Он теперь был для меня не тем абстрактным противником, которого я видел на расстоянии или в прицеле. Я вертел перед глазами моих слушателей его макет, то обстреливал его, то бросал в пике, то вел его на себя, то сам прижимал его на вираже. Я пробовал разъяснить, на что способен «мессер» в воздушном бою, на каких маневрах его лучше подловить.
Не успел я ответить на все вопросы, приказ штаба дивизии поднял всех на ноги. Надо сопровождать старых знакомых - СУ-2.
- Кто ведет вашу группу? - обращается к Комосе начальник штаба. - Вы сами?
Комоса, стоявший рядом, кивнул на меня: Покрышкин, он с «мессерами» теперь на «ты».
- Я плохо знаю этот район. Разрешите сходить в этом вылете ведомой парой.
Мы молча направляемся к стоянкам.
- Вот твой самолет, - указывает Комоса на ЯК и все так же медленно, без особого энтузиазма двигается дальше.
У самолета меня встречает соскучившийся Чувашкин. Он чем-то взволнован.
- Товарищ капитан, это машина не моя. Вы были когда-нибудь недовольны мной?
- А вы от меня слышали об этом?
- Нет. Тогда вам надо попросить командира полка.
- Не волнуйся. Будем работать вместе.
- Спасибо. Мы слишком много пережили, чтобы все забыть. Эта машина неплохая, я осмотрел ее тоже.
К самолету, вижу, бегут две девушки, тащат, держа на весу, парашют в чехле.
- Что это, Чувашкин? - удивился я.
- Ансамбль песни и пляски, - широко улыбается он. - Укладчицы парашютов.
Девушки в столовой или в штабе - явление обычное. Но девушки на аэродроме, у самолетов - это ведь не к добру. Такой предрассудок бытует в авиации издавна. А они вот весело, с улыбкой, словно забавляясь, подают мне на крыло парашют. Я мельком взглянул на них и что-то прошипел…
Взлетаем. Комоса почему-то никак не может завести мотор своего самолета. Очевидно, неисправность. А бомбардировщики уже над нами. Ждать, пока взлетит командир и его ведомый, больше нельзя.
В воздухе нас шесть вместо восьми.
Четверка идет выше моей пары, непосредственно прикрывающей СУ-2. В моей группе не хватает пары Комосы. Непредвиденная задержка с вылетом смазывает все договоренности на земле. Радиосвязи нет, вынужденно взятая на себя роль ведущего группы сводится к нулю.
Под нами на запад зигзагообразной лентой тянется Северный Донец и где-то далеко впереди пропадает в утренней дымке. Моя пара на большой скорости переходит с фланга на фланг группы бомбардировщиков, идущих ниже, впереди, готовая отразить удар «мессершмиттов», если они появятся.
Мы что-то вроде телохранителей. Но это определение чисто внешнее. На самом деле для каждого истребителя, сопровождающего другие самолеты, эта роль исполнена большого смысла и значения. Ты летишь ради того, чтобы СУ-2 поразили цель и невредимыми возвратились домой. Их задача становится твоей задачей. Значит, надо заботиться о том, чтобы подопечные самолеты без потерь вышли на объект, точно ударили. А доверие к нам, истребителям, к нашему боевому мастерству, разве это не обязывает, не приковывает к этим медлительным, нагруженным бомбами самолетам? Там ведь ребята думают об удаче.
Девятка СУ-2 плотной группой идет навстречу опасностям. Летчики, конечно, видят, что высоко над ними вьется четверка ЯКов, а непосредственно возле них только пара. Мне понятно их отношение к моей паре: «Что-то маловато вас, „яшки“, и я стараюсь частой сменой места со своим напарником Бережным - „ножницами“ - демонстрировать „мощь“: будьте, мол, уверены! Немного волнуюсь, давно не летал в бой, отвык от напряжения боевого полета.
Весенние облака. Голубое небо. Зеленый простор внизу. Белые горы Лисичанска. Их сразу фиксирует память. В каждом полете перво-наперво будешь искать глазами этот ориентир.
Дым расползся по берегу Донца. СУ-2 с ходу сбрасывают бомбы на переправы, на войска. С разворота они устремляются домой. Первое звено быстро отрывается. Второе также. Передо мной уже не строй эскадрилий, а то, что мы пренебрежительно называем «колбаса». Вот и прикрой их, если они так растянулись. Каждый из них спешит на свой аэродром.
А «мессершмитты» на высоте поджидали именно этих минут беспечности. Они вывалились из-за облаков несколькими парами. Их восемь, нас шесть. Вступать с истребителями в драку им ни к чему, им цель нужна поважнее. Я понял их тактику с первого захода. Они сразу полезли на отставших бомбардировщиков.
Мы с Бережным бросились «мессершмиттам» наперерез, стреляя в упор. «Мессеры», выйдя из атаки, взмыли к облакам. Один с дымом потянул на запад, сопровождать его отвалил еще один.
Я проводил их взглядом с усмешкой - теперь осталось шесть, и нас тоже столько. Ведь там, под облаками, наша четверка: больше их сюда не пустят, навалятся сейчас. Но, посмотрев вокруг, под облака, я не обнаружил там ЯКов. Где же они?
В трудную минуту мне не раз приходилось искать тревожным взглядом товарища, как, впрочем, случалось в бою кому-то искать и меня. Но исчезновение нашей четверки из виду сейчас, уход за облака - это глубоко встревожило меня. Бомбардировщики, заметив опасность, растянулись еще больше. «Мессершмитты» снова падают на них с высоты. Не на нашу пару истребителей. Чтобы сбить кого-нибудь из нас, им необходимо повозиться, а одиночный бомбардировщик - верная добыча. Это мы знаем. Потому бросаемся от одного к другому, подставляем свои машины под удар, стреляем - лишь бы сорвать их атаку. Вот один пошел колом в землю, и сразу же «мессершмитты» отвалили, оставили нас в покое. Видимо, жертвой стал ведущий.
Мы с Бережным, проносясь над бомбардировщиками, пересчитываем их, не доверяя своим глазам. Все целы! Как нам удалось защитить их? Трудно самим поверить в это. СУ-2 возвращались домой. Переправы были уже далеко позади. Небо в тихих облаках и голубых проталинах. Земля в майской зелени. А я, чем ближе к аэродрому, тем становился злее.
На войне, оказывается, бывает так же, как и в жизни. Мы с Бережным невероятным напряжением сил защитили бомбардировщиков, а в донесении будет фигурировать шестерка, «надежно прикрывшая»…
Такого прощать нельзя! Сопровождение бомбардировщи ков требует тоже своих твердых правил и законов. Их надо знать и соблюдать. Без этого перебьют их, как куропаток. Уже скрылись вдали белые горы, черные тучи дыма. Но они стоят перед глазами. Они заставляют думать. Там сражение только разгорается. Новые бои потребуют от нас новых подвигов. Четверка уже дома. Летчики все вместе поджидают нас.
- Чего ушли за облака?
Я водил группу, я отвечал за бомбардировщиков. Я имею право спрашивать, переполненный напряжением боя. Старший четверки озирается на своих товарищей. Он, конечно, хочет, чтобы говорили все. Ему нужна поддержка.
- Искали «мессеров».
- И нашли?
- Что-то не попадались.
- А своих бомбардировщиков на обратном пути видели?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131
Не успел я ответить на все вопросы, приказ штаба дивизии поднял всех на ноги. Надо сопровождать старых знакомых - СУ-2.
- Кто ведет вашу группу? - обращается к Комосе начальник штаба. - Вы сами?
Комоса, стоявший рядом, кивнул на меня: Покрышкин, он с «мессерами» теперь на «ты».
- Я плохо знаю этот район. Разрешите сходить в этом вылете ведомой парой.
Мы молча направляемся к стоянкам.
- Вот твой самолет, - указывает Комоса на ЯК и все так же медленно, без особого энтузиазма двигается дальше.
У самолета меня встречает соскучившийся Чувашкин. Он чем-то взволнован.
- Товарищ капитан, это машина не моя. Вы были когда-нибудь недовольны мной?
- А вы от меня слышали об этом?
- Нет. Тогда вам надо попросить командира полка.
- Не волнуйся. Будем работать вместе.
- Спасибо. Мы слишком много пережили, чтобы все забыть. Эта машина неплохая, я осмотрел ее тоже.
К самолету, вижу, бегут две девушки, тащат, держа на весу, парашют в чехле.
- Что это, Чувашкин? - удивился я.
- Ансамбль песни и пляски, - широко улыбается он. - Укладчицы парашютов.
Девушки в столовой или в штабе - явление обычное. Но девушки на аэродроме, у самолетов - это ведь не к добру. Такой предрассудок бытует в авиации издавна. А они вот весело, с улыбкой, словно забавляясь, подают мне на крыло парашют. Я мельком взглянул на них и что-то прошипел…
Взлетаем. Комоса почему-то никак не может завести мотор своего самолета. Очевидно, неисправность. А бомбардировщики уже над нами. Ждать, пока взлетит командир и его ведомый, больше нельзя.
В воздухе нас шесть вместо восьми.
Четверка идет выше моей пары, непосредственно прикрывающей СУ-2. В моей группе не хватает пары Комосы. Непредвиденная задержка с вылетом смазывает все договоренности на земле. Радиосвязи нет, вынужденно взятая на себя роль ведущего группы сводится к нулю.
Под нами на запад зигзагообразной лентой тянется Северный Донец и где-то далеко впереди пропадает в утренней дымке. Моя пара на большой скорости переходит с фланга на фланг группы бомбардировщиков, идущих ниже, впереди, готовая отразить удар «мессершмиттов», если они появятся.
Мы что-то вроде телохранителей. Но это определение чисто внешнее. На самом деле для каждого истребителя, сопровождающего другие самолеты, эта роль исполнена большого смысла и значения. Ты летишь ради того, чтобы СУ-2 поразили цель и невредимыми возвратились домой. Их задача становится твоей задачей. Значит, надо заботиться о том, чтобы подопечные самолеты без потерь вышли на объект, точно ударили. А доверие к нам, истребителям, к нашему боевому мастерству, разве это не обязывает, не приковывает к этим медлительным, нагруженным бомбами самолетам? Там ведь ребята думают об удаче.
Девятка СУ-2 плотной группой идет навстречу опасностям. Летчики, конечно, видят, что высоко над ними вьется четверка ЯКов, а непосредственно возле них только пара. Мне понятно их отношение к моей паре: «Что-то маловато вас, „яшки“, и я стараюсь частой сменой места со своим напарником Бережным - „ножницами“ - демонстрировать „мощь“: будьте, мол, уверены! Немного волнуюсь, давно не летал в бой, отвык от напряжения боевого полета.
Весенние облака. Голубое небо. Зеленый простор внизу. Белые горы Лисичанска. Их сразу фиксирует память. В каждом полете перво-наперво будешь искать глазами этот ориентир.
Дым расползся по берегу Донца. СУ-2 с ходу сбрасывают бомбы на переправы, на войска. С разворота они устремляются домой. Первое звено быстро отрывается. Второе также. Передо мной уже не строй эскадрилий, а то, что мы пренебрежительно называем «колбаса». Вот и прикрой их, если они так растянулись. Каждый из них спешит на свой аэродром.
А «мессершмитты» на высоте поджидали именно этих минут беспечности. Они вывалились из-за облаков несколькими парами. Их восемь, нас шесть. Вступать с истребителями в драку им ни к чему, им цель нужна поважнее. Я понял их тактику с первого захода. Они сразу полезли на отставших бомбардировщиков.
Мы с Бережным бросились «мессершмиттам» наперерез, стреляя в упор. «Мессеры», выйдя из атаки, взмыли к облакам. Один с дымом потянул на запад, сопровождать его отвалил еще один.
Я проводил их взглядом с усмешкой - теперь осталось шесть, и нас тоже столько. Ведь там, под облаками, наша четверка: больше их сюда не пустят, навалятся сейчас. Но, посмотрев вокруг, под облака, я не обнаружил там ЯКов. Где же они?
В трудную минуту мне не раз приходилось искать тревожным взглядом товарища, как, впрочем, случалось в бою кому-то искать и меня. Но исчезновение нашей четверки из виду сейчас, уход за облака - это глубоко встревожило меня. Бомбардировщики, заметив опасность, растянулись еще больше. «Мессершмитты» снова падают на них с высоты. Не на нашу пару истребителей. Чтобы сбить кого-нибудь из нас, им необходимо повозиться, а одиночный бомбардировщик - верная добыча. Это мы знаем. Потому бросаемся от одного к другому, подставляем свои машины под удар, стреляем - лишь бы сорвать их атаку. Вот один пошел колом в землю, и сразу же «мессершмитты» отвалили, оставили нас в покое. Видимо, жертвой стал ведущий.
Мы с Бережным, проносясь над бомбардировщиками, пересчитываем их, не доверяя своим глазам. Все целы! Как нам удалось защитить их? Трудно самим поверить в это. СУ-2 возвращались домой. Переправы были уже далеко позади. Небо в тихих облаках и голубых проталинах. Земля в майской зелени. А я, чем ближе к аэродрому, тем становился злее.
На войне, оказывается, бывает так же, как и в жизни. Мы с Бережным невероятным напряжением сил защитили бомбардировщиков, а в донесении будет фигурировать шестерка, «надежно прикрывшая»…
Такого прощать нельзя! Сопровождение бомбардировщи ков требует тоже своих твердых правил и законов. Их надо знать и соблюдать. Без этого перебьют их, как куропаток. Уже скрылись вдали белые горы, черные тучи дыма. Но они стоят перед глазами. Они заставляют думать. Там сражение только разгорается. Новые бои потребуют от нас новых подвигов. Четверка уже дома. Летчики все вместе поджидают нас.
- Чего ушли за облака?
Я водил группу, я отвечал за бомбардировщиков. Я имею право спрашивать, переполненный напряжением боя. Старший четверки озирается на своих товарищей. Он, конечно, хочет, чтобы говорили все. Ему нужна поддержка.
- Искали «мессеров».
- И нашли?
- Что-то не попадались.
- А своих бомбардировщиков на обратном пути видели?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131