Площадь Санта-Кроче превратилась в танцевальный зал, куда свободен вход для всех, в танцевальный зал с воздушными стенами и звездным потолком. Чинно рассевшись на скамейке, оркестр «Пипполезе Джакомо Пуччини» играл на мандолинах и гитарах всевозможные танцы.
Площадь была полна народу, всюду слышались шутки, смех, песни. Время от времени кто-нибудь из зрителей со шляпой в руке ходил по кругу, собирая сольди для оркестрантов. Им ведь тоже надо промочить горло вином, полакомиться бриджидино или подсоленным жареным миндалем. Но самое большое раздолье было для влюбленных, которых по случаю бала родители без разговоров отпустили из дома. Потанцевав немного, они уединялись за высоким зданием строящейся библиотеки и, укрывшись под платанами ближней аллеи, говорили друг другу нежные слова и целовались. А перед ними по-прежнему шумела и сверкала огнями ярмарка. Через раскрытую настежь дверь с завистью смотрел на нее со своего освещенного алтаря старый плотник Сан-Джузеппе, который, прежде чем по известным всем причинам стать святым, наверняка поддавался разным соблазнам. Он охотно сошел бы с иконы и подсел к тем, кто веселился на ярмарке в его честь, он не прочь был выпить глоток кьянти, попробовать бриджидино и проверить крепость своих старых десен, пожевав миндальное, пирожное Ривуара.
У короля миндаля выдался удачный день. Он был доволен выручкой, доволен и своей дочкой, вновь превратившейся, наконец, в веселую, оживленную восемнадцатилетнюю девушку. «Верно, по уши влюблена в наборщика», — думал Ривуар.
К ларьку Ривуара подошли Джезуина и Уго и потащили Бьянку на площадь танцевать.
— Не знаешь, Бьянка, почему Марио не пришел к нам на ужин? — спросили Джезуина.
Но Бьянка деланно-равно душным тоном и даже с иронией ответила, что Марио не поверяет ей своих секретов.
— Он сообщает их той, которая открыла ему, что такое любовь! — добавила она. — У меня, конечно, нет опыта, и я не могу научить его этому!
Улыбка у Бьянки получилась не саркастическая, как ей того хотелось, а жалостная, горькая.
Джезуина продолжала настаивать, и тогда Бьянка недовольно ответила:
— Перестаньте, прошу вас! — и протянула руку Уго, пригласившему ее танцевать.
Вальсируя, Уго подмигнул ей и тихо сказал:
— Вот увидишь, Марио вернется к тебе раньше, чем ты думаешь…
— Уж вам-то лучше помолчать! — вырвалось у Бьянки.
— Мне? Почему? — спросил они
Бьянка смутилась. Она была уверена, что Джёзуина любовница Марио, но говорить об этом Уго ей, понятнее не хотелось. Крепко обхватив хрупкий девичий стан Бьянки, Уго снова закружил ее в вальсе. Потом, хоть Бьянка и отворачивалась с недовольным видом, он опять шепнул ей на ухо:
— Марио золотой парень! И ты знаешь это не хуже меня!
Да, Марио действительно золотой парень, один из лучших товарищей, и партия доверила ему руководство организацией коммунистической молодежи всей провинции. Но что знает Уго, что знает партия о личных чувствах товарища Марио Париджи? Человек одинок, когда он ищет, находит и защищает свою любовь. От того, кто борется за свою любовь, общество может ждать только благородных поступков. Впрочем, именно партия и научила Марио, даже ошибаясь, даже страдая, до конца бороться за счастье; главное — быть уверенным в правильности выбранного пути. Бьянка была ошибкой юности, невинным увлечением. Милена — настоящая любовь.
В тот вечер оба они забыли, что их ждут: Милену — мать, Марио — друзья. Уже несколько часов гуляют они по аллее, рассеянно прислушиваясь к долетающим с ярмарки звукам оркестра. Иногда они останавливаются у фонаря и в молчании долго глядят друг на друга нежно и немного недоверчиво, словно хотят открыться и понять мысли своего спутника, словно просят у него сострадания, но ни он, ни она не осмеливаются сделать решительный шаг, произнести те слова, которые или приведут их к ужасной ошибке, или на время прервут неудержимое взаимное влечение. Каждый день они гуляют по аллее, взявшись за руки, и в смятении до боли сжимают друг другу пальцы. Но сегодня рука Милены доверчиво и спокойно лежит в руке Марио, точно предвещая ее покорность. В тихие вечерние часы, когда повсюду зажглись фонари и с холмов веет легкий ветерок, Милена еще раз хочет вместе с Марио разобраться в тех вопросах, над которыми они мучаются уже много месяцев, стараясь понять друг друга. У обоих есть в душе ответ на эти вопросы, и оба не могут переубедить друг друга. Вот они остановились возле старого дерева. Прислонившись к платану, Милена задумчиво смотрит в небо; Марио, зажав в зубах сигарету, стоит рядом и смотрит ей в лицо. Медленно, точно подбирая слова, она говорит:
— Почему я не отвечаю открыто на твое чувство? Все влечет меня к тебе. Меня не страшит осуждение людей и даже то горе, которое я причиню Альфредо, хотя это самое главное и мы всегда будем чувствовать свою вину перед ним. Не это удерживает меня, а все то же старое сомнение. Если бы ничего не случилось, если бы Альфредо не заболел и я, как прежде, сидела бы в лавке за кассой, могла бы я бросить все и пойти за тобой? Ты мне отвечаешь: «Нет, потому что в то время ты была совсем другой Миленой и наши пути никогда бы не сошлись». Но я осталась прежней Миленой, не изменилось же у меня лицо?!
— Ты изменилась внутренне. И ты сама это знаешь.
— Значит, прежде мы не были предназначены судьбой друг для друга? Наше чувство рождено горем. И я боюсь, что горе будет следовать за нами всю жизнь. Вот если бы я могла думать, что и прежняя Милена пошла бы за тобой, тогда у меня была бы уверенность, что будущее припасло для нас немного радости. Ведь в те дни я была счастлива с Альфредо! Я была такой, какая сейчас Клара, а она такой останется всегда. Далее в несчастье!
— Ты была счастлива, потому что жила в неведении, с закрытыми глазами и, вероятно, никогда бы их не открыла, да и не смогла бы открыть. Такие люди благоденствуют в своем маленьком мирке и вполне довольны. Так же вот и Клара… Но если в твоей жизни и было что-либо ложное, то только в прошлом, а не сейчас. То же самое произошло и со мной. По-иному, конечно. Мое чувство к Бьянке не было таким глубоким, как у тебя к Альфредо. Любовь к Альфредо принадлежит к той полосе, когда ты была еще слепа, и не случилось бы ничего плохого, если бы ты навсегда осталась с ним. Это и было Тогда твоей жизнью. И твоя жизнь сложилась бы легче, Счастливо и без тревог. Однако теперь ты не можешь притворяться незрячей. Радости у нас будут, когда мы постепенно научимся любить друг друга. Это эгоизм, согласен, но любовь — я это чувствую с тех пор, как полюбил тебя, — делает нас добрее к другим людям и словно подталкивает поделиться со всеми тем драгоценным даром, которым мы наслаждаемся. Ты знаешь, сколько я передумал в последнее время и как я изменился!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113