Эта демонстрация мужской силы несколько растревожила меня. Будь на месте Дэниэла любой другой мужчина, потасовка вышла бы очень эротичная.
— Ты, громила!
Я знала, что он обидится, и была права, потому что он немедленно меня отпустил. И тут я испытала легкое разочарование. Извращенная я все-таки натура.
Мы вошли в теплую кухню, где мама сновала вокруг стола, возясь с печеньем, сахаром и молоком.
Папа, тихонько похрапывая, дремал в кресле. Пушистые белые волосы вихрами торчали над его головой. Я нежно пригладила их. Очки сидели на носу косо, и у меня болезненно сжалось сердце: я вдруг поняла, что папа похож на старика. Не на мужчину средних лет, не на пожилого, а на сухонького старичка.
— Сейчас выпьете по большой чашке горячего чая и совсем отогреетесь, — сказала мама. — Люси, у тебя новая юбка?
— Нет.
— Откуда она?
— Она не новая.
— Я отлично слышу. Так откуда?
— Ты все равно не знаешь.
— А ты попробуй, скажи, — я ведь не такая старая перечница, как она думает, — звонко рассмеялась она, обращаясь к Дэ-ниэлу и через весь стол подвигая к нему блюдо с печеньем.
— Кукай, — процедила я сквозь зубы.
— Ничего себе название для магазина, а? — осклабилась она, притворяясь, что ей смешно.
— Я же говорила, ты не знаешь.
— Не знаю. И знать не хочу. Из чего она? — Мама помяла пальцами ткань.
— Откуда мне знать? — огрызнулась я, вытягивая подол из ее клешней. — Если вещь мне нравится, я ее покупаю, а из чего она, мне все равно.
— По-моему, чистая синтетика, — продолжая ощупывать юбку, заметила мама. — Смотри, смотри, искры летят!
— Перестань!
— А подол как обработан — малый ребенок лучше подрубил бы. Сколько, ты говоришь, ты за нее отдала?
— Я ничего не говорила.
— Ладно, так сколько же?
Мне хотелось ответить, что этого я ей говорить не собираюсь, но я понимала, как по-детски это прозвучит.
— Не помню.
— Помнить-то ты помнишь. Тебе просто стыдно сказать мне. Наверняка цена несуразная и отдала ты намного больше, чем она того стоит. Да, Люси, деньги считать ты не умела никогда.
Я стоически молчала.
— Знаешь старую поговорку: дураку и его деньгам всегда не по пути.
И снова мы все трое погрузились в тяжелое молчание. Я демонстративно не прикасалась к чаю, потому что готовила его мама.
Вечно она будит во мне все самое дурное.
Напряжение разрядил Дэниэл: он вышел в прихожую и вернулся с тортом, купленным для гостеприимной хозяйки.
Разумеется, она пришла в телячий восторг и накинулась на Дэниэла, как кожная сыпь.
— Вот это я понимаю — воспитанный человек! Спасибо, только зачем же было тебе тратиться? Увы, дела мои печальны, если моя собственная родная кровиночка пришла к матери с пустыми руками.
— Это не от одного меня, а от нас обоих, — нашелся Дэниэл.
— Подлиза, — едва слышно прошептала я через стол.
— Вот как, — промолвила мама. — Что ж, Люси, спасибо. Только разве ты не знала, что в пост я шоколада не ем?
— Но здесь нет шоколада, — слабо возразила я.
— Шоколадный торт без шоколада не бывает, — ответствовала она.
— Так заморозь его и съешь, когда кончится пост, — посоветовала я.
— Он испортится.
— Не испортится.
— И вообще это противоречит душевному состоянию поста.
— Ладно, ладно! Не ешь. Мы с Дэниэлом сами съедим.
Торт раздора сиротливо торчал посреди стола, вдруг превратившись в нечто угрожающее вроде часовой бомбы. Если б я верила в сверхъестественные явления, то поклялась бы, что он тикает. Я знала, что быть съеденным ему не суждено.
— Люси, а от чего ты отказалась ради поста?
— Ни от чего! В моей жизни проблем и без того хватает, — уныло добавила я, надеясь дать ей понять, что речь идет о моем визите к ней. — Мне не нужно ни от чего отказываться.
К моему удивлению, она не стала придираться, а посмотрела на меня почти… нежно. Но недолго.
— Я приготовила твое любимое блюдо, — сказала она задушевно.
А я и не знала, что у меня здесь есть любимое блюдо. Любопытно поглядеть, что она там такое настряпала.
Но из чистой вредности я ответила:
— Ой, мама, как здорово! Я и не знала, что тайская кухня тебе по силам.
Мама обернулась к Дэниэлу с притворно-добродушным лицом, как будто я только что удачно пошутила.
— О чем это она? «Тай», «дай»… Люси у нас всегда была девочка со странностями. Что «дай»? Мне и дать-то нечего — разве сходить наверх за старыми папиными галстуками в тон твоей юбке. Ему они все равно уже не нужны, — с горечью добавила она. — Он галстука с самой свадьбы не надевал.
— Пшла ты, — невнятно раздалось из кресла. — Разве я не надевал галстук на похороны Мэтти Берка?
Папа уже открыл глаза и озирал блуждающим взглядом кухню.
— Папочка! — обрадовалась я. — Ты проснулся!
— И восстали мертвые из праха, и явились живым, — язвительно прокомментировала мама папины отчаянные попытки сесть прямее.
— Не восстали! — возразил он. — А вообще-то, это был не Мэтти Берк, а Лоуренс Моллой. Я тебе еще не рассказывал, Люси? Веселое было времечко, когда Лоуренс Моллой аж на два дня прикинулся мертвым, а мы все бодрствовали кто во что горазд. Вот самому Лоуренсу было не больно весело, когда до него дошло, что надо лежать, не шевелясь, в жестком деревянном ящике, не пить ни капли, только вдыхать пары, что от нас долетают. Выскочил он тогда из гроба и выхватил у кого-то бутылку. «Дай-ка мне», — говорит…
— Замолчи, Джемси! — рявкнула мама. — У нас гость, и ему, я уверена, неинтересно слушать байки про твою пропащую молодость.
— Я не рассказывал баек про мою пропащую молодость, — проворчал папа. — Лоренс Моллой воскрес всего года два тому назад… А, привет, сынок, — спохватился он, заметив Дэниэла. — Я тебя помню. Ты, бывало, приходил к нам играть с Кристофером Патриком. И длинный же ты тогда был — настоящая оглобля. Встань-ка, дай поглядеть, не стал ли с тех пор короче!
Дэниэл неловко поднялся, с грохотом отодвинув стул.
— Еще длиннее, кажется! — заявил папа. — Даже не думал, что это возможно.
Дэниэл благодарно уселся на место.
— Люси, — сказал папа, обратив наконец внимание на меня, — девочка моя дорогая, солнышко мое, я и не знал, что ты сегодня придешь. Почему ты не сказала мне, что она придет? — грозно спросил он у мамы.
— Я тебе говорила.
— Нет, не говорила.
— Нет, говорила.
— Да точно нет, как бог свят! Не говорила!
— Тебе говори — не говори, все без толку! Все равно что со стеной разговаривать.
— Люси, — продолжал папа, — я сейчас схожу наверх, приведу себя в божеский вид и вернусь, не успеешь ты и глазом моргнуть. Одна нога здесь, другая там.
Он, покачиваясь, вышел из кухни. Я тепло улыбнулась ему вслед.
— Он прекрасно выглядит, — сказала я.
— Неужели? — холодно отозвалась мама.
Последовала неловкая пауза.
— Еще чаю? — спросила мама у Дэниэла, следуя доброй ирландской традиции все заминки в разговоре восполнять насильственным угощением.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135