Только ничего путного из этих попыток не выходило: что-то не связывалось, не выстраивалось в цельный образ, и ты безнадежно думал, что, и народив кучу детишек, она продолжала бы смотреть на мир полными чистоты глазами, и чистота эта стала бы пугать, злить, сделалась бы невыносимой для каждого, кто хоть единожды предал или извалялся в грязи. Только едва ли суждено ей встретить подобного себе, она будет мучить всякого, кто окажется рядом, кто попытается подчинить ее, попрать, а потом, намучившись, удрать прочь, как пес, высунув язык, а возвратившись, увидит те же самые, чистые, источающие свет неведомых глубин глаза. А ведь простенькая провинциалочка, ругался ты мысленно, из невзрачного городишка (похожего, быть может, на тот, где ты только что был), так откуда же у нее эта нетронутая цельность, и походка, и пологие плечи, и плавные жесты, и голос, ничего заемного, ничего подражательного? Знала ли об этом она сама? Наверно, чувствовала. Но разве дерево знает, какое оно?
— Честно говоря, я уже давно не интересуюсь этими людьми,— через силу, сухо и официально процедил Андрюс.— Думаю, и они меня забыли.
— Мир тесен. Да и всего лишь два года прошло, как
нас распределили. Фактически Алексас вот уже целый месяц — наше начальство.— Дайнюс равнодушно сковыривал мизинцем с губы табачные крошки, словно не придавал значения своим словам.
— Ничего не знаю об этом. Может, кому и начальство, только не мне. Прости, пожалуйста.
— Не ершись, старик. Алексас работает сейчас в отделе пропаганды. И отвечает за периодическую печать. Так что он начальство и тебе и мне. И нашему шефу.
Андрюс зажег спичку, поднес ее к ладони, Дайнюс сильно дунул, сразу же погасив.
— Ты что, от пива одурел?
— Не от пива. Просто хотел проверить, не сон ли все это. Какой путаный вечер новостей ты мне устроил. Алексас... Я-то был уверен, что наши пути никогда больше не пересекутся.
— Еще не пересеклись,— вдруг опустил глаза Дайнюс.
Андрюс резко откинулся на спинку стула, постепенно начиная понимать, чего ждет от него приятель.
— Это я,— тихо говорит Андрюс, прижавшись лбом к двери, за которой слышно частое дыхание Кристины.
— Почему так поздно? — ее шепот горяч и прерывист.— Я уже спала.
— Тогда спи, я пошел.— Андрюс отступает от двери.— Спокойной ночи,— бормочет он, шаря по карманам в поисках сигарет.
— Подожди,— слышится ее приглушенный возглас.
Андрюс закуривает и опирается спиной о стену.
Стоит в одиночестве, в конце пустого и мрачного коридора общежития, и ему мерещится, что он ждет кого- то в больнице.
Щелкает замок; утопая в просторном вязаном зеленом свитере, слегка ежась, Кристина тихо прикрывает за собой дверь.
— Чего это ты меня пугаешь? — нервно посмеивается она.— Брр, как холодно.— Встряхивается, опирается плечом о стену рядом с Андрюсом и, выпростав руку из широкого свободного рукава, тянет ее к сигарете.— Дай-ка разок затянуться. Да не надо другой,— удерживает она руку Андрюса. Затягивается жадно и возвращает.— Нервы расходились.— Замолчав, принимается крутить на палец прядь волос.— Чего это ты пришел? — вскидывает она глаза.
— Не знаю. Не хочу объяснять.— Андрюс уставился на ее пальцы.— А может, мы оба знаем?
— Какая я дура,— тихо произносит Кристина.— Знал бы ты только, как я ждала.
И стыдливо опускает голову. Поджимает ногу, чтобы крепче упереться плечом о стенку. Андрюс осторожно прикасается к ее пуховому свитеру.
— Может, прошвырнемся,— предлагает он.— Позавчера я видел цветущую яблоню. Вот чудачка, в городе, а цветет как ненормальная.
— А может, пойдем на поезда смотреть? — прищуриваются серо-зеленые глаза Кристины.— На этот раз вдвоем...
— Нет, я покажу тебе ту яблоню.
Уличные фонари сквозь легкий туман разбрызгивают лучи на влажные тротуары. Андрюсу чудится запах гвоздики, и он вдруг пугается: а что, если забыл, где видел ту цветущую яблоню?
— Ты чем-то огорчен,— говорит Кристина.— Что тебя угнетает?
— Да вот все время думаю, почему мы так отличаемся друг от друга.
— Чем?
— Мне кажется, ты умеешь пускать в себя только хорошее. Зло не находит лазейки.
— Серьезно? — Она откидывает с глаз челку.
— Что там — серьезно, не серьезно... Долой все сомнения!
Андрюс наклоняется, берет ее на руки и бежит по улице. Кристина крепко обвивает руками его шею, прижимается щекой к лицу.
— Я-и-не-ду-ма-ла-что-ты...— под ритм шагов кричит Кристина.
Андрюс останавливается.
— Чего не думала?
— Что ты можешь быть таким! — заканчивает Кристина и щекочет губами его ухо.
— Я могу быть всяким. А ну, спускайся на землю!
— Не спущусь!— Она еще крепче обнимает его
шею.— Мне тут очень нравится. Так тепло-о,— пропевает Кристина и показывает язык.
— Вот чертенок,— смеется Андрюс и снова бежит.
Бежит быстро и долго, и то ему кажется, что вот- вот сверзится вниз по каким-то ступеням, хотя не ощущает их под ногами, то снова бежит по ровному и снова падает. Видит себя несущимся по ледяной пустыне, он обнажен, сбросил с себя жесткую шкуру, впереди уже видны силуэты каких-то людей, работающих на виноградниках, на этот раз он обязательно добежит до них! Что-то кричит ему Кристина, но он не слышит, его лицо горит от ее губ, дышать все труднее и труднее, а ее пальцы скользят за ворот рубашки и гладят шею, у него подкашиваются ноги.
Наконец Кристина опускается на землю, сжимает ладонями его щеки.
— Нельзя нам целоваться...— Андрюс с трудом ловит воздух.— Мы... достигли... того берега...
— Какого берега? — Мгновение она удивленно смотрит на него.— Какого?
Андрюс мягко высвобождается из ее рук и молчит, опустив голову.
— Какого? — Кристина сильно встряхивает его, и ее голос разносится в ночи, как зов о помощи, как крик отчаяния.
— Нельзя нам было...— бормочет Андрюс, но ее ладонь зажимает ему рот.
— Прости, я больше не буду делать этого...— всхлипывает она.— Больше не буду...— повторяет, давясь слезами.
— Криста...— Андрюс осторожно погружает пальцы в ее волосы, растрепанные, пышные.
Крепко ухватив его за отвороты куртки, она бормочет что-то бессвязное, потом вздрагивает и робко поднимает лицо:
— Ненавидишь меня из-за Алексаса, да?
— Криста...— Андрюс подбирает слова, чтобы не обидеть ее.— Мы по-другому должны... А у тебя руки гвоздиками пахнут,— говорит он неожиданно, наклоняется и целует ее ладони.
— Пусти,— вырывает она руки.— Мне бы сейчас сплясать...
— Зачем? — удивляется Андрюс.
— От радости.— Она отворачивается и медленно идет вперед.
Их нагоняет троллейбус, останавливается совсем рядом — стеклянный, светящийся изнутри ящик.
— Садимся! — предлагает Андрюс, поймав ее руку.
Подхватывает девушку за талию, легко, как ребенка,
ставит на ступеньку и вскакивает сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26