая золотая медаль за красоту? За что только его челядь оклады и пайки получает? Ведь с ног до головы увешали деда орденами и медалями, будто елку новогоднюю, каких только новых наград не напридумывали – а до такой очевидной вещи не дотумкали, самому намекать приходится. Почему какой-то полусумасшедшей старухе можно с такой медалью разгуливать, отобрав ее у собственной собаки колли, а величайшему гению всех времен и народов нельзя? Отлить бы из чистого золота, пудика этак два – и на шею. А сзади, для равновесия – особо учрежденный орден "Отец-Героин", и чтобы бриллиантиков в этом ордене было по числу благодарных детушек, обитателей мирового социалистического лагеря...
"Ох, хочу бабу!" – подумал вдруг Нил. Его желание было услышано наверху, однако поскольку земными делами там ведает не самый толковый И.О., обратная связь, как всегда, сработала со сбоем. В тот день ею общества страстно возжелали сразу три женщины. Но – это были заведующая кафедрой, парторг и профорг. Малый треугольник макбетовских ведьм.
– Неправильно заполнен индивидуальный план, – стучала зубными протезами заведующая. – Вертикаль не сходится с горизонталью. Пересчитать и сдать в недельный срок. А в десятидневный срок жду от вас восемнадцать страниц методических указаний согласно плану учебно-методической работы.
– Общественная работа совсем запущена, – завывала парторг. – Вы у нас военно-патриотический сектор. А где стенгазета ко Дню советской армии? Где встречи с ветеранами? Почему никто не охвачен военно-техническими секциями?
– С вас три рубля на юбилей кафедры, рубль пятьдесят в Фонд мира, пять рублей на Восьмое марта и тридцать копеек на орграсходы, – хрюкала профорг. – И еще, от кафедры требуется номер на институтский праздничный вечер.
"История моей жизни, – подумал Нил. – Нет таких подмостков, куда бы не вытащила меня энергия активисток. Хочешь жить спокойно – ничего не умей".
– Ничем не могу помочь, – сказал он профоргу. – У меня, видите ли, методические указания.
Не говоря уж о военно-технических ветеранах. К тому же по весне левая кисть отнимается – спасу нет.
В доказательство он слабо пошевелил пальцами.
– А вокал? – спросила профорг. – Голосовые связки не отнимаются? Петь сможете?
– Хором?
– Зачем хором? Хором не надо. Дуэтом. – Если только с вами. Со сцены мы будем классно смотреться вдвоем.
– Скажете тоже! – Профсоюзная кикимора смущенно поправила тугой синтетический парик. – У нас есть другая кандидатура.
– Кто же?
– Стажер-исследователь, – подхватила эстафету партийная баба-яга.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111