– Не дожидаясь ответа, Вайс развалился в кресле и, ковыряя в зубах спичкой, обратился к Генриху: – Следуя программе господина Иоахима фон Зальца, ты должен прийти к выводу: необходимо принять участие в казни военнослужащих. Ведь таким способом ты подтвердишь правильность его умозаключений – бесстрашно разделаешься с приговоренными только из боязни быть обвиненным в слабодушии? – Твердо взглянув в белесые глаза полковника, Вайс сказал: – Так получается, если следовать вашей логике. – Ухмыльнулся: – Во всяком случае, меня такая логика не воодушевила бы, хотя она и выражена столь торжественными словами, что они могли бы стать гимном трусости.
– Господин обер-лейтенант, вы забываетесь! – тонким голосом почти завизжал фон Зальц.
Вайс вскочил.
– Господин полковник, по роду моей службы я обязан не забывать ни о чем, что наносит оскорбление доблестному вермахту. А вы сейчас обвинили его в трусости.
Побледнев, фон Зальц обратился к Генриху:
– Герр Шварцкопф, он извращает смысл моих слов! Не откажитесь сейчас же подтвердить это.
– Оставь, Иоганн, – сказал Генрих. – Ты же отлично понимаешь, что полковник излагал нацистские идеи, правда, в несколько обнаженном виде.
– Я считаю, – Вайс непримиримо стоял на своем, – что герр полковник позволил себе лишнее.
Вмешалась Ангелика:
– Послушайте, Иоганн, не надо быть таким подозрительным. – Протянула руку: – Ведь мы с вами старые друзья?
– Ради вас, фрейлейн, – галантно сказал Вайс, – я готов признать, что погорячился.
– Вот видите, какой вы милый! – Ангелика вопросительно взглянула на полковника, напомнила: – Вы, кажется, хотели отдохнуть?
Когда дверь за Ангеликой и фон Зальцем закрылась, Генрих спросил живо:
– Ты нарочно все это выкинул?
– Возможно, – неопределенно ответил Вайс и спросил в свою очередь: – Тебя действительно затошнило от его откровений, или это мне только показалось?
– Нет, не показалось. Он спорил со мной. Я сказал, что решительно отказываюсь присутствовать при казни.
– Что же ты встретил меня так неприветливо? Ты должен благодарить меня за дружескую услугу: ведь я помог им убраться отсюда.
Генрих сказал задумчиво:
– Но не он один так мыслит.
После паузы Вайс сказал:
– Как ты думаешь, если для исполнения приговора вызвать палачей-добровольцев из лагеря военнопленных, любой русский охотно согласился бы?
– Безусловно.
– А если найдутся такие, которые откажутся?
– Почему? Казнить немца – это было бы для них чрезвычайно приятно.
– А вдруг, вместо того чтобы казнить приговоренных немцев, они попытались бы их спасти?
– Это невероятно!
– Но ведь отказались же четверо немцев участвовать в казни русских военнопленных!
– Мне бы очень хотелось знать, что ими руководило.
– А если бы ты узнал?
– Ну что ж... – печально произнес Генрих. – Очевидно, их слова в чем-то убедили бы и меня.
– И тогда?
– Тогда я, возможно, поверил бы, что в Германии есть и другие немцы.
– И ты бы то же стал другим немцем?
– Которого ты, как офицер абвера, счел бы своим долгом присоединить к этим четырем...
– В этом случае я забыл бы о том, что принадлежу к службе абвера, – парировал Вайс.
– Ради приятеля ты готов совершить преступление перед рейхом?
– А почему бы нет? – задорно сказал Вайс. – В конце концов, истинная дружба в том и заключается, чтобы не щадить своей шкуры ради друга.
– Даже если он изменник?
– Кому? Ведь он же присоединился к немцам.
– Но эти немцы нарушили свой воинский долг.
– Долг быть палачами?
– Нарушение воинской дисциплины способствует победе русских.
– А если бы русские спасли этих четырех немцев от казни, они что, помогли бы победе Германии над Советским Союзом? – спросил Вайс.
– Чтобы русские спасли их?! Это было бы столь фантастично, что после такого сообщения надо застрелиться или...
– Что «или»?
– Да ну тебя! Говоришь какие-то нелепости...
– Я повторяю, – пристально глядя в глаза Генриху, сказал Вайс. – Если это произойдет, и русские спасут приговоренных к казни немцев, и тебе представится возможность увидеться с ними и выслушать их, – что тогда?
– Это невероятно!
– Я прошу тебя, скажи, как бы ты поступил?
– Я бы встретился с ними...
– Ты даешь слово?
– Ты так настаиваешь, что я начинаю думать, уж не поручили ли тебе проверить меня.
– Кто?
– Гестапо.
– Ну что ж, – задумчиво протянул Иоганн, – ты прав. Так вот, чтобы у тебя был залог. – Он взглянул на часы. – Через час ты позвонишь в тюрьму и узнаешь, что четверо немецких военнослужащих, приговоренных к казни, бежали.
– Ха! Ты, оказывается, весьма осведомленный абверовец. Но зачем же откладывать? Я позвоню сейчас, и мне сообщат об их бегстве.
– Нет, – сказал Вайс. – Еще рано.
– А если я сейчас позвоню?
– Тогда их не удастся спасти.
– Значит, если я не позвоню, то стану как бы соучастником их побега?
– Так же, как и я, – сказал Вайс.
– Ну зачем ты меня разыгрываешь?! – досадливо поморщился Генрих.
– Я предупреждаю: если ты не позвонишь в течение получаса, – холодно сказал Вайс, – ты станешь соучастником их побега.
– Давай забудем об этом разговоре! – попросил Генрих. – Право, не нужно нам так друг друга испытывать. Все это вздор.
– Нет, все это правда!
Генрих потянулся к бутылке с коньяком. Вайс задержал его руку:
– Нет, прошу тебя.
– Правильно, – согласился Генрих. – Надраться сейчас было бы трусостью.
Он прошелся по комнате, задержался у столика, на котором стоял телефонный аппарат. Не спуская глаз с Иоганна, снял трубку.
Рука Иоганна легла на кобуру. Генрих, продолжая следить за ним глазами, повернул диск. Вайс уже сжимал пистолет, и, по мере того как Генрих набирал номер, рука его с пистолетом поднималась все выше.
– Ангелика, – сказал в трубку Генрих, – будьте любезны, попросите к телефону полковника. – И через минуту продолжал вежливо: – Я считаю своим долгом принести вам, герр полковник, извинения. Мой приятель неприлично вел себя. Он был просто пьян... Да, конечно, сожалеет... Нет, он был весьма пристыжен и сразу же ушел... Отлично, я так и думал: очевидно, он привык к более упрощенным формам изложения идей фюрера... Да, конечно. Примите мои уверения...
Положив трубку, Генрих торжествующе и насмешливо улыбнулся. Лицо Иоганна было бледно, на висках выступили капли пота.
– Вот теперь я тебе поверил, – сказал Генрих. Спросил вкрадчиво: – Что, Иоганн, не так-то просто ухлопать старого друга? А ведь ты мог. Да?
– Налей мне, пожалуйста, – Вайс кивнул на бутылку с коньяком.
– Значит, тебе можно, а мне нельзя? Это несправедливо!
– Знаешь, Генрих, я сейчас так счастлив.
– Ну, еще бы, не пролил крови друга. В наше время это – редкое везение. – Генрих подошел к Иоганну, сел рядом с ним. – Давай помолчим. Я сам хочу разобраться во всем, что сейчас происходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147
– Господин обер-лейтенант, вы забываетесь! – тонким голосом почти завизжал фон Зальц.
Вайс вскочил.
– Господин полковник, по роду моей службы я обязан не забывать ни о чем, что наносит оскорбление доблестному вермахту. А вы сейчас обвинили его в трусости.
Побледнев, фон Зальц обратился к Генриху:
– Герр Шварцкопф, он извращает смысл моих слов! Не откажитесь сейчас же подтвердить это.
– Оставь, Иоганн, – сказал Генрих. – Ты же отлично понимаешь, что полковник излагал нацистские идеи, правда, в несколько обнаженном виде.
– Я считаю, – Вайс непримиримо стоял на своем, – что герр полковник позволил себе лишнее.
Вмешалась Ангелика:
– Послушайте, Иоганн, не надо быть таким подозрительным. – Протянула руку: – Ведь мы с вами старые друзья?
– Ради вас, фрейлейн, – галантно сказал Вайс, – я готов признать, что погорячился.
– Вот видите, какой вы милый! – Ангелика вопросительно взглянула на полковника, напомнила: – Вы, кажется, хотели отдохнуть?
Когда дверь за Ангеликой и фон Зальцем закрылась, Генрих спросил живо:
– Ты нарочно все это выкинул?
– Возможно, – неопределенно ответил Вайс и спросил в свою очередь: – Тебя действительно затошнило от его откровений, или это мне только показалось?
– Нет, не показалось. Он спорил со мной. Я сказал, что решительно отказываюсь присутствовать при казни.
– Что же ты встретил меня так неприветливо? Ты должен благодарить меня за дружескую услугу: ведь я помог им убраться отсюда.
Генрих сказал задумчиво:
– Но не он один так мыслит.
После паузы Вайс сказал:
– Как ты думаешь, если для исполнения приговора вызвать палачей-добровольцев из лагеря военнопленных, любой русский охотно согласился бы?
– Безусловно.
– А если найдутся такие, которые откажутся?
– Почему? Казнить немца – это было бы для них чрезвычайно приятно.
– А вдруг, вместо того чтобы казнить приговоренных немцев, они попытались бы их спасти?
– Это невероятно!
– Но ведь отказались же четверо немцев участвовать в казни русских военнопленных!
– Мне бы очень хотелось знать, что ими руководило.
– А если бы ты узнал?
– Ну что ж... – печально произнес Генрих. – Очевидно, их слова в чем-то убедили бы и меня.
– И тогда?
– Тогда я, возможно, поверил бы, что в Германии есть и другие немцы.
– И ты бы то же стал другим немцем?
– Которого ты, как офицер абвера, счел бы своим долгом присоединить к этим четырем...
– В этом случае я забыл бы о том, что принадлежу к службе абвера, – парировал Вайс.
– Ради приятеля ты готов совершить преступление перед рейхом?
– А почему бы нет? – задорно сказал Вайс. – В конце концов, истинная дружба в том и заключается, чтобы не щадить своей шкуры ради друга.
– Даже если он изменник?
– Кому? Ведь он же присоединился к немцам.
– Но эти немцы нарушили свой воинский долг.
– Долг быть палачами?
– Нарушение воинской дисциплины способствует победе русских.
– А если бы русские спасли этих четырех немцев от казни, они что, помогли бы победе Германии над Советским Союзом? – спросил Вайс.
– Чтобы русские спасли их?! Это было бы столь фантастично, что после такого сообщения надо застрелиться или...
– Что «или»?
– Да ну тебя! Говоришь какие-то нелепости...
– Я повторяю, – пристально глядя в глаза Генриху, сказал Вайс. – Если это произойдет, и русские спасут приговоренных к казни немцев, и тебе представится возможность увидеться с ними и выслушать их, – что тогда?
– Это невероятно!
– Я прошу тебя, скажи, как бы ты поступил?
– Я бы встретился с ними...
– Ты даешь слово?
– Ты так настаиваешь, что я начинаю думать, уж не поручили ли тебе проверить меня.
– Кто?
– Гестапо.
– Ну что ж, – задумчиво протянул Иоганн, – ты прав. Так вот, чтобы у тебя был залог. – Он взглянул на часы. – Через час ты позвонишь в тюрьму и узнаешь, что четверо немецких военнослужащих, приговоренных к казни, бежали.
– Ха! Ты, оказывается, весьма осведомленный абверовец. Но зачем же откладывать? Я позвоню сейчас, и мне сообщат об их бегстве.
– Нет, – сказал Вайс. – Еще рано.
– А если я сейчас позвоню?
– Тогда их не удастся спасти.
– Значит, если я не позвоню, то стану как бы соучастником их побега?
– Так же, как и я, – сказал Вайс.
– Ну зачем ты меня разыгрываешь?! – досадливо поморщился Генрих.
– Я предупреждаю: если ты не позвонишь в течение получаса, – холодно сказал Вайс, – ты станешь соучастником их побега.
– Давай забудем об этом разговоре! – попросил Генрих. – Право, не нужно нам так друг друга испытывать. Все это вздор.
– Нет, все это правда!
Генрих потянулся к бутылке с коньяком. Вайс задержал его руку:
– Нет, прошу тебя.
– Правильно, – согласился Генрих. – Надраться сейчас было бы трусостью.
Он прошелся по комнате, задержался у столика, на котором стоял телефонный аппарат. Не спуская глаз с Иоганна, снял трубку.
Рука Иоганна легла на кобуру. Генрих, продолжая следить за ним глазами, повернул диск. Вайс уже сжимал пистолет, и, по мере того как Генрих набирал номер, рука его с пистолетом поднималась все выше.
– Ангелика, – сказал в трубку Генрих, – будьте любезны, попросите к телефону полковника. – И через минуту продолжал вежливо: – Я считаю своим долгом принести вам, герр полковник, извинения. Мой приятель неприлично вел себя. Он был просто пьян... Да, конечно, сожалеет... Нет, он был весьма пристыжен и сразу же ушел... Отлично, я так и думал: очевидно, он привык к более упрощенным формам изложения идей фюрера... Да, конечно. Примите мои уверения...
Положив трубку, Генрих торжествующе и насмешливо улыбнулся. Лицо Иоганна было бледно, на висках выступили капли пота.
– Вот теперь я тебе поверил, – сказал Генрих. Спросил вкрадчиво: – Что, Иоганн, не так-то просто ухлопать старого друга? А ведь ты мог. Да?
– Налей мне, пожалуйста, – Вайс кивнул на бутылку с коньяком.
– Значит, тебе можно, а мне нельзя? Это несправедливо!
– Знаешь, Генрих, я сейчас так счастлив.
– Ну, еще бы, не пролил крови друга. В наше время это – редкое везение. – Генрих подошел к Иоганну, сел рядом с ним. – Давай помолчим. Я сам хочу разобраться во всем, что сейчас происходит.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147