Сейчас трудно судить, насколько сильно задеты внутренние органы. Однако он довольно бодр, а это имеет некоторое значение!
На Альфредо напали, как только он сошел с трамвая, и потащили его на берег Муньоне. Из трех нападающих одного он узнал. Нет, это был не Карлино, но этого типа Альфредо видел несколько раз в обществе Карлино. Когда бандиты вышли на плотину, тот остался сторожить на дороге. А другой спросил у Альфредо: «Так ты, значит отказался внести деньги на фашистскую партию!» Тут они схватили дубинки и стали бить его по голове. Альфреда потерял сознание.
На следующий день вся виа дель Корно со слов девушек толковала о подробностях нападения. Но глаза говорил и еще яснее слов. Когда Карлино вышел на улицу, все следили за ним опасливым взглядом, словно за преступником, который скрывается под чужим именем, или как за диким зверем, нападения которого боятся. Только Нанни и Ристори как ни в чем не бывало приветствовали eго: один поднял руку, второй подмигнул. Вечером в церкви Арманда села на скамейку рядом с Джеммой и прошептала, что «как бог свят!» ее сын в этом деле не участвовал. Джемма, дотронувшись до ее руки, сказала:
— Вы святая женщина! Не такого бы вам сына надо! — И они вместе стали молиться за здоровье Альфредо.
На двери колбасной прибили объявление, написанное от руки: «Закрыто ввиду болезни владельца. Откроется через неделю. Флоренция 30 июля 1925 г. — Милена Беллини, по мужу Кампольми».
А что такое восемь дней? Зачастую от воскресенья до воскресенья время пролетает так, что и не заметишь. Однако Нези, привыкший, как известно, заниматься подсчетами, мог бы сказать, что восемь дней — это 192 часа, в которых 11520 минут или же 691200 секунд. Господь бог создал мир всего лишь за 518400 секунд! Следовательно, от понедельника до понедельника многое может случиться. Альфредо, казалось, со дня на день становилось лучше. За исключением обоих фашистов, супругов Нези, Синьоры и ее фавориток, вся улица ходила навещать его в больницу. Потихоньку от сына проведала Альфредо и Арманда. Клара привела с собой Аделе, Палле и остальных ребят с виа дель Корно. Посещение Ристори явилось неожиданностью, хоть оно было вполне естественным: если держишь гостиницу, то приходится ко всем подлаживаться. Нанни получил от бригадьере разрешение оставить на несколько часов свой наблюдательный пункт.
За эти восемь дней Альфредо несколько раз выслушал в различных вариантах и от различных сочувствующих лиц рассказ о событиях недели, которую Стадерини назвал впоследствии «зловещей», ибо через два месяца последовало роковое событие, и ночь, в которую оно произошло, сапожник стал называть «Ночью Апокалипсиса».
«Зловещая неделя» началась в понедельник утром ссорой и последующим примирением супругов Каррези. В середине того же дня Мачисте дал пощечину Уго, а вечером злоключения завершились неожиданным нападением на Альфредо.
На следующий вечер, уже после одиннадцати, все услышали, как ссорились два фашиста: Карлино орал громче, чем Освальдо. Но они сейчас же закрыли окна, и причину ссоры узнать не удалось. Это случилось во вторник. Среда прошла без особых происшествий; только Нанни накричал на Элизу, а быть может, и поколотил ее; Джордано Чекки вывихнул себе ногу, играя с Джиджи Лукателли — кто выше прыгнет с лестницы. Словом, всё дела обычные.
Но в четверг произошло нечто из ряда вон выходящее.
В то утро Нези спустился из своей квартиры, как всегда, около девяти часов, но лавка оказалась на замке; подручный в ожидании открытия болтал со Стадерини.
— Отелло еще не отпер? — спросил угольщик. — Я велел ему прийти в обычное время!
— Верно, заболел, — сказал подручный.
— Как? Отелло нет дома? — спросил сапожник и встал из-за столика с ботинком в руке.
Но Нези знал, что значит жить на виа дель Корно. Он потряс своей палкой и бросил на сапожника бешеный взгляд:
— Знай чини свои опорки, — заорал он. — Конечно, Отелло нет дома. Я его послал забрать груз со станции.
Он вытащил запасной ключ и отпер лавку.
Прошло полчаса. Подручный должен был развезти заказанный уголь по домам на проспекте Тинтори и на набережной. Он ждал, что хозяин даст ему адреса. Но так как Нези, сев за стол и обхватив голову руками, о чем-то раздумывал, то подручный рассудил, что утром поручений не будет. Он был не прочь отдохнуть и притворился, что позабыл о трех центнерах кокса, которые Отелло накануне вечером велел ему доставить в пансион Луккези.
Вошла Клара и попросила кило угля, только без камней! Нези заорал из темноты, что если в его угле попадаются камни, то девчонка может и не покупать у него: есть другой угольщик, в двух шагах отсюда!
— Да ведь это я так, к слову сказала, — улыбаясь, оправдывалась Клара.
— А я к делу говорю, — завопил Нези во весь голос. Он в бешенстве вскочил, сбросил с весов уголь, который стал было отвешивать подручный, и закричал:
— Пошла отсюда, девчонка, пошла прочь! Таких покупателей, как ты, лучше терять, чем приобретать.
Клара, удивленная и оробевшая, мешкала; тогда Нези двинулся прямо на нее:
— Что я, по-турецки говорю, что ли? — заревел он. Девушка опрометью выскочила из лавки.
— Сегодня мы гуляем, — продолжал кричать Нези, обратившись к подручному. — Выходи! Запираю лавку!
— Нужно бы доставить в пансион Луккези… — напомнил парень для очистки совести.
— Обойдутся! Во Флоренции больше угольщиков, чем воды в Арно! Я сам себе хозяин! Продаю кому хочу, когда хочу и как хочу!
— Как угодно, синьор Эджисто, — сказал подручный уже на пороге. — Значит, приходить завтра?
— Завтра, или послезавтра, или послепослезавтра. А может, и никогда. Ступай, ступай!
Нези спустил железную штору и запер ее на оба замка. Затем снова позвал подручного:
— Эй, ты! Я, Нези, плачу тебе не за то, чтобы ты по улицам шлялся! Сиди здесь и жди Отелло! Если б ты не был жуликом, я бы оставил на тебя лавку.
— Да вы бы самому Иисусу Христу не доверились! — сказал тот.
— Конечно! У меня еще мозги не размякли, — ответил Нези и, прихрамывая, пошел на виа дель Парлашо.
— Еще не размякли, но близко к тому! — вполголоса пустил ему вслед юноша.
Так думала и вся улица. Как же это: Нези, и вдруг отказывается выполнять заказы — это все равно, что рыба вдруг вздумала бы выпрыгнуть из воды! Ведь это противоречит здравому смыслу! Ну, отказался продать килограмм угля для печурки землекопа, это еще куда ни шло; но три центнера кокса для такого солидного клиента, как пансион Луккези… Нези, видно, не только ушибло ногу, у него и разум отшибло.
«Куда мог деться Отелло?» — думал Нези. В последние дни сын был молчаливее обычного, но по лицу видно: бунтует. Может быть, он решил устроить забастовку, чтобы показать, как он необходим отцу? Грозит втихомолку, не найдя в себе мужества заикнуться об этом в присутствии отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113
На Альфредо напали, как только он сошел с трамвая, и потащили его на берег Муньоне. Из трех нападающих одного он узнал. Нет, это был не Карлино, но этого типа Альфредо видел несколько раз в обществе Карлино. Когда бандиты вышли на плотину, тот остался сторожить на дороге. А другой спросил у Альфредо: «Так ты, значит отказался внести деньги на фашистскую партию!» Тут они схватили дубинки и стали бить его по голове. Альфреда потерял сознание.
На следующий день вся виа дель Корно со слов девушек толковала о подробностях нападения. Но глаза говорил и еще яснее слов. Когда Карлино вышел на улицу, все следили за ним опасливым взглядом, словно за преступником, который скрывается под чужим именем, или как за диким зверем, нападения которого боятся. Только Нанни и Ристори как ни в чем не бывало приветствовали eго: один поднял руку, второй подмигнул. Вечером в церкви Арманда села на скамейку рядом с Джеммой и прошептала, что «как бог свят!» ее сын в этом деле не участвовал. Джемма, дотронувшись до ее руки, сказала:
— Вы святая женщина! Не такого бы вам сына надо! — И они вместе стали молиться за здоровье Альфредо.
На двери колбасной прибили объявление, написанное от руки: «Закрыто ввиду болезни владельца. Откроется через неделю. Флоренция 30 июля 1925 г. — Милена Беллини, по мужу Кампольми».
А что такое восемь дней? Зачастую от воскресенья до воскресенья время пролетает так, что и не заметишь. Однако Нези, привыкший, как известно, заниматься подсчетами, мог бы сказать, что восемь дней — это 192 часа, в которых 11520 минут или же 691200 секунд. Господь бог создал мир всего лишь за 518400 секунд! Следовательно, от понедельника до понедельника многое может случиться. Альфредо, казалось, со дня на день становилось лучше. За исключением обоих фашистов, супругов Нези, Синьоры и ее фавориток, вся улица ходила навещать его в больницу. Потихоньку от сына проведала Альфредо и Арманда. Клара привела с собой Аделе, Палле и остальных ребят с виа дель Корно. Посещение Ристори явилось неожиданностью, хоть оно было вполне естественным: если держишь гостиницу, то приходится ко всем подлаживаться. Нанни получил от бригадьере разрешение оставить на несколько часов свой наблюдательный пункт.
За эти восемь дней Альфредо несколько раз выслушал в различных вариантах и от различных сочувствующих лиц рассказ о событиях недели, которую Стадерини назвал впоследствии «зловещей», ибо через два месяца последовало роковое событие, и ночь, в которую оно произошло, сапожник стал называть «Ночью Апокалипсиса».
«Зловещая неделя» началась в понедельник утром ссорой и последующим примирением супругов Каррези. В середине того же дня Мачисте дал пощечину Уго, а вечером злоключения завершились неожиданным нападением на Альфредо.
На следующий вечер, уже после одиннадцати, все услышали, как ссорились два фашиста: Карлино орал громче, чем Освальдо. Но они сейчас же закрыли окна, и причину ссоры узнать не удалось. Это случилось во вторник. Среда прошла без особых происшествий; только Нанни накричал на Элизу, а быть может, и поколотил ее; Джордано Чекки вывихнул себе ногу, играя с Джиджи Лукателли — кто выше прыгнет с лестницы. Словом, всё дела обычные.
Но в четверг произошло нечто из ряда вон выходящее.
В то утро Нези спустился из своей квартиры, как всегда, около девяти часов, но лавка оказалась на замке; подручный в ожидании открытия болтал со Стадерини.
— Отелло еще не отпер? — спросил угольщик. — Я велел ему прийти в обычное время!
— Верно, заболел, — сказал подручный.
— Как? Отелло нет дома? — спросил сапожник и встал из-за столика с ботинком в руке.
Но Нези знал, что значит жить на виа дель Корно. Он потряс своей палкой и бросил на сапожника бешеный взгляд:
— Знай чини свои опорки, — заорал он. — Конечно, Отелло нет дома. Я его послал забрать груз со станции.
Он вытащил запасной ключ и отпер лавку.
Прошло полчаса. Подручный должен был развезти заказанный уголь по домам на проспекте Тинтори и на набережной. Он ждал, что хозяин даст ему адреса. Но так как Нези, сев за стол и обхватив голову руками, о чем-то раздумывал, то подручный рассудил, что утром поручений не будет. Он был не прочь отдохнуть и притворился, что позабыл о трех центнерах кокса, которые Отелло накануне вечером велел ему доставить в пансион Луккези.
Вошла Клара и попросила кило угля, только без камней! Нези заорал из темноты, что если в его угле попадаются камни, то девчонка может и не покупать у него: есть другой угольщик, в двух шагах отсюда!
— Да ведь это я так, к слову сказала, — улыбаясь, оправдывалась Клара.
— А я к делу говорю, — завопил Нези во весь голос. Он в бешенстве вскочил, сбросил с весов уголь, который стал было отвешивать подручный, и закричал:
— Пошла отсюда, девчонка, пошла прочь! Таких покупателей, как ты, лучше терять, чем приобретать.
Клара, удивленная и оробевшая, мешкала; тогда Нези двинулся прямо на нее:
— Что я, по-турецки говорю, что ли? — заревел он. Девушка опрометью выскочила из лавки.
— Сегодня мы гуляем, — продолжал кричать Нези, обратившись к подручному. — Выходи! Запираю лавку!
— Нужно бы доставить в пансион Луккези… — напомнил парень для очистки совести.
— Обойдутся! Во Флоренции больше угольщиков, чем воды в Арно! Я сам себе хозяин! Продаю кому хочу, когда хочу и как хочу!
— Как угодно, синьор Эджисто, — сказал подручный уже на пороге. — Значит, приходить завтра?
— Завтра, или послезавтра, или послепослезавтра. А может, и никогда. Ступай, ступай!
Нези спустил железную штору и запер ее на оба замка. Затем снова позвал подручного:
— Эй, ты! Я, Нези, плачу тебе не за то, чтобы ты по улицам шлялся! Сиди здесь и жди Отелло! Если б ты не был жуликом, я бы оставил на тебя лавку.
— Да вы бы самому Иисусу Христу не доверились! — сказал тот.
— Конечно! У меня еще мозги не размякли, — ответил Нези и, прихрамывая, пошел на виа дель Парлашо.
— Еще не размякли, но близко к тому! — вполголоса пустил ему вслед юноша.
Так думала и вся улица. Как же это: Нези, и вдруг отказывается выполнять заказы — это все равно, что рыба вдруг вздумала бы выпрыгнуть из воды! Ведь это противоречит здравому смыслу! Ну, отказался продать килограмм угля для печурки землекопа, это еще куда ни шло; но три центнера кокса для такого солидного клиента, как пансион Луккези… Нези, видно, не только ушибло ногу, у него и разум отшибло.
«Куда мог деться Отелло?» — думал Нези. В последние дни сын был молчаливее обычного, но по лицу видно: бунтует. Может быть, он решил устроить забастовку, чтобы показать, как он необходим отцу? Грозит втихомолку, не найдя в себе мужества заикнуться об этом в присутствии отца.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113