Но Нези умеет ждать. Другие торговцы таким типам, как Джулио и Нанни, не поверили бы в долг и булавки, а Нези уверен, что с этим народом можно иметь дело: внакладе не останешься. Нези хорошо знал, что это за птицы. Он и с фашистами в добрых отношениях — не раз давал свой грузовик для их «экспедиций». Однажды они покалечили машину, но Нези даже отказался взять с них деньги на ремонт. «Я надеюсь, вы вспомните обо мне, когда будете у власти», — сказал он. Что ж, теперь Нези получил подряд на поставку угля для школ всего округа. А вместо одного грузовика у него стало три: все три стоят в гараже на виа де'Ренаи; у Нези в этом гараже тоже есть пай.
— Нези ловко сеет, ловко жнет, — говорит Синьора едва слышным голосом.
Он посеял в доме Джулио; вот жатва и подоспела.
— Мое почтенье, синьор Нези.
— Как твоя девчурка?
— Синьор Нези, на одно слово.
Лавка угольщика в подвале; надо спуститься на шесть ступенек. Когда дверь открыта, с улицы видны весы на высокой подставке. Лавка слабо освещена электрической лампочкой, висящей над столом, где у Нези лежат книги долговых записей, которые ведутся поаккуратней, чем дела в квестуре. Сын Нези просеивает мелкий уголь. Лицо у него измазано угольной пылью, глаза светятся, как у кошки. Он высок и худ; в июне ему минет двадцать лет. Отец велит ему стать у дверей и говорить покупателям, что «продажа прекращена на полчаса». У Нези-отца тоже измазаны углем щеки и лоб. Джулио видит только его зубы, белые и ровные, как у сына.
— Я думаю, в полчаса управимся.
— Вполне, — говорит Джулио.
Глаза у него привыкают к окружающей полутьме, словно лампочка над столом с каждой секундой светит все ярче. Угольная лавка, пожалуй, больше кузницы, потолок здесь высокий; у стен навалены целые угольные горы; время от времени с них срываются маленькие лавины и струйками бегут к подножию. Угольщик приглашает Джулио присесть у стола и сам усаживается напротив, опершись локтями на выдвинутый ящик. На голове у него черная кепка, рубашка тоже черная. (Но это только из-за ремесла, — так сказать спецовка угольщиков. Нези всячески подчеркивает, что в фашистскую партию он не записан.) Он весь черный, и фигура его сливается с угольными кучами за его спиной. Только лицо и руки смутно выступают из полумрака, и Джулио кажется, что он разговаривает с призраком. Но так или иначе, разговаривать приходится. Мысль о том, что дома под кроватью лежит краденое добро, не дает Джулио покоя, словно у него спрятана там адская машина.
Позавчера вечером прибежал Моро и попросил приятеля подержать у себя несколько часов «покойничка». Джулио очень хотелось отказаться, ведь ему всего три недели осталось быть под надзором. Но раз Моро обратился к нему — значит, у него не было другоговыхода. Полиция наступала ему на пятки, а в таких случаях не отказывают. И вот теперь Моро забрали, а «покойник» все еще под кроватью, на которой спит дочка. Нет, недаром, видно, бригадьере сказал: «Завтра мы с тобой еще поговорим».
— Ну, что скажешь хорошенького, Джулио?
— За мной долгу лир тридцать, если не ошибаюсь.
— Пустяки! Говори — я слушаю.
— Я с вами никогда еще не работал… Не хотелось бы ошибиться…
— Давай говори, не бойся!
— Дельце не очень чистое, заранее предупреждаю…Лицо, две руки, а выше и ниже все черно. Глаза 20
угольщика горят, как у злого бродячего кота. На обеих руках блестят золотые кольца, пальцы беспокойно шевелятся, словно лапки перевернутого на спину жука. Между губ высовывается кончик языка: он светлее, чем кожа на лице. Пауза. Слышится только шуршание осыпающегося угля. Наконец губы раскрываются.
— А какие там вещи?
— На ощупь — как будто серебро.
— Почему «как будто»?
— Я ведь в этом деле не участвовал, а мешка не открывал. Но это вас не касается.
— Если хочешь, чтобы я тебе помог, сбавь тон. А тяжелый мешок?
— Килограммов тридцать. Но вещи-то не мои. Я только хочу дать их на хранение и заплачу за беспокойство. Может, они уже кому-нибудь обещаны.
— И я, Нези, должен хранить их ради твоих прекрасных глаз и ради Моро?
— Моро? Кто такой Моро?
— Мы с тобой так не сговоримся. Ты думаешь, я глухой, ничего не слыхал? Да будет тебе известно: я, Нези, сплю вполглаза. А по утрам первым делом газету покупаю.
Видно, по ночам только стены спят на виа дель Корно. Люди не спят. Сон приходит лишь к тем, у кого нет забот. А у кого же нет забот на виа дель Корно? Спят еще те, у кого нет болезней. А кто не болен? Не от всех болезней помогает полосканье горла или питьевая сода, как Синьоре или повару Беппино. В сердцах и умах борются страсти, — алчность и добрые намерения, любовь и страх божий. Тот, кого обуревают волнения, ворочается в ночной тишине без сна под одеялом и оказывается невольным сотоварищем поднадзорных, которые бодрствуют в ожидании полицейского обхода. На виа дель Корно все чувствуют себя поднадзорными и настораживают уши при прощальном приветствии бригадьере. Вчерашний ночной разговор слышал Мачисте: ему не давали спать мысли о товарищах, которых арестовали как «неблагонадежных»; слышал этот разговор и зеленщик Уго, не спавший по той же причине; и Мария, которая в мечтах видела Уго рядом с собою; и мать Милены, тосковавшая о дочке; и Антонио-землекоп, размышлявший о том, что с субботнего вечера он останется без работы, потому что стройка закончена; и коммивояжер Освальдо — тот, что квартирует у Карлино, такого же фашиста, как и он сам; и клиенты гостиницы «Червиа», где живут уличные проститутки, и многие другие, кого мы еще не знаем. Этот разговор слышали и угольщик Нези, у которого на уме цифры, уголь и грузовики, и мусорщик Чекки с женой — их дочь Аурору соблазнил Нези и поселил в квартирке на Борго Пинти, как содержанку, взятую из борделя. И все поняли, что не уйти Джулио из-под полицейского надзора.
Не только у Беппино сегодня выдался свободный день. В доме номер два на втором этаже двадцатилетний парень уже полчаса стоит перед зеркалом: не так-то просто завязать узел галстука. Парень среднего роста, миндалевидный разрез глаз придает ему мечтательный вид, на щеке маленькая родинка. Сложения он крепкого, голос у него густой, как у мужчины, и сильным рукам непривычно возиться с галстуком. Он работает на железной дороге, ходит по путям с зеленым и красным сигнальными флажками; кроме того, он учится на курсах машинистов и скоро будет сдавать экзамены. Его отец тоже водил паровоз, да погиб два года назад в крушении. Это несчастье облегчает юноше продвижение по службе, и, кроме того, его освободили от воинской повинности. Он живет с матерью и восьмилетней сестрой, заботится о них. Но сердце его как магнитом притягивает окно напротив, где стоит девушка еще моложе его и показывает знаками, что она собирается выйти.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113