Вытаскивая из шкафа свой портфель, Андрюс заметил, что вещей котельного мастера уже нет. Он недоверчиво огляделся по сторонам, но так и не обнаружил тут следов жизни другого человека. Представил себе недавнего соседа, тощего, с красными расчесами на ребрах, вспомнил, как тот, произнесши свою сакраментальную фразу: «Правда-то одна», нырнул в черную пустоту и этим утром больше из нее уже не выплыл. Андрюс даже усомнился, существовал ли вообще тот котельный мастер. Чувствуя, как накапливается в душе беспомощная ярость, Андрюс выскочил в коридор, подошел к окошечку администратора расплатиться и предупредить, что уезжает. Он был почти уверен, что окошко закрыто, и смутился, увидев за ним девицу с красивым полным лицом. Пока она отсчитывала сдачу, он враждебно уставился на ее выпуклый, дышащий спокойствием и домашним уютом лоб, не в силах поверить, что у нее в этом призрачном городишке есть дом, есть муж, дети, вышитые салфеточки на старательно вытираемой мебели... Ее взгляд между тем скользнул по нему, как бы вопрошая, почему он еще торчит здесь, не отходит. Андрюс пригнулся к окошку:
— Скажите, а ваш город что... каждую весну такой... неприглядный?
Хотел сказать— «мерзкий» или «отвратительный», но непроизвольно смягчил, и потому настроение испортилось окончательно.
— Когда все зазеленеет, у нас будет красиво,— протянула администратор, словно удивляясь его несообразительности.
— Неужели тут когда-нибудь бывает зелено? Ни за что не поверил бы. Мертвый здесь дух. Неужели тут рождаются дети, шалят, шумят, по деревьям лазают?
— Что-то вам сильно не понравилось у нас? — не на шутку огорчилась девушка, с искренней наивностью поглядев на постояльца.
— Бегите отсюда как можно скорее.— Андрюс говорил уже спокойно, без всякого сарказма.— Это же выдуманный немощными старцами городишко, тут же ничего настоящего. Ни на улицах, ни в ресторане, ни в магазине ни единого молодого человека не встретил. Где они? На каждом шагу чувствуешь притворство, ложь, фальшь! Ищешь человека, а тебе отвечают, что его уже похоронили, хотя он тут же, рядом, дешевое вино тянет. Единственная достопримечательность — вонючая фабричка резиновой игрушки. Абсурд какой- то... Как подумаешь, это же трагедия, ведь в Литве таких дышащих на ладан местечек не одно и не два... И ничего в них нет ни литовского, ни советского... Бегите отсюда поскорее, не понимаю, как можно протянуть тут хотя бы неделю...
— Именно поэтому я отсюда никуда и не уеду,— неожиданно возразила девушка.— Я тут родилась, выросла и лучше других понимаю... как вы назвали это?., дух моего городка... Согласитесь, ведь он тоже часть Литвы, пусть и не самая лучшая. Но такой Литвы, которая существует и от которой никуда не денешься.
— Ну, вам надо памятник поставить,— покачал головой Андрюс.— Однако я уверен, что такие городки просто калечат людей и потому должны умереть естественной смертью. Вместе со всеми своими кроликами, ондатрами, духом накопительства, грязью, леностью и непробудным пьянством. Провалиться
сквозь землю, как какая-нибудь отжившая свой срок рабочая слободка, ничем не примечательная, не имеющая будущего.
— Жестоко вы судите.
— Нет. Жестоко другое. Ведь этот выдуманный городишко заедает вашу молодость, жаждет вашей крови.
— Почему только моей?
— Не только. Но не имеет на это никаких прав. Его же искусственно сотворил в сороковом году ваш Генис, разрушил деревянный костел и основал мастерскую резиновой игрушки. И теперь все законсервировалось на уровне тех лет, даже война пощадила сей странный гомункулюс.
— Когда-нибудь люди вспомнят и о нашем городке.
— Да не стоит он этого! Пусть себе спокойно догнивает вместе со своими основателями.
Девушка энергично замотала головой:
— Тут тоже живут люди. Говорят на родном языке, рожают детей, мечтают...
— Против этого возразить трудно. Но лучше бы оставалась тут деревня, и делали бы люди здесь , что должны делать. Без этой никому не нужной гостиницы, облезшего ресторана, резиновой фабрички... Скажите,— вдруг заволновался Андрюс,— а почта у вас есть? Мне бы позвонить в Вильнюс.
— Почта рядом,— улыбнулась девушка, словно выиграла спор,— в двух шагах.
Он никогда не звонил Риме из своих командировок, а тут вдруг захотелось услышать ее голос. Набирая номер реставрационных мастерских, нервничал: а что, если она «ушла на объект»? Однако скоро услышал в трубке: «Рима-а-а, тебя к телефону!»— а немного погодя энергичный перестук мелких шажков.
— Слушаю.
— Здравствуй, Рима. Это я.
Она мгновение помолчала, словно размышляя о чем-то.
— Странно, что ты звонишь. Что-нибудь случилось?
— Ничего. Соскучился по твоему голосу. Вечером буду дома, но...— Андрюс запнулся, сказав «дома».
— Фантастика. Небось вчера...
— Побойся бога, Рима. Просто начинаю кое-что понимать.
— Так, может, мне уже трепетать от счастья?
— Пока не трепещи. Главное — я скверный журналист.
— Банально. И что дальше?
— Что в этом мире очень много лжи. А я не желаю лгать.
— И собираешься предложить мне прогулку в загс?
— Ничего я не хочу, кроме...
— Смелее, смелее.
— Хочу услышать от тебя... слово правды.
— О! Но это же твоя область. Я человек простой. Или смеюсь, или плачу, или молчу. Будь здоров.
Когда он объявился поздно вечером, Рима молчала. Но глаза выдавали, что она недавно плакала.
Редактор выслушал сбивчивый и сухой отчет Андрюса о командировке и укорил:
— Не следовало лазить в чужой огород.
Андрюс покраснел.
— А может, следовало? Иначе у нас никогда не завяжется честного диалога с людьми, только и будем вечно маскировать да замазывать свои ошибки.
Редактор пригладил седой ежик, помассировал пальцами переносицу.
— Придется напомнить тебе одну элементарную истину. Никто не учил нас, как практически строить социализм. Мы — первые.
— Но разве это повод для чванства?
Редактор, широко расставив локти, оперся ладонями о стол, будто собирался взлететь.
— Ну давай выкладывай до конца!
— Как мы говорим с так называемым народом? Отвратительно, высокомерно, самоуверенно.
— Ах, дорогой ты мой, дорогой ты мой мальчик! — Редактор опустил локти.— Боишься признаться, что на сей раз проиграл? Хорошо хоть, что тебя взволновала история этого Гениса. Другие-то топают по жизни, как битюги...
— А вас эта история... не волнует? — тихо спросил Андрюс.— Почему бы не попытаться нам выяснить причины, побудившие человека добровольно вычеркнуть себя из жизни?
— Когда-нибудь выясним. Всё выясним! — Редактор встал с кресла, подтянул висящие под животом брюки.— Но пока не время. Иначе говоря — нет на это времени. Человека надо накормить, одеть, дать ему крышу над головой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26