Почему Халел не хочет этого понять? Не сказал этого себе с самого начала?.. И вдруг, на половине дороги, решил, что Зада, видите ли, недостаточно для него чиста?.. Разве это по-мужски?..
— Целиком с тобой согласен, Кенжек. Но Халела винить не берусь. Тут должна быть какая-то причина, которая нам не известна. Ни с того ни с сего от любимых не отказываются.
— Причина, причина... — Кенжек взмахнул рукой, отметая все возражения. — Причину я назвал. Только это не причина, а повод. — Он угрюмо помолчал, упершись локтями в колени. — Я все хочу спросить, да как-то неловко... — Он бегущим, ускользающим взглядом коснулся лица Едиге. — Но раз мы завели разговор... По какой причине ты бросил Гульшат?
— Кто бросил? -Ты.
— Кого?
— Как это — кого? Гульшат! У тебя ведь нет, наверное, таких отговорок, как у Халела? Она ни с кем не дружила до тебя? Верно?
— Верно. — Сердце у Едиге забилось, застучало. — Она до меня даже целоваться не умела толком. Это мои уроки, всему обучилась... То есть — как целоваться, я это хотел сказать. Способная ученица, талантливая, что правда, то правда.
Кенжек смутился, покраснел.
— Думаю, всю жизнь будет вспоминать меня с благодарностью, — продолжал язвить Едиге.
— Дружище... Не то ты говоришь... Не то, нет... — замотал головой Кенжек. — Не надо марать грязью чистую душу...
— сказал Едиге. Оказалось, некоторые слова легче произнести на чужом языке. — И сейчас гуляет с нашим бравым Бердибеком. Тебе этого мало?.. — Он едва вытолкнул из себя две последние фразы — вытолкнул, выдавил. Хотя Кенжеку все это и без него было известно.
— Эх!.. — взорвался Кенжек. — А еще литератор, еще собираешься заделаться писателем! Инженер человеческих душ... А не сумел понять даже самого близкого человека! Откуда ты взял, что она с Бердибеком?
— Давай прекратим этот разговор, — Едиге пару раз ткнул кулаком подушку, повернулся на бок и натянул до самых ушей сползшее одеяло.— Пора спать.
— Ну, нет. Я должен разобраться. — В голосе Кен-жека зазвучали решительные ноты. — Должен, слышишь? И не ради тебя, а ради этой девушки!
— Она тебя о чем-нибудь просила?
— Нет. Я сам обо всем догадался без ее слов.
— Не слишком же ты догадливый. — Едиге повернулся лицом к стене, показывая, что продолжать разговор не намерен.
1 Она — легкомысленная девушка (нем.) — Послушай, дружище... — Кенжек пересел поближе, опустил руку на прикрытое одеялом плечо Едиге. — По-моему, она так ведет себя нарочно... Чтоб ты ревновал. Я собственными глазами видел — вчера вечером иду, а она стоит рядом с нашей дверью...
— Стоит и дожидается Бердибека, — хмыкнул Едиге. — Его дверь-то напротив.
— Да, она стояла ближе к той двери, что напротив.
— Вот теперь ты рассказываешь правильно. Ты честный человек, старина, и не сворачивай с прямого пути до самой смерти.
— Погоди ты. Не в том дело, перед какой дверью... Как она стояла — вот что важно... А стояла она, как будто ждала кого-то, хотела попасться на глаза, понимаешь? Иначе с чего бы ей так, без дела, стоять?.. Увидела меня, и только тогда в дверь постучалась. Она ведь могла бы и сразу постучать, верно? Тебя она ждала, дурень, с тобой встретиться хотела.
— Это еще не доказательство, — сказал Едиге. И подумал: "Ай да Кенжек! Ай да старина Кенжек!.."
— Доказательство! И самое прямое! Дверь-то была, оказывается, заперта. Я потом проверил, когда она ушла. Теперь понимаешь — зачем ей стоять перед закрытой дверью?
— Если ей нравится один, почему она гуляет с другим? — помолчав, мрачно проговорил Едиге. — Кто ее заставляет?
— Гуляет!.. Словцо-то какое! Тут думай, что захочешь. А факты — вещь серьезная. Ну, были они два-три раза в кино — что дальше? Всему конец?
— Друг мой Кенжек, известно ли тебе, что сказал Юлий Цезарь о своей жене?
— Нет, неизвестно.
— Загляни в Плутарха или Светония.
— Так ведь то сказано про жену...
— Не имеет значения. Та, которую любишь, должна быть еще ближе. Здесь — любовь, там — в какой-то мере уже привычка.
— Не напирай на меня со своими Плутархом и Све-тонием! Гулынат тут ни при чем.
— Как знать... С нею они, понятно, знакомы не были. У них речь о другом: по Риму разнесся слух, что супруга Цезаря путается с каким-то патрицием. И Цезарь сказал: "Ужасно уже само по себе то, что возникло сомнение в добродетельности жены Цезаря..." Чувствуешь? Одно лишь сомнение —• и то ужасно!.. "Жена Цезаря должна быть выше подозрений". Так он сказал. Не думаю, что Гульшат зашла слишком далеко... Только если девушка целуется с кем-нибудь за спиной парня, с которым дружит, это равносильно тому, что жена изменяет в постели с каким-то мужчиной. Даже хуже!..
Кенжек не нашелся, что ответить. Он еще посидел, помолчал, потом огорченно .вздохнул, поднялся, все так же молча погасил свет и улегся в постель. В тишине было слышно, как он ворочается.
"Чудак, — подумал Едиге. — Наверное, и сам не рад, что вмешался... Эй, Кенжек-Кенжек... Вот уж ты и правда здесь ни при чем..."
Он повернулся лицом к другу, хотя в комнате все равно ничего не было видно в темноте.
— Не злись, — сказал он. — Теперь для тебя кое-что стало яснее.
— Ничуть, — буркнул Кенжек. Оба помолчали.
— Если ты веришь, что она... — Кенжек с трудом подыскивал слова, — что она... Если она в самом деле тебе... изменила... Тогда... Но сам-то ты в этом уверен?..
Едиге не ответил.
— Если Бердибек окрутил бы ее, все давно бы это знали. У такого молодчика слово за зубами не держится. Да и Ануар, который с ним живет... Этот ведь тоже как дырявое ведро. Но никаких сплетен пока не слышно. Ну, зайдут иной раз в кино, — а что же еще?
— Что еще?..
—- Конечно, для тебя это конец света... Но если взглянуть на вещи трезво...
— Трезво?.. На Бердибека?.. Да меня колотит, едва я подумаю о нем! Плут, лицемер, пройдоха — без стыда и совести! И с ним лизаться, его выбрать... По-твоему, я должен все забыть, простить — да еще и, быть может, на коленях умолять ее вернуться?..
— Извини, — сказал Кенжек. — Извини, если задел твою гордость... Но ты все преувеличиваешь, накручиваешь. А пока ничего страшного, ей же богу, не случилось. Нельзя просто ни за что ни про что уступать такую /девушку. Ты потом этого себе не простишь, Сходи к ней...
Допустим, я пойду, а она мне пальцем на дверь?.. Тогда как?.. Самому напроситься на такой позор?.. — хотелось ответить Едиге. Он до сих пор не думал о примирении, ему и в голову не приходили подобные мысли. Все равно прежнего не вернешь, говорил себе, мысленно продолжая разговор с Кенжеком. И твердил "нет", хотя чувствовал: явись у него самая ничтожная надежда^ он бы решился... Он и сейчас готов был соскочить с постели, одеться, бежать к ней, к ее двери с овальным номерком, на четвертом этаже — как давно он туда не заглядывал!.. Но стучаться — в этот час, посреди ночи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
— Целиком с тобой согласен, Кенжек. Но Халела винить не берусь. Тут должна быть какая-то причина, которая нам не известна. Ни с того ни с сего от любимых не отказываются.
— Причина, причина... — Кенжек взмахнул рукой, отметая все возражения. — Причину я назвал. Только это не причина, а повод. — Он угрюмо помолчал, упершись локтями в колени. — Я все хочу спросить, да как-то неловко... — Он бегущим, ускользающим взглядом коснулся лица Едиге. — Но раз мы завели разговор... По какой причине ты бросил Гульшат?
— Кто бросил? -Ты.
— Кого?
— Как это — кого? Гульшат! У тебя ведь нет, наверное, таких отговорок, как у Халела? Она ни с кем не дружила до тебя? Верно?
— Верно. — Сердце у Едиге забилось, застучало. — Она до меня даже целоваться не умела толком. Это мои уроки, всему обучилась... То есть — как целоваться, я это хотел сказать. Способная ученица, талантливая, что правда, то правда.
Кенжек смутился, покраснел.
— Думаю, всю жизнь будет вспоминать меня с благодарностью, — продолжал язвить Едиге.
— Дружище... Не то ты говоришь... Не то, нет... — замотал головой Кенжек. — Не надо марать грязью чистую душу...
— сказал Едиге. Оказалось, некоторые слова легче произнести на чужом языке. — И сейчас гуляет с нашим бравым Бердибеком. Тебе этого мало?.. — Он едва вытолкнул из себя две последние фразы — вытолкнул, выдавил. Хотя Кенжеку все это и без него было известно.
— Эх!.. — взорвался Кенжек. — А еще литератор, еще собираешься заделаться писателем! Инженер человеческих душ... А не сумел понять даже самого близкого человека! Откуда ты взял, что она с Бердибеком?
— Давай прекратим этот разговор, — Едиге пару раз ткнул кулаком подушку, повернулся на бок и натянул до самых ушей сползшее одеяло.— Пора спать.
— Ну, нет. Я должен разобраться. — В голосе Кен-жека зазвучали решительные ноты. — Должен, слышишь? И не ради тебя, а ради этой девушки!
— Она тебя о чем-нибудь просила?
— Нет. Я сам обо всем догадался без ее слов.
— Не слишком же ты догадливый. — Едиге повернулся лицом к стене, показывая, что продолжать разговор не намерен.
1 Она — легкомысленная девушка (нем.) — Послушай, дружище... — Кенжек пересел поближе, опустил руку на прикрытое одеялом плечо Едиге. — По-моему, она так ведет себя нарочно... Чтоб ты ревновал. Я собственными глазами видел — вчера вечером иду, а она стоит рядом с нашей дверью...
— Стоит и дожидается Бердибека, — хмыкнул Едиге. — Его дверь-то напротив.
— Да, она стояла ближе к той двери, что напротив.
— Вот теперь ты рассказываешь правильно. Ты честный человек, старина, и не сворачивай с прямого пути до самой смерти.
— Погоди ты. Не в том дело, перед какой дверью... Как она стояла — вот что важно... А стояла она, как будто ждала кого-то, хотела попасться на глаза, понимаешь? Иначе с чего бы ей так, без дела, стоять?.. Увидела меня, и только тогда в дверь постучалась. Она ведь могла бы и сразу постучать, верно? Тебя она ждала, дурень, с тобой встретиться хотела.
— Это еще не доказательство, — сказал Едиге. И подумал: "Ай да Кенжек! Ай да старина Кенжек!.."
— Доказательство! И самое прямое! Дверь-то была, оказывается, заперта. Я потом проверил, когда она ушла. Теперь понимаешь — зачем ей стоять перед закрытой дверью?
— Если ей нравится один, почему она гуляет с другим? — помолчав, мрачно проговорил Едиге. — Кто ее заставляет?
— Гуляет!.. Словцо-то какое! Тут думай, что захочешь. А факты — вещь серьезная. Ну, были они два-три раза в кино — что дальше? Всему конец?
— Друг мой Кенжек, известно ли тебе, что сказал Юлий Цезарь о своей жене?
— Нет, неизвестно.
— Загляни в Плутарха или Светония.
— Так ведь то сказано про жену...
— Не имеет значения. Та, которую любишь, должна быть еще ближе. Здесь — любовь, там — в какой-то мере уже привычка.
— Не напирай на меня со своими Плутархом и Све-тонием! Гулынат тут ни при чем.
— Как знать... С нею они, понятно, знакомы не были. У них речь о другом: по Риму разнесся слух, что супруга Цезаря путается с каким-то патрицием. И Цезарь сказал: "Ужасно уже само по себе то, что возникло сомнение в добродетельности жены Цезаря..." Чувствуешь? Одно лишь сомнение —• и то ужасно!.. "Жена Цезаря должна быть выше подозрений". Так он сказал. Не думаю, что Гульшат зашла слишком далеко... Только если девушка целуется с кем-нибудь за спиной парня, с которым дружит, это равносильно тому, что жена изменяет в постели с каким-то мужчиной. Даже хуже!..
Кенжек не нашелся, что ответить. Он еще посидел, помолчал, потом огорченно .вздохнул, поднялся, все так же молча погасил свет и улегся в постель. В тишине было слышно, как он ворочается.
"Чудак, — подумал Едиге. — Наверное, и сам не рад, что вмешался... Эй, Кенжек-Кенжек... Вот уж ты и правда здесь ни при чем..."
Он повернулся лицом к другу, хотя в комнате все равно ничего не было видно в темноте.
— Не злись, — сказал он. — Теперь для тебя кое-что стало яснее.
— Ничуть, — буркнул Кенжек. Оба помолчали.
— Если ты веришь, что она... — Кенжек с трудом подыскивал слова, — что она... Если она в самом деле тебе... изменила... Тогда... Но сам-то ты в этом уверен?..
Едиге не ответил.
— Если Бердибек окрутил бы ее, все давно бы это знали. У такого молодчика слово за зубами не держится. Да и Ануар, который с ним живет... Этот ведь тоже как дырявое ведро. Но никаких сплетен пока не слышно. Ну, зайдут иной раз в кино, — а что же еще?
— Что еще?..
—- Конечно, для тебя это конец света... Но если взглянуть на вещи трезво...
— Трезво?.. На Бердибека?.. Да меня колотит, едва я подумаю о нем! Плут, лицемер, пройдоха — без стыда и совести! И с ним лизаться, его выбрать... По-твоему, я должен все забыть, простить — да еще и, быть может, на коленях умолять ее вернуться?..
— Извини, — сказал Кенжек. — Извини, если задел твою гордость... Но ты все преувеличиваешь, накручиваешь. А пока ничего страшного, ей же богу, не случилось. Нельзя просто ни за что ни про что уступать такую /девушку. Ты потом этого себе не простишь, Сходи к ней...
Допустим, я пойду, а она мне пальцем на дверь?.. Тогда как?.. Самому напроситься на такой позор?.. — хотелось ответить Едиге. Он до сих пор не думал о примирении, ему и в голову не приходили подобные мысли. Все равно прежнего не вернешь, говорил себе, мысленно продолжая разговор с Кенжеком. И твердил "нет", хотя чувствовал: явись у него самая ничтожная надежда^ он бы решился... Он и сейчас готов был соскочить с постели, одеться, бежать к ней, к ее двери с овальным номерком, на четвертом этаже — как давно он туда не заглядывал!.. Но стучаться — в этот час, посреди ночи?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60