— Папочка, пожалуйста, останься, — умоляла его я.
— Ноги моей не будет в доме, где эта стервоза даже не хочет съесть рогалик, который я ей купил, — обычно отвечал он.
— Съешь рогалик, — просила я маму, одновременно пытаясь загородить папе путь к выходу.
— Не путайся под ногами, Люси, или я за себя не твеча… то есть не отве… тьфу, гори оно все синим пламенем!
И вываливался в прихожую.
Затем до нас доносился грохот упавшего столика, и мама бормотала:
— Ну, если только этот засранец сломал мой…
— Мамочка, останови его, — в ужасе молила я.
— Дальше калитки все равно не уйдет, — с горечью отвечала она. — А жаль, ей-богу.
И, хотя я никогда не верила ей, она оказывалась права. Он редко добирался и до калитки.
Однажды, правда, добрел аж до дома О'Хайнлайонов, сжимая под мышкой пластиковую сумку с четырьмя кусочками хлеба и недопитой бутылкой бренди — припасами на дорогу домой, в Монаган. Он стоял под окнами О'Хайнлайонов и выкрикивал всякое разное. Что-то о том, что О'Хайнлайоны мошенники, что Шеймус бежал из Ирландии, чтобы не сесть в тюрьму.
— Удрал с родины, как трус! — орал папа.
Мама и Крис шли за ним и возвращали домой. Он не сопротивлялся. Мама вела его за руку мимо соседей, которые стояли у своих калиток, скрестив руки на груди, с осуждающими лицами и молча наблюдали за происходящим. Дойдя до нашей двери, мама оборачивалась и кричала им:
— Можете отправляться по домам. Представление окончено. Цирк уехал.
И я с удивлением видела, что она плачет.
Думаю, она плакала от стыда. Стыда за то, как она с ним обращалась, портила ему хорошее настроение, не ела купленный для нее рогалик, провоцировала его уйти из дома. Стыда, который полностью заслужила.
24
Я проснулась и обнаружила Гаса рядом с собой. Приподнявшись на локте, он смотрел мне в лицо.
— Люси Салливан? — спросил он.
— Ну, я, — отозвалась я сквозь сон.
— Слава богу!
— Это почему?
— Я думал, ты мне приснилась.
— Как это мило.
— Рад, что ты так думаешь, Люси, — уныло ответил он, — но, боюсь, ничего особенно милого здесь нет. Особенности моего восприятия таковы, что очень часто я просыпаюсь и жалею, что предыдущий вечер мне не приснился.
Я растерялась, но, по здравом размышлении, решила, что, кажется, мне сделали комплимент.
— Благодарю за то, что позволила мне насладиться созерцанием твоей тихой прелести, Люси, — продолжал он. — Во сне ты похожа на ангелочка.
Встревожившись, я села. Последняя фраза показалась мне прощальной. Он что, уже собрался уходить?
Но нет, нет, он даже не успел надеть рубашку, а значит, пока никуда не торопился. Я нырнула обратно под одеяло, он прилег рядом, что было просто восхитительно, хоть одеяло и разделяло нас.
— На здоровье, — улыбнулась я.
— Знаешь, Люси, я лучше сразу спрошу: сколько дней я здесь?
— Вообще-то, чуть меньше одного.
— И все? — разочарованно протянул он. — Надо же, какой я приличный. Старею, наверное. Хотя, конечно, еще не вечер. Времени впереди полно.
И хорошо, подумала я. Оставайся сколько хочешь.
— А теперь, Люси, можно мне насладиться прелестями твоей ванной?
— Дверь прямо по коридору, увидишь.
— Только, Люси, лучше я сначала прикрою срам.
Я поспешно приподнялась на локте, чтобы успеть взглянуть на его срам, покуда он не прикрыт, и увидела, что среди ночи Гас разделся и сейчас на нем нет ничего, кроме трусов. Тело у него было просто восхитительное: чудесная гладкая кожа, сильные руки, узкая талия, плоский живот. Как следует разглядеть ноги мне не удалось, потому что Гас, не мудрствуя, буквально лег на меня, но, если они такие же, как и все остальное, то лучшего и желать нельзя.
— Надень мой халат, он висит за дверью.
— А если я наткнусь на кого-нибудь из твоих соседок? — с притворным ужасом спросил он.
— И что с того? — хихикнула я.
— Застесняюсь. А они, они… знаешь, подумают обо мне всякое разное.
Он повесил голову и потупился — сама скромность.
— Какое всякое? — рассмеялась я.
— Ну, где я провел ночь… И мое доброе имя погибнет навеки.
— Не бойся, если кто-нибудь что-нибудь скажет, я защищу твою честь.
У него был такой приятный голос и такой чудесный выговор, что хотелось слушать и слушать без конца.
— Классный халат! — воскликнул Гас. Халат был белый, махровый, с капюшоном. Гас надел капюшон и медленно, враскачку, пошел вокруг кровати.
— Люси, ты не состоишь в ку-клукс-клане? — спросил он, глядя на себя в зеркало. — Горящие кресты под кроватью случайно не держишь?
Я улыбнулась ему, откинувшись на подушки. Я была счастлива.
— Ладно, — сказал он, — я пошел.
Затем открыл дверь спальни и тут же в испуге захлопнул.
Я подскочила на кровати.
— Что там?
— Тот человек! — в ужасе проблеял Гас.
— Какой человек?
— Тот верзила, что украл пиво твоего друга и мою бутылку вина. Он стоит прямо за дверью!
Значит, Дэниэл остался на ночь. Интересно!
— Я сейчас все тебе объясню, — начала я.
— Это он, Люси, клянусь всеми святыми, — твердил Гас, не слушая меня. — Разве что у меня опять галлюцинации…
— Никаких галлюцинаций у тебя нет, — отрезала я.
— Тогда нам надо поскорее выставить его отсюда! Иначе он тут у тебя камня на камне не оставит, всю мебель из квартиры вынесет, ей-богу! Видал я таких. Настоящие профессионалы…
— Нет, Гас, пожалуйста, помолчи и выслушай, — возразила я, стараясь говорить серьезно. — Ничего он у меня не украдет: он и есть мой друг. Его зовут Дэниэл.
Гас долго осмысливал мои слова.
— О боже, — простонал он наконец.
Затем согнулся пополам, рухнул на кровать и закрыл лицо руками.
— Боже мой! Я обвинил его в краже его собственного пива, а потом все пиво выпил сам. И еще взял бутылку вина, что принесла его девушка…
— Она не его девушка, — неуверенно возразила я, — хотя теперь, может, уже и его…
— Та страшноватая блондинка?
— Гм, да.
Довольно точное описание для Карен.
— Поверь мне, — внушительно произнес Гас, — она его девушка, точно говорю, если только она вообще женского рода.
— Пожалуй, ты прав, — согласилась я.
А про себя подумала: надо же, как интересно, значит, он внимателен к мелочам и умеет быть проницательным? Как это сочетается с мотыльковой легкостью и веселыми безумствами? Или можно быть одновременно проницательным и безалаберным? Неужели такие крайности уживаются в одном человеке?
— Обычно я не такой гадкий, Люси, честное слово, — клятвенно заверил он. — Это все наркотик. Наверное.
— Да ничего, — с чувством легкого разочарования ответила я.
— Я должен извиниться перед ним, — вскочив с постели, заявил он.
— Не надо, — остановила его я. — Ложись обратно. Для извинений час слишком ранний. Успеется.
Гас еще немного потоптался у двери с огорченным и подавленным видом, приоткрыл ее, выглянул.
— Ушел, — с облегчением сказал он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135