Но в мастерской, где ремонтировалась машина Лукашевича, пренебрегли мнением летчиков и поставили фонарь.
И вот печальный результат: едва Лукашевич взлетел, как управление машиной вдруг заклинилось и она камнем понеслась к земле. А пилот не смог открыть фонарь и оставить кабину. Он погиб под обломками самолета, в фюзеляже которого под тягой нашли забытый слесарем медный молоток.
Вместе с Лукашевичем мы проложили немало боевых маршрутов на карте и в небе. Его нелепая смерть и гибель Никитина сильно подействовали на меня. Я стал раздражительным.
В один из хмурых дней этой бесцветной весны меня вызвали в штаб дивизии. Заместитель комдива сообщил, что на нашей территории недавно приземлился летчик-хорват на «мессершмитте-109».
- Думаем назначить тебя в спецгруппу, - сказал он. - Нужно полетать на «мессершмитте» и изучить его досконально. Пойдешь?
Я, не задумываясь, ответил:
- Пойду.
Оружие врага… Наземные войска, захватив трофеи, использовали немецкие автоматы, пушки, винтовки, громили тех, кто пришел с ними на нашу землю. Мы, летчики, до сих пор видели на своих аэродромах только обломки вражеских самолетов. Ну-ка попробую «худого» в воздухе. Как он покорится мне?
Меня так тянуло скорее перескочить со своего аэродрома в Новочеркасск, куда надлежало прибыть, что я, получив разрешение от Виктора Петровича на вылет с Искриным, не посчитался с сильным боковым ветром - самолет развернулся, и подломилась стойка шасси.
- Разгильдяй! - выругал командир полка, выслушав у КП мое ничем не оправданное нарушение правил взлета. - Вон видишь террикон? - вдруг спросил он.
- Вижу, - ответил я, посмотрев туда, куда показывал командир рукой.
- Тебе нужно в том направлении. Иди пешком!
Виктор Петрович серьезно обиделся на меня. Надо было подождать. Я знал, когда он успокоится, то даст другой самолет.
Поселки, терриконы, шахты, дороги и степь. Тронутая теплом, она пробуждалась после снега.
Рыжая лиса, услышав гул мотора самолета, просто растянулась в беге. Искрин, сидевший в задней кабине, первым увидел лису. В его глазах загорелся охотничий огонек, и он чуть не вывалился из кабины. Я тоже заразился желанием припугнуть зверя, погоняться за ним. Снизился так, что еле-еле не задевал колесами прошлогоднюю стерню. Лиса, сообразив, что ей по прямой не уйти от чудовища, наседавшего на нее, начала петлять. Свернув несколько раз за ней, слыша за спиной улюлюканье и хохот Искрина, я и в самом деле проникся идеей придавить лису колесами шасси. Но, пребывая в плену азарта, я вспомнил о Викторе Петровиче.
Что сказал бы Виктор Петрович, увидев, как я гоняюсь за лисой на самолете? Что я делаю?
Мой УТ-2 взмыл над равниной. Искрин притих за моей спиной, наверное недовольный таким неожиданным финалом. Простор сразу стал шире и приятнее.
Еще в воздухе я различил на аэродроме среди наших самолетов три «мессершмитта».
Это была местная затея: потренировать летчиков на «мессерах» и попробовать использовать их для свободной «охоты» и разведки тылов противника. На аэродроме, куда я прилетел, меня встретил командир спецгруппы генерал Науменко. Он приказал сразу же идти знакомиться с немецкими самолетами.
Техник, принимавший участие в восстановлении двух «мессеров», уже назубок знал эту машину. Он объяснил мне систему управления, назначение всех кнопок и приборов. Я посидел в кабине истребителя, пощупал все руками и отправился к генералу за разрешением подняться в воздух.
- Лети! - сказал он, с нетерпением ожидая, когда прирученный «мессершмитт» будет кружить над аэродромом.
Я запустил мотор, вырулил, взлетел. Сделал два круга. Машина шла легко. Ничего необычного в ее поведении я не заметил. Увидев, что звезды, нарисованные бледной краской прямо на крестах, еле заметны, я невольно подумал: а вдруг меня встретят в воздухе наши? Несдобровать тогда. Но все обошлось благополучно.
Приземлился. Командира группы почему-то обеспокоило мое возвращение.
- Почему так мало летал? - спросил он. - Что-нибудь случилось?
- Ничего не случилось, - ответил я. - Хочу пойти на высоту.
На следующий день я испытал «мессершмитт» в высшем пилотаже. Летчику нужно не много времени, чтобы оценить машину, если она легко делает горку, быстро набирает скорость на пикировании, если он в бою догонял ее на вираже и вместе с тем видел, какие дыры в крыльях оставляют снаряды установленных на ней пушек. Я опять сравнивал «мессершмитт» с нашей новой машиной ЯК-1 и снова приходил к выводу, что в этих самолетах есть что сравнивать.
Через полчаса кувыркания в воздухе я совсем забыл, что в моих руках чужой самолет, и, когда заметил вдали наш бомбардировщик СБ, очевидно возвращавшийся домой, спокойно направился к нему. Летчик увидел меня внезапно с близкого расстояния. Наверно, именно так шарахаются овцы, когда увидят голову волка, продравшего крышу сарая. Покачиванием крыльев я несколько раз передал сигнал «Я свой», но «бомбер» так рванул прочь, что я даже начал опасаться за его судьбу.
Немедленно отправился домой. При подходе к аэродрому проскочил мимо заходившего на посадку У-2. Его летчик тоже не обратил внимания на звезды. Увидев меня, он перевалил машину на крыло и тут же, за аэродромом, плюхнулся на пашню. Экипаж выскочил из кабины и, не выключив мотора, бросился к лесополосе.
На КП, куда я пришел для доклада, меня ожидали неприятности. Сначала летчик У-2, узнав, что «мессер» наш, ругал и самолет и меня. Потом позвонили из Миллерова.
- Кто у телефона?
- Дежурный, - ответил я, случайно взяв трубку.
- Что у вас там за чертовщина? - гремел голос.
- Какая чертовщина? - таким же тоном спросил я.
- Кто разрешает гоняться на «мессершмиттах» за нашими самолетами?
Я опешил. Что сказать в ответ? Я ни за кем не гонялся, но как это доказать, если экипаж бомбардировщика именно так расценил мои действия?
Голос в трубке требовал наказать виновного за то, что СБ сел на вынужденную в плавнях. Я передал трубку командиру спецгруппы. А потом мне пришлось подробно объяснять, как все произошло.
Несколько дней мы летали на «мессершмиттах» только в пределах своего аэродрома. Затем Науменко послал одного из нас - капитана - «прощупать передний край», то есть проверить, как там отнесутся к появлению «мессершмитта» со звездами. «Мессершмитт» не возвратился.
К вечеру генерала пригласили на КП пехотной дивизии. Я отправился вместе с ним. По дороге строили разные догадки. Что же случилось? Но все моментально прояснилось, когда на командном пункте мы увидели нашего капитана. Он сидел в уголочке с разукрашенным синяками лицом. Капитан бросился нам навстречу, как бросаются осужденные на казнь к своим избавителям. На обратном пути он с горечью рассказал, что с ним произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
И вот печальный результат: едва Лукашевич взлетел, как управление машиной вдруг заклинилось и она камнем понеслась к земле. А пилот не смог открыть фонарь и оставить кабину. Он погиб под обломками самолета, в фюзеляже которого под тягой нашли забытый слесарем медный молоток.
Вместе с Лукашевичем мы проложили немало боевых маршрутов на карте и в небе. Его нелепая смерть и гибель Никитина сильно подействовали на меня. Я стал раздражительным.
В один из хмурых дней этой бесцветной весны меня вызвали в штаб дивизии. Заместитель комдива сообщил, что на нашей территории недавно приземлился летчик-хорват на «мессершмитте-109».
- Думаем назначить тебя в спецгруппу, - сказал он. - Нужно полетать на «мессершмитте» и изучить его досконально. Пойдешь?
Я, не задумываясь, ответил:
- Пойду.
Оружие врага… Наземные войска, захватив трофеи, использовали немецкие автоматы, пушки, винтовки, громили тех, кто пришел с ними на нашу землю. Мы, летчики, до сих пор видели на своих аэродромах только обломки вражеских самолетов. Ну-ка попробую «худого» в воздухе. Как он покорится мне?
Меня так тянуло скорее перескочить со своего аэродрома в Новочеркасск, куда надлежало прибыть, что я, получив разрешение от Виктора Петровича на вылет с Искриным, не посчитался с сильным боковым ветром - самолет развернулся, и подломилась стойка шасси.
- Разгильдяй! - выругал командир полка, выслушав у КП мое ничем не оправданное нарушение правил взлета. - Вон видишь террикон? - вдруг спросил он.
- Вижу, - ответил я, посмотрев туда, куда показывал командир рукой.
- Тебе нужно в том направлении. Иди пешком!
Виктор Петрович серьезно обиделся на меня. Надо было подождать. Я знал, когда он успокоится, то даст другой самолет.
Поселки, терриконы, шахты, дороги и степь. Тронутая теплом, она пробуждалась после снега.
Рыжая лиса, услышав гул мотора самолета, просто растянулась в беге. Искрин, сидевший в задней кабине, первым увидел лису. В его глазах загорелся охотничий огонек, и он чуть не вывалился из кабины. Я тоже заразился желанием припугнуть зверя, погоняться за ним. Снизился так, что еле-еле не задевал колесами прошлогоднюю стерню. Лиса, сообразив, что ей по прямой не уйти от чудовища, наседавшего на нее, начала петлять. Свернув несколько раз за ней, слыша за спиной улюлюканье и хохот Искрина, я и в самом деле проникся идеей придавить лису колесами шасси. Но, пребывая в плену азарта, я вспомнил о Викторе Петровиче.
Что сказал бы Виктор Петрович, увидев, как я гоняюсь за лисой на самолете? Что я делаю?
Мой УТ-2 взмыл над равниной. Искрин притих за моей спиной, наверное недовольный таким неожиданным финалом. Простор сразу стал шире и приятнее.
Еще в воздухе я различил на аэродроме среди наших самолетов три «мессершмитта».
Это была местная затея: потренировать летчиков на «мессерах» и попробовать использовать их для свободной «охоты» и разведки тылов противника. На аэродроме, куда я прилетел, меня встретил командир спецгруппы генерал Науменко. Он приказал сразу же идти знакомиться с немецкими самолетами.
Техник, принимавший участие в восстановлении двух «мессеров», уже назубок знал эту машину. Он объяснил мне систему управления, назначение всех кнопок и приборов. Я посидел в кабине истребителя, пощупал все руками и отправился к генералу за разрешением подняться в воздух.
- Лети! - сказал он, с нетерпением ожидая, когда прирученный «мессершмитт» будет кружить над аэродромом.
Я запустил мотор, вырулил, взлетел. Сделал два круга. Машина шла легко. Ничего необычного в ее поведении я не заметил. Увидев, что звезды, нарисованные бледной краской прямо на крестах, еле заметны, я невольно подумал: а вдруг меня встретят в воздухе наши? Несдобровать тогда. Но все обошлось благополучно.
Приземлился. Командира группы почему-то обеспокоило мое возвращение.
- Почему так мало летал? - спросил он. - Что-нибудь случилось?
- Ничего не случилось, - ответил я. - Хочу пойти на высоту.
На следующий день я испытал «мессершмитт» в высшем пилотаже. Летчику нужно не много времени, чтобы оценить машину, если она легко делает горку, быстро набирает скорость на пикировании, если он в бою догонял ее на вираже и вместе с тем видел, какие дыры в крыльях оставляют снаряды установленных на ней пушек. Я опять сравнивал «мессершмитт» с нашей новой машиной ЯК-1 и снова приходил к выводу, что в этих самолетах есть что сравнивать.
Через полчаса кувыркания в воздухе я совсем забыл, что в моих руках чужой самолет, и, когда заметил вдали наш бомбардировщик СБ, очевидно возвращавшийся домой, спокойно направился к нему. Летчик увидел меня внезапно с близкого расстояния. Наверно, именно так шарахаются овцы, когда увидят голову волка, продравшего крышу сарая. Покачиванием крыльев я несколько раз передал сигнал «Я свой», но «бомбер» так рванул прочь, что я даже начал опасаться за его судьбу.
Немедленно отправился домой. При подходе к аэродрому проскочил мимо заходившего на посадку У-2. Его летчик тоже не обратил внимания на звезды. Увидев меня, он перевалил машину на крыло и тут же, за аэродромом, плюхнулся на пашню. Экипаж выскочил из кабины и, не выключив мотора, бросился к лесополосе.
На КП, куда я пришел для доклада, меня ожидали неприятности. Сначала летчик У-2, узнав, что «мессер» наш, ругал и самолет и меня. Потом позвонили из Миллерова.
- Кто у телефона?
- Дежурный, - ответил я, случайно взяв трубку.
- Что у вас там за чертовщина? - гремел голос.
- Какая чертовщина? - таким же тоном спросил я.
- Кто разрешает гоняться на «мессершмиттах» за нашими самолетами?
Я опешил. Что сказать в ответ? Я ни за кем не гонялся, но как это доказать, если экипаж бомбардировщика именно так расценил мои действия?
Голос в трубке требовал наказать виновного за то, что СБ сел на вынужденную в плавнях. Я передал трубку командиру спецгруппы. А потом мне пришлось подробно объяснять, как все произошло.
Несколько дней мы летали на «мессершмиттах» только в пределах своего аэродрома. Затем Науменко послал одного из нас - капитана - «прощупать передний край», то есть проверить, как там отнесутся к появлению «мессершмитта» со звездами. «Мессершмитт» не возвратился.
К вечеру генерала пригласили на КП пехотной дивизии. Я отправился вместе с ним. По дороге строили разные догадки. Что же случилось? Но все моментально прояснилось, когда на командном пункте мы увидели нашего капитана. Он сидел в уголочке с разукрашенным синяками лицом. Капитан бросился нам навстречу, как бросаются осужденные на казнь к своим избавителям. На обратном пути он с горечью рассказал, что с ним произошло.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131